Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Наташа Денисова, 2016
© Оксана Денисова, иллюстрации, 2016
ISBN 978-5-4483-2982-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
неостывающая звезда
мама мыла рому,
шумного мальчика с россыпью солнц-веснушек.
во дворе падали сбитые дождем спелые вишни.
соседская собака лаяла на смешную лягушку,
меркуриевый чай остывал в алюминиевой кружке.
рома смотрел на деревья вокруг большие,
лунную пыль тревожили проезжающие машины.
и дома – как кометы,
воздухом пойманные за хвост…
через четыре лета рома пойдет в первый класс.
затем научится читать книги о том, как гагарин
все земное и смертное отвергает.
через пятнадцать зим,
за первой школой спрятавшись от холода в магазин,
одевшись в нелепый свитер,
рома будет ждать девочку с глазами аэлиты.
она не придет.
а через год
ему в руки дадут пулемет.
на дворе девяносто четвертый —
рассчитайтесь-ка на солдат и мертвых.
марсианское небо в дыму ночном
заменит беззвездный вакуум чечни.
на расстоянии выстрела он сравним
с горизонтом событий.
– ты представляешь, я видел,
как циолковского привязали к танку
и по грязи волокли!
что они сделали с нами, мама?
я чувствую, как во мне
проснулись все реки моей земли!
мама мыла рому.
и никак не могла вымыть из него, неживого,
свинец войны.
мама мыла рому,
мальчика, превратившегося в неостывающую звезду,
как половина мальчиков нашей страны.
образа
согласие с несправедливостью малой
есть согласие с несправедливостью любой.
вне времени существует место,
где христа до сих пор уводит конвой,
где люди с глазами вороньими
смазывают веревку мылом и подают есенину.
от окамененного нечувствия спаси меня.
мы идем по земле, будто мы не сильные,
словно сотворил ты нас безголосыми.
а снаружи москва так шумит осинами,
так шумит березами.
это здесь во тьме, это здесь тайком
прятали солнца свет
под красным скоморошьим колпаком,
это здесь конь блед
одного за другим сбрасывает всадников,
это здесь в сорок пятом
состарившихся сыновей
узнают по родинкам.
мать моя – огромная рыдающая юродивая,
в цветастой юбке от таймыра и до байкала.
знай же, женщина
с губами от холода смородиновыми,
я тебя никогда не предавала.
я была с тобой, когда голосила аврора,
когда смеялись неистово люди пришлые,
я была с тобой и в радости, и в горе,
словно мы друг для друга вовсе не лишние.
и сейчас же пусть бог услышит нас,
выключай свои электрические небеса.
очень просто теперь узнать русского —
такие у нас глаза,
словно с каждого списывают образа.
адам
если бы можно было творить из земного праха
деревья, удерживающие небеса,
ангела златые власы,
блуждающую звезду…
если бы можно было что-то иное —
вечер, запах грозы,
жар пламени —
разве срастил бы ты кости адамовы?
разве отпустил бы его из небытия?
кровь, сделанную из зари,
голос, срывающийся на крик, —
все ты ему отдал.
здесь, на земле,
маленьких детей так бросают в воду,
чтобы они научились плавать.
но, господи, слишком жестоко
разъединять сплавы.
не делай так никогда.
я слышу, как окликает меня адам
под этим шумящим солнцем.
я все время чувствую,
как меня вытаскивают из под его сердца.
я все время чувствую,
как меня вытаскивают из под его сердца.
пионерская клятва
я, юный пионер ссср,
перед лицом своих товарищей
клянусь: я стану тем, кто уцелел,
в стране, которая едва ли еще
вдохнет алого апрельского воздуха,
торжественного апрельского воздуха.
я возле нее
как около матери.
я стану лучшим в черчении,
в математике…
я клянусь горячо любить и беречь
свою родину,
когда она всех одноклассниц
растащит на подиумы,
в подворотни темные,
я клянусь запомнить глаза ее
не дешево-томными,
а пронзительно честными.
я пионер ссср,
и в истории место мне
уготовано там, за забором памяти.
я клянусь жить, учиться, бороться,
когда вы меня оставите…
вы – маркс, энгельс, ленин —
только имена
во взорванной вселенной
страны исчезающей.
и когда мы уйдем с товарищами
в девяносто четвертом на бойню —
я о вас вспомню.
если смерть отворит шлюзы,
и черная нефть ее крови
подступит к горлу —
я клянусь
выполнять законы пионеров советского союза,
я клянусь не считать его мертвым.
звезды над этими флагами
есть вещи, от которых не принято сходить с ума.
так странно, что из детей вырастаем мы.
странно, что мы терпим себя,
свыкаемся с собой, будто с новой одеждой,
совершенно равнодушные, совершенно не нежные.
все это – как цветение души, и то,
что цветения неизбежнее.
запах реки разливается
как только ты распахиваешь глаза.
ты несешь в себе серебро всех встреч и разлук,
тихий голос какого-то случайного человека из метро.
что-то трепещет внутри, будто взведен курок,
и каждый шаг приближает к выстрелу.
бывало, лет в десять стоишь на висячем мостике,
внизу бежит псекупс.
так шумит, что закладывает уши.
и ты не знаешь, что будет лучше —
остаться здесь и слушать,
или уехать к чужой воде…
но только навсегда, обязательно навсегда.
все эти книги о том, что каждый из нас солдат
невидимой войны без ружей и автоматов,
о том, что только лишь сердