Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Р. В. Рудин, 2016
ISBN 978-5-4483-5065-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Предупреждение об авторских и смежных правах
© Р.В.Рудин, 2014
Все персонажи и события, описанные в этой книге, являются вымышленными. Любое сходство с реальными людьми, живущими или умершими, является случайным совпадением, за исключением тех случаев, когда данные лица являются общественным достоянием или находятся в процессе необратимой медийной или культурной мифологизации, или этот процесс завершен, и медийные или культурные образы, ставшие неотделимыми от этих лиц, превалируют в общественном сознании над тем, кем эти люди являются на самом деле.
Все права зарезервированы. Никакая часть данной публикации не может быть передана посредством каких бы то ни было средств связи, воспроизведена, или сохранена с целью дальнейшего воспроизведения ни в каком виде и ни в одном из типов хранилищ без предварительного письменного разрешения правообладателя, за исключением коротких фрагментов, используемых для цитирования. Никакая часть данной публикации не может быть подвергнута тиражированию ни в каком виде переплета и ни под какой другой обложкой, кроме тех, что использованы для настоящего издания.
Лотреамон
В самом начале века, когда еще не был запрещен интернет, мне в руки попалась любопытная работа неизвестного изобретателя, который утверждал, что сконструировал устройство, позволяющее перемещать небольшие однородные предметы на неограниченное расстояние, используя существующие линии связи.
В своей статье автор подробно описывал принцип действия этого устройства, приводил чертежи и сообщал, что первые испытания прошли успешно: ему удалось переместить серебряный слиток весом в десять граммов из своей лаборатории во Франции в такую же лабораторию, находящуюся в Аргентине. Атомы серебра превращались в преобразователе в потоки свободных электронов, протонов и нейтронов и передавались по проводам в такой же прибор на другом конце света, где вновь преобразовывались в атомы.
Системы уравнений, описывающие процесс, занимали несколько миллиардов страниц, и я не представлял, какой гений мог успеть исписать столько бумаги.
Когда через несколько лет к пружине научно-технического прогресса добавилось еще несколько витков и стало возможным перемещать таким образом изготовленные из разных материалов товары, интернет-торговля достигла своего апогея, а уровень благосостояния стал измеряться размерами личного преобразователя.
Процесс перемещения предметов, ранее занимавший годы (Лотреамону потребовалось десять лет, чтобы переправить свой серебряный слиток в Аргентину), стал длиться часы, а потом и секунды с изобретением новых передающих технологий.
После того, как Лотреамон стал самым богатым человеком в мире, он стал вершить его судьбы.
Преобразование предопределило появление нового феномена – составления. Исчезла необходимость перемещать элементарные частицы на расстояние, поскольку был открыт способ составления любого предмета из элементов, имеющихся повсюду. Так груды металлов, полимеров и прочих материалов превращались за считанные секунды в автомобили, микроволновые печи и холодильники.
Всемогущий Лотреамон объявил о начале постинформационной эры в существовании общества.
Вырабатываемая человечеством энергия, используемая для работы составителей в глобальном масштабе стала приближаться к объему затрат на освещение, отопление, движение всех видов транспорта, поддержание жизнедеятельности и производство всех видов товаров, включая составители.
Еще несколько лет потребовалось, чтобы эти процессы стали анахронизмом и вся энергия стала использоваться для составления.
Закон сохранения материи получил добавление в виде Теоремы Лотреамона, согласно которой материя существует в виде информации.
После того, как я впервые прочитал статью Лотреамона, прошло десять лет, и великий изобретатель объявил о первом удачном преобразовании живого объекта. Подопытной крысой стал сам Лотреамон, впервые за все эти годы явившийся широкой публике на одной из арен Буэнос-Айреса, стоя спиной к восторженным зрителям и не показывая им своего лица.
Еще спустя некоторое время вся вселенная была представлена в виде математических уравнений и подготовлена к преобразованию или составлению.
