ОглавлениеНазадВпередНастройки
Шрифт
Source Sans Pro
Helvetica
Arial
Verdana
Times New Roman
Georgia
Courier
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Владимир Карнаухов, 2018
ISBN 978-5-4490-0767-4
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Диктует город улицами строки…»
Диктует город улицами строкиНа афоризм весёлого луча.Из века в век забытые дорогиВсё дальше тянут новые дома.Душа же больше на аллеях парка,Где Лермонтова бюст как знак,Где нам даётся тайная подсказкаНе примерять на повседневность страх.Где купола читают наши мыслиИ позолотой радуют глаза,Где от молитвы стираются границыС осознанным течением добра.Где вал страхует прошлые набеги,И весь простор зов памяти хранит,Когда качался город в колыбелиПод скрип дубов и шелест тихих лип.Его покой в несметной череде,От ложных благ стеной отгородиться,Чтоб каждый мог на пензенской землеЗа мать и за отца своих гордиться.
«Минуя прошлое, не ждите обновлений…»
Минуя прошлое, не ждите обновлений,Года – репертуар нашей судьбы,И если кто-то хочет исправлений,Раздробленную память собери.Законы восприятия туманны,И образы как всполохи в ночиПроносятся путём обманнымРаспавшимися звеньями в цепи.Многострадальны жизненные вехи,И души наши там повреждены,И лечат их сегодня наши дети,А внуки продлевают наши дни.Нам больше надо быть сентиментальнымиИ не казаться странными на вид.Тогда и прошлое отрывками печальнымиНе заморочит горечью обид.
«Сколько выронит небо, столько примет земля…»
Сколько выронит небо, столько примет земля,И смотреть надо будет по лицам,Из кого же идёт на весь свет добротаИ кому надо нам помолиться.Не исчезнет душа из смертельных объятийТам, где дружеский шаг поспешит,Где сложнее всего вырывать из проклятий,Кто уже отчуждением страшит.На сердечном рубце отрицание, страх,Ещё глубже физической боли,И все ценности жизни, что на птичьих правахРазлетаются вмиг с чьей-то воли.Оглянулись и мы, попросили прощенияУ того, кто несёт доброту в этот свет.Да прибудет имя твоё как явление!Со значением веры нести за нас крест.
«Всё больше сердце манит тишина…»
Всё больше сердце манит тишина.В пригоршне отчаяние и бунт,И я иду туда, где добротаВоздействует хотя бы пять минут,Где склонен парк к моим противоречиямИ не мешает высказаться вслух.Где с Божьей помощью остатки человечностиЯ принимаю с его чутких рук.Где собеседник – скромное раздолье,Где с родиной пока ещё на ты,И лечит свежесть от душевной скорби,И возвращает в жизнь от тишины.
«Солнцем нарисованный букет…»
О.К.
Солнцем нарисованный букетВ твоих руках, девочка моя,Улыбайся, мой ясный свет,Я дарю его для тебя.Победа над временемДаёт нам с тобой желание,Мы с редким наслаждениемВ обоюдном сегодня понимании.Любовный шёлк нежен,Искусство изменять мирНами обогащён и поддержан,С букетом, нарисованным одним из светил.
«Роскошь – любить и быть любимым…»
Роскошь – любить и быть любимым,Музыка с небесным значением,Полёт с направлением единым,С неограниченным душевным свечением.Мягкость побеждает силуБез формул и сложностей,Ведёт по щекастому и злобному мируС трогательной возможностью.Любовь – на жизнь ближе,Чем уважение с клубничной начинкой,И она физически горы движетС одинаковой трудностью половинки.Вместе живущие один раз,С прочным интересом во всех делах,Не создаём богемный антураж,Выраженный на шальных деньгах.Своё богатство носим в себе,Наполняя музыкой небесного значения.В почтовом ящике нашей судьбыЛежат письма нашего местоимения.Он и она, для полёта с единым направлениемПредоставляет нам любовный порыв верный,С неограниченным душевным свечением,С роскошью чувственной, необыкновенной.
«Поговорили с осенью о ней…»
Поговорили с осенью о нейКак два хороших знакомых со стажем.Она всегда выносит мой хлам с душевных аллейС опавшими листьями и экологическим саботажем.Её любезности – в откровении холодного дождя,Мои – в тёплых строчках стихотворения.В наших характерах есть опасная черта —Доводить себя до небесного столпотворения.Наши встречи приносят много интересного,Лишённые границы предполагают возможности,Беспокойство силы будоражит душу грешногоИ её эволюцию мятежной тревожности.Она пахнет печалью и свежестью,Печаль предугадывает предсказания,И мы с одинаковой душевной смелостьюИдём друг к другу на очередное свидание.
«Поцелую тебя я спящую…»
Поцелую тебя я спящуюНа остатке нашей взаимности,Ты была в эту ночь настоящая,Освобождённая от примитивности.Я теряю тебя с сожалением,Ты моя духовная смерть.Жизнь как рукопись с изменением,Нельзя вычеркнуть и стереть.Оправдание – черта слабости,К сердцу приставленный пистолет,Я нажал на курок от усталостиВ унизительный свой побег.Поцелую тебя я спящуюИ закрою за собою дверь.Я стрелял в тебя настоящую,В тупике, будто загнанный зверь.
«Поле брани – возрождение России…»
Поле брани – возрождение России.Поколение, потерянное под завалом прошлого.С призраками на брудершафт пьём от бессилия,Закусывая фабулой нашего содержания хорошего.Надо герб подвести под идеологию волшебства,Будем восстанавливать стандартизацию культуры.Геноцид резал серпом и разбивал молотком сердцаС хирургической точностью прокуратуры.Покосившийся забор времени латать руками добровольцев,Выпиливая опять звёзды вместо спасительного креста.Раньше это делали окрылённые комсомольцы,За безбожную пятилетку ломая веру в Христа.Фантастический вымысел признавать как истину,Больше шансов находить и вдыхать славу.Возрождение России даётся через воистину,Как путь русский, народный, выстраданный по праву.
«На Новый год ладонями похлопать…»
На Новый год ладонями похлопать,Чтобы мечта в пространстве ожила,Чтоб, хрупкая, она могла работатьНа благо нам для счастья и добра.На высоту души обогатить миры,В которых мы бесстыдно исчезали,И попросить прощение виныУ тех, кого мы чем-то обижали.При лунном ужине с мерцающим огнёмПоздравить всех, кого мы любим,Молитвой обнадёживать свой дом,Чтоб никогда он не был скуден.На ветках ёлочных нечаянно найтиСвой шар с улыбкой дружелюбнойИ в Новый год с ней радостно войти,С такой же встречной, обоюдной.
«Под капельницей паллиатива…»
Под капельницей паллиативаСосредоточен мой аппетитЗаодно с интригующим корпоративом,Там, где неприлично мужской дефицит.Предновогодние дни всегда под парусом,Поле битвы – праздничный стол,Вот и думай, пока ещё не под градусом,Где гавань ласковых волн.Там, где сказочная ёлкаИ с изумительной фигурой хозяйка,Но её любовное дерзновение так ёмко,Что срывается напрочь гайка.Или в ритме неудержимого танцаБыть на короткой ноге со всеми,Где кубизм вечного испанцаРаскроется в полной мере.Всё же дороже внутренний покой,Обволакивающий свет свечи,Бутерброды с красной икройИ телевизор в новогодней ночи.Под капельницей паллиативаСосредоточен мой аппетит,Есть, конечно, альтернатива,Но новаторство мне вредит.
«Дышит река волной холодной…»
Дышит река волной холодной,Неприветливая в течении своём,С особенностью свободной,С берегами, подмалёванными с обеих сторон.Она не задерживается на действительности,Жизнь человеческая для неё пуста.Выловят вояжёра от легкомысленности,Когда-то утопшего от вина.Замысел водный, впечатление всегда,Будь то на Волге или на Суре,Общение с вечностью без языка!Лицезреть её, сидя на золотом песке.Но сейчас стихия омрачена,Ослабел мороз до дыхания волн,И течёт с особенностью свободной река,С берегами, подмалёванными с обеих сторон.
