Откройте… Стихи на стене

© Ольга Ленц, 2017

ISBN 978-5-4490-0599-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Откройте…

Откройте! Откройте!
На Вашем пороге стою я сто вёсен
И тихо стучу.
Я Вас умоляю, чуть дверь приоткройте.
Мне скоро в дорогу:
Вас видеть хочу.
И с чёрного хода,
И в дверь запасную,
И в тёмные окна, и в лаз для собак —
Готова на всё я!
Впусти, ради Бога!
Не всё ли равно, кто из нас виноват?!
Я знаю – ты дышишь в своём бастионе
И топишь камины в холодную ночь…
Прости меня, слышишь!
Себя проклинаю за то,
Что не в силах тебе я помочь.
Ключи потеряла в весеннюю слякоть
На скользком мосту,
Оступившись слегка.
Но я не хотела, я не понимала…
Как ловко засовы укроют тебя.
Откройте, мой лучший,
Мой самый любимый,
Моё покаянье,
Откройте сейчас…
Сто вёсен минуло,
Мне скоро в дорогу.
И страшно исчезнуть, не видевши Вас…

Ему

Мой старый заброшенный парк с облетевшей листвою,
К тебе не писали стихов, не искали дорог.
А мне так бездумно легко и спокойно с тобою,
А ты от холодных людей, как от стужи, продрог.

С деревьев твоих опадают увядшие строчки —
Десятки страниц для уставших скучающих ног.
И новые главы раскроют весенние почки,
И смехом детей наполняешь ты старый чертог.

Тебе, как иконе святой, я молилась ночами.
В твоём обелиске искала забытый завет.
Мне мрак освещал ты листвою, зажжённой свечами,
Здесь детство моё заблудилось на тысячу лет.

Мой старый заброшенный парк с облетевшей листвою —
Мой храм одинокой души, опустевших сердец.
И в вальсе осеннем, кружась, умирает с тобою
Любовью отравленный, листьев палящих венец.

«Последнее из памяти роняя…»

Последнее из памяти роняя,
Притрагиваясь к прошлому неслышно так,
Как, бисерной капелью опадая,
Минуты ветхие считают лишнее.

И вроде бы не страшно не домыслить,
Опутать красноречием прошедшее.
Да только от ошибок ненавистно
Теряется строка, меня нашедшая.

И если от надуманных исканий
Соскучится за чувствами творящее,
Я топкими тропинками мечтаний
На память всем оставлю настоящее.

Однажды

Однажды в ладони зачерпну я небо,
И в глазах у весны запылают два солнца.
Однажды в объятья на миг твои мне бы.
И облака сквозь пальцы, как птицы, у ловца.

Однажды в твои карие вернуться вновь,
Да в песне на рассвете – чувства от высоты.
Однажды на моих губах остынет кровь,
И на все цветы, лица – лики темноты.

Однажды и ты протянешь в меня мосты…
От тебя до меня долгие сотни мыслей.
Однажды – в момент. Да ты не я, я не ты.
Её небо в руке твоей, а мне впредь смелей…

Однажды, да прямо в небо к ней,
Близко ли?

«Ах, если дадут мне жить вечно …»

Ах, если дадут мне жить вечно —
Я стану с травой говорить,
Я буду светла и беспечна,
Я буду кукушек дразнить.
Но если вам вечности жалко,
Не стану печалиться я.
И буду прозрачной русалкой,
Не буду бояться огня.
Я стану отчаянной птицей
И буду свободу любить,
Над домом с оконцем кружиться,
С ветрами безумье ловить.
Ещё непременно я стану
Зарёю в промокшем лесу,
А ночью я в звёздах растаю, —
Тепло и цвета унесу.
И снегом нетронутым первым
Укрою дороги и пруд,
И дети, катаясь на санках,
Меня по щекам разотрут.
Я стану плакучею ивой,
Чтоб тихо грустить у воды,
Чтоб бредить касанием ливней,
Которые смоют следы.
И буду рождаться я снова
Девчонкой немного смешной.
Не надо мне вечности вовсе!
И так говорю я с травой.

«Я знаю…»

Я знаю…
Ты слышишь, как осень ютится на выпуклых крышах
И капли роняют скрипучие окна и жёлоб,
И небо по каплям стекает на полог асфальтный,
И пахнет смирением.
Я знаю… смирение опутает всё сквозняками,
Холодная поступь продрогшие мысли истопчет.
А осень на крышах, развесивши памяти простынь,
Рисует прошедшее в новых цветах и картинках.
Поблёкших желаний кончается узкая плёнка,
И мир замирает в последнем скачке диафильма…
В нём осень, исполнив прощанье,
Простит нам усталость,
Промокшую рванность зонтов
И изломанность жизни.
Я знаю… смирение такое уже не оставит,
И осень, у всех отобрав, мои тайны добавит
В туманные дни, в забродившие ягоды вишни.
Я знаю…

Посвящение С. Есенину

«Топи да болота»,
Тени да кресты…
Страшно почему-то,
Что предстанешь ты
Среди этой мути,
Стоя на краю.
Постигая сути,
Я судьбу пою.
Средь могильных прерий,
Завернувшись в плед,
Я брожу без целей
Уже много лет.
И твои простые
Бормочу стихи,
Словно всей Стихии
Заклинатель ты,
Словно за словами
Встанут и придут
Те, кто под крестами
Схоронился тут.
В этой вязкой тине,
В русле мёртвых рек
Мы с тобой отныне
Связаны навек.

Цирк уродцев

Там страшный есть факир,
Который брызжет пламя
Прямо тебе в лицо,
Как меткие плевки.
И плащ его слепит,
Как огненное знамя, —
Толпу зевак зовёт
На адские круги.

Там гадкий клоун есть
Со страшною усмешкой,
Который радость пьёт,
Как сладкий эликсир.
И счастье заменив
Угрюмой головешкой,
Он ведает мечты
И их лишает сил.

Там жалкий есть горбун
С глазницами пустыми,
Который просит в дар
Лишь пару медяков
Затем, чтоб вставить их
В отверстия и ими
Провидеть сотни бед
Для добрых дураков.

Там танцовщица есть
С прекрасною улыбкой,
Молящая скорей
Припасть к её устам.
И тех, кто поцелуй сорвёт,
Под звуки скрипки
Чума сопроводит
К пустующим гробам.

Ещё там есть сатир
С ехидною гримасой.
Агонии людской
Он рифмы создаёт.
И накрепко связав,
И ею опоясав,
В ладони и ступни
Верёвки вам вобьёт.

Таинственный сад

Легенда одна мне досталась в наследство от предков
О дьявольском месте, где наши хранятся мечты.
И тот, кто сумеет коснуться обугленных свитков,
В награду получит всё то, чем владеют они.

Таинственный сад, окружённый бездонной лагуной,
Дорога в который ведёт через призрачный лес.
Найти путь туда сможет тот, кто пойдёт ночью лунной
За тем, что не дремлет, за тем, кто бесследно исчез.

На самом краю, у обвала последней ступени,
Пред чащей лесной, обернувшись три раза вокруг,
Заклятье сказав, должен каждый припасть на колени
И кровью своею задобрить всезнающий дух.

Как только почувствуешь губ ледяное лобзанье
У самого сердца, а стон умерщвлённых ветвей
Направит тебя сквозь туман принимать наказанье,
Как знак испытаний в честь ордена древних теней,

Ступай и не бойся, иначе опутают страхи,
Повяжут и скрутят в оковы иллюзий своих,
И выпьют всю жизнь, и наполнят всё плотское прахом,
Никто не узнает последних мучений твоих.

А если решился и сделал свой шаг неумелый,
Не вздумай назад обернуться, себя пожалей.
Из тех, кто живёт в сожалениях, Мастер умелый
Ваяет прекрасные лики могильных камней.

Пройдя мёртвым лесом, достигнув бездонной лагуны,
Забудь тех, кто дорог, кого больше жизни любил,
Иссякнув до дна, ты легко перейдёшь гладью лунной,
На берег заветный, где Дьявол мечты поселил.

Ликуй, победитель! Ты черпаешь счастье по праву.
Теперь ты свободен, тебе не тащить больше крест!
Как жаль, что достанешься Тёмному ты на забаву —
Никто не вернётся из Богом покинутых мест…

Не входи!

Никогда не входи,
Если двери слегка приоткрыты.
Не тревожь своё сердце,
Напрасным надеждам не верь.
Никогда не входи,
Если разум не ищет ответы,
Если совесть чиста,
И тобою согрета постель.

Никогда не входи,
Если чувства пылают кострами,
И дверная завеса
Скрывает надёжней стены.
Никогда не входи,
Если засветло не приглашали,
Без случайных звонков…
Лучше двери плотней затвори.