Лотреамон объявил, что стал Богом. Каждое мгновение он создавал новые вселенные на месте старых, где мироздание изменялось, подчиняясь одному ему известным законам. По-прежнему никто не видел его лица и вскоре все перестали произносить его имя. Теорема, добавленная к закону сохранения материи, стала называться просто его второй частью. Совсем недавно великий изобретатель запретил интернет, и теперь можно только догадываться, чем он сейчас занимается. Скоро все забудут о реальном положении вещей, и самое великое изобретение нашего века станет еще одной легендой.
Песни Мальдорора
Прогуливаясь по набережной, я был застигнут внезапным дождем и спрятался в магазине сувениров. Благодушный хозяин напоил меня горячим кофе и предложил выбрать что-нибудь себе на память. Меня привлекла книга, на которой золотом было выдавлено название – «Песни Мальдорора», – и картина, изображавшая бесконечную шахматную доску. Я понял, что где-то на витрине должны быть и шахматы.
Дождь зарядил надолго, и хозяин предложил мне сыграть партию. Он сказал, что у него нет белых фигур – незадолго до моего прихода он продал их кому-то вместе с доской – но у него осталась висящая на стене картина, и мы могли бы разыграть партию в уме, объявляя свои ходы вслух.
Надо отметить, что до того момента, как я был застигнут дождем, я как раз размышлял над моей партией с Сарагосой. Мы отложили ее еще на один день, на доске по-прежнему оставалось много фигур, и после такого предложения мне стало немного скучно. Всегда и везде каждый считал своим долгом сыграть со мной в шахматы. Наверняка, хозяин узнал меня по фотографиям из газет и горел желанием поделиться затем впечатлениями и бахвальством со своими приятелями.
Я согласился с условием, что мы разыграем Староиндийскую защиту, а не Испанскую, как в моей отложенной партии с Сарагосой.
Существовали разные версии того, почему именно Мальдорор был выбран местом проведения матча. Может быть, это было сделано умышленно, потому что чемпионом был я и помочь Сарагосе могли только стены, но скорее всего причиной стало известное всем пристрастие Маркеса, Почетного председателя шахматной федерации, к звучным названиям и странным поступкам, словно собственной славы ему было мало. Говорили, что в его родовом поместье близ Кали в Колумбии есть зоопарк, а из Индии он привез себе слепого белого слоненка, которого назвал Борхес.
Мы начали играть, и хозяин надолго задумался, уставившись взглядом в картину на стене.
Мне этот город сразу показался необычным, но я все никак не мог понять, что в нем было странным, хотя провел в нем уже три дня. Сначала я подумал, что дело в многочисленных неправдоподобных слухах, ходивших про Мальдорор. Например, говорили, что у его жителей существуют различные нелепые предубеждения, вроде табу на имена, начинающиеся с гласных звуков. Первым делом, приехав сюда, я полистал телефонный справочник и не нашел этому подтверждения.
Другой нелепицей были заявления газетчиков о том, что жители этого города всегда ели в одиночестве, потому что употребление пищи считали неприличным. Однако в отеле, где я остановился, был ресторан и там готовили довольно вкусно, хотя повар мог быть приезжим, а спросить об этом у персонала отеля я почему-то не решался. Но вот сегодня хозяин лавки, сосредоточенно размышлявший над своим ходом, угостил меня кофе, и я забыл о своем абсурдном подозрении.
Он объявил шах моему королю, и я улыбнулся его смелости, принимая жертву. Однако через несколько ходов я понял, что недооценил противника и тем самым поступил опрометчиво. Еще какое-то время я сомневался в своей догадке и надеялся, что он не видит моего отдаленного проигрыша, но это оказалось не так.
Когда все было кончено и я отвел свой взгляд от бескрайней доски, я спросил, как его зовут. Он ответил, что в Мальдороре не принято называть свое имя, но мне он скажет, потому что, во-первых, ему было известно, как зовут меня, и, во-вторых, его имя всегда знал Сарагоса, который был здесь за несколько минут до моего прихода.
Я понял, что Сарагоса тоже потерпел поражение от хозяина лавки сувениров, потому что у него была забавная привычка забирать с собой и сжигать шахматы, которыми он проигрывал.