«Синдром ангела – оберегать…»
Синдром ангела – оберегать,Транквилизаторы заоблачных дозС врачебной этикой выдавать,Снимая рецептурный вопрос.Там, где мы встречаемся, тишина,Палец к губам – предупреждение,Чтобы не произносить зря словаС мучительным произношением.Моя вера бывает надломленной.Супостаты тьмы под личиной,Ищу выход в среде межкомнатной,Разрывая ворот на горле мнимый.В хронологии нет последовательности,Душа выцветшим цветкомЗажата в тисках злободневностиМежду наковальней и молотком.И тот, кто придёт первым:Ангел или скверный супостат —Решается кем-то одновременноНа пути выставленных мне преград.
«Вы по столицам, а я всё по задворкам…»
Карнаухову Ю.
Вы по столицам, а я всё по задворкам,Стихи читаю за углом, в пивной,Где платят люди не монетой звонкой,А русской в хлам загубленной душой.
Вы по столицам, а я по переулкам,Дворовой псине делаю поклон,Жаль, что в её оскале мило-жуткомЯ вижу всех своих любимых в прошлом жён.
Вы по столицам, а я в пустой квартире,Сметаю строки на бумажный лист.Высиживая, как тот пингвин на льдине,Созвучный мне по крови дрянной стих.
Вы по столицам, а я в зелёный бор,Напьюсь до дури свежего раздолья,С попутчицей налажу разговорИ приглашу на винное застолье.
Вы по столицам, пора уже вернуться.Я задаю мучительный вопрос:Когда же вам захочется коснутьсяВ своём краю цветения берёз?
«Досмотр сердца откровенен…»
Досмотр сердца откровенен,И, может быть, ещё живаТа сила соприкосновения,Потерянного торжества.Как руки потеряли сон,Не согревая больше имя,Когда одна из двух сторонНе обретает в душе мира.И в холоде осколков льдаЗахвачено противостояние,Где заблудившая слезаЗастыла каплей замерзания.Колючий взгляд звезды ночнойНакроется седым рассветом,И тот, кто станет вдруг чужой,Уйдёт с зажжённой сигаретой.
Февраль
Начнёт кружить нам головы,Небесный сыпать сор.На все четыре стороныМести метельный вздор.
Охватит с увлечением,Накрутит снег столбом,Где полным обозрениемПройдётся в голубом.
И будет констатироватьПоднятием руки,Кого сугробом миловать,Чью местность занести.
Так было, так и будет,Лишь только у воротЕго коней разбудитЗемной коловорот.
«Жизненная липа зафиксировала аборт…»
Жизненная липа зафиксировала аборт,Слёзы застыли в номенклатуре страха.Он принёс ей в больницу бисквитный тортИ от жены выкраденную ночную рубаху.Ей было неполных восемнадцать лет,Ему тридцать четыре, выработанных по полной,Для него она была связь и очаровательный предмет,Для неё – самый любимый и подлый.На правах единственного и возлюбленного персонажаОн появился на одной из выставок всемирного масштаба,Где она с подругой от необыкновенного ажиотажаСмотрела Рафаэля и мало что понимала.Он возник уверенным, неженатым и внимательным,Прошёлся по уже простуженному сердцу обхождением,Манипулируя Рафаэлем как чуть ли не своим приятелемВ эпоху великого Возрождения.Тут же квартира сослуживца оказалась рядом и пустой,Подруга была отправлена в замешательстве на такси.Цена выставки стала сладкой и роковой,С дифирамбами, шампанским и обыкновенным «прости».Щупальца греха обволакивали их полгода,Он с лёгкостью тянул несовершеннолетнее тело на себя.Внезапно открылась его катастрофическая несвобода,Где по российским меркам была большая семья.Жетон, выданный на право беспечно жить,Просроченный, лежал в ворохе обречённости,Жена с выпученными глазами грозила его посадитьВместе с предательством и придуманной влюблённостью.Часы, проведённые девушкой в акушерском отделении,С незаконным выскабливанием человеческой плоти,Привели её к срыву и душевному потрясениюИ вновь открывшемуся кровотечению к ночи.Ей было неполных восемнадцать лет,Ему тридцать четыре, выработанных по полной.Он через неделю узнал, что её больше нет.Самый любимый и подлый.