О любви

Он ей говорил: «В пять…
Ты лазала на верхушки деревьев,
Кидалась грязью, совсем не умела прощать,
Прощаться, подолгу скучать.
Капризная, как любая единоличница.
А взрослые все вокруг утверждали,
Что, когда в школу пойдёт,
Будет хулиганка и двоечница. Не пара,
Мой глупый упрямый койот».

Она ему говорила: «В шесть…
Ты был мальчик-правильность,
Небесный агнец, а так хотелось,
Чтобы подлец и засранец
И чтобы все увидели наконец!
А взрослые наперебой утверждали —
Когда станет взрослей и смелей,
Будет опорой, такой-то красавец! Не пара.
Мой кудрявый злодей».

И сразу расстались.
Она в огромных бантах,
Коленки в траве, как в зелёнке,
Сандалик, растоптанный пяткой, и
Жёлтые гольфики всмятку, и
Взгляд непривычно больной.
Он… от него ей остались:
Глаза в пол-лица, улыбка, осанка
Такого паяца, что тоже
Хотелось смеяться от счастья,
От вида простого пальца,
пялиться на него…

Прошёл год и ещё пару лет,
И огромная бездна без дна…

Она одна… научилась скулить и бояться,
Перестала себе улыбаться, тупица.
Получала сплошные пятёрки,
Таскала огромные раны и ранцы,
В них тыкали и ковыряли лжецы.
Стала примерной и смирной
Для всех. Дурной, огорчённой,
Строптивой – внутри,
Постылой, пустой.

Но жизнь по-другому решила.
И Он появился, родной.
Нет! Вначале…

Чужой, повзрослевший и смелый,
Красивый и остервенелый.
И кровь закипела. По венам
Другая мечта растеклась,
Врезалась со стуком и треском,
Брала все преграды и
Резко впивалась в виски.
А глаза их тайно ловили свиданья.
Обиды и воспоминанья
В стальные сжимали тиски.

Её Он забрал себе даром.
Без спроса, с пожизненным правом.
А Ей показалась кошмаром
Вся жизнь, без него и любви.
А взрослые все утверждали:
«Не пара!» – и к небу взывали.
«Не пара! Не пара они!
Она не достойна печали,
А Он не рождён для печати,
Пора это всё прекращать им.
Ведь недалеко до беды».

И надо ж такому случиться,
И длиться, и с вечностью слиться.

Со взглядом голодной волчицы
Она охраняла следы.
Он всюду за ней волочился
И тыкался носом в ключицы,
Она помогала забыться,
Родиться, постигнуть всю суть.
Шептал ей щекотно на ухо:
«Ты только моя, кроха,
Моя роковая дорога,
Единственный верный мой путь».

«И снился палачу один и тот же сон…»

И снился палачу один и тот же сон,
Что живы все, кого казнил он.
Они приходят в пламени горнила
И говорят, что будет с ним потом,
Когда насытятся его земные боги,
Накрошатся голов, напьются сил,
Тогда к нему сведут по шатким доскам
Всех тех, кого когда-нибудь любил.
А те заглянут в прорезь капюшона,
Затем узнают силу рук родных;
Не станут поднимать голов своих,
Чтобы палач смог избежать позора.
А осень раскидает сквозняки.
Листвой укроет, как лоскутным пледом.
И станут утром сны казаться бредом,
В который верят только дураки.

Герои этого времени

В начале века, как в начале пустой комнаты:
Сгущаются сумерки и не видно очертаний.
А где-то у окна стоит одиночество,
Докуривает трубку и глядит как Вий.
Я в дверях переминаюсь с ноги на ногу,
Виновато опускаю ресницы, морщу прелести, скалю веселье, —
Как будто назначено было на прошлую пятницу,
А состоялось вот только теперь, в воскресенье.
За окном мир охвачен войной и осенью.
Пригубили мы, что ли, из «божьего» копытца?
Хочется вернуться домой без проседи
И на все засовы закрыться…
По Конституции нужно бороться,
По Писанию стоит смириться.
Скоро на столбах вместо объявлений – опавшие листья,
Туман спрячет контуры, прохожие – лица.
А мне предсказано опереться на плечо подлеца,
Чтобы к зиме опериться или вылупиться из яйца,
Точно хищная птица. Облететь весь Земной, как вокруг венца,
И в саване снежном забыться.
В начале века, как в начале осени:
Все чувствуют холод и кутаются в мечты,
Каждое предложение о будущем содержит «если»,