Сейчас он, наверное, по обыкновению задумчиво смотрит на догорающие обломки коней и слонов, а я, наконец, начинаю понимать, что слишком долго гляжу на эту картину. Дождь уже давно закончился, хозяин в комнате, скрытый от моих глаз, гремит посудой и, судя по всему, зачем-то хочет остаться один. Поэтому я не приму его предложения сыграть, а куплю у него книгу со звучным названием на память о Мальдороре, где наверняка оставлю свой чемпионский титул, потому что больше никогда не буду играть в шахматы, хотя бы и в отличие от бедняги Сарагосы, у которого теперь будет такая дорогая и такая бесполезная корона.
Дворец императора
Послушай, – сказал мне Вэй Шуань. – Я написал это сегодня:
Я так и не смог добиться от Вэй Шуаня, чтобы он перестал выдавать стихи придворных поэтов за свои собственные.
Время от времени кто-то из нас приглашался на аудиенцию к императору и читал свои произведения. По ряду причин я заключил, что нас, придворных поэтов, было несколько.
Дворец был огромен. Я жил в его восточной части и всякий раз, когда я пытался проникнуть на соседнюю территорию, путь мне преграждали стены или суровые стражники. Мне запрещалось иметь бумагу, покидать дворец, разводить голубей и ненавидеть императора. Поэтому я позволял осам строить гнезда вокруг моих окон, все стены комнат, где я обитал, были исписаны рисунками, в которых я спрятал от императора мои настоящие сокровища, и каждую ночь я вырывался из дворца в своих снах.
Он знал, что, если будет возможность, я его убью, но только смеялся надо мной и читал строки из моего «Белого Тигра».
Конечно, были и другие узники. Им тоже запрещалось иметь бумагу; как и я, они тоже ненавидели Вэй Шуаня. Наверняка, они изобрели способ начертить или нарисовать свое сокровенное, и я не сомневаюсь, что император давно разгадал их тайнопись, потому что среди груд его собственных творений, обрушиваемых на меня каждую нашу встречу, порой попадались настоящие слитки золота, которые я складывал рядом со своими.
Каждую нашу встречу он придавал своему лицу особенное выражение – словно надевал маску – и даже сидящие рядом с ним придворные дамы, улыбающиеся и говорящие ему шутки на незнакомом мне языке, не могли заставить его эту маску снять.
Я представлял, как веселятся над моими четверостишиями Лу Минь, которая, как я слышал, выращивает у себя в саду декоративные растения, Кэй Дзи, мастер гончарного круга, и кто-то третий, кому я еще не дал имя. Может быть, существовали и другие, но по всей видимости они уже не надеялись выбраться из дворца, унеся с собой то, что утаили от императора.
Очевидно, так и возникла некогда иероглифическая письменность Японии и Китая, и всех деспотических империй Азии, откуда происходили неизвестные мне обитатели дворца. Наверняка и тогда существовал император, который подобно Вэй Шуаню стал причиной появления письменности для посвященных, где в одном знаке соединены осы и тигры, живущие в одном дворце и не замечающие друг друга.
Десятилетия прошли с тех пор, как я оказался среди их числа. Если бы я захотел, я мог бы бежать. Я знал способ с самого начала, и он знал, что я знаю. Но я предпочел остаться, потому что, когда впервые предоставился случай совершить побег из этой золотой клетки, я уже придумал свою письменность и надеялся, что возможность бежать мне еще обязательно предоставится.
Вот и теперь, благодаря отлучившемуся стражнику, я остался один перед открытой дверью, ведущей за высокую стену, окружавшую дворец.
«Побег, долгожданная свобода,» – вот о чем я думал все эти годы, слушая, как за окном гудят осы, и наблюдая, как они строят свои бумажные гнезда. Этой зимой я исписал всю бумагу, которую заботливые насекомые изготовили для меня, наелся их меда, а сейчас пойду дальше, вокруг дворца на север или на юг, разводить ос или разорять их гнезда, в зависимости от того, что сейчас делают Лу Минь, которая из тростника научилась делать папирус, Кэй Дзи, догадавшийся писать на глине, и кто-то третий, кому я еще не дал имя, совершившие побег из императорского дворца гораздо раньше меня.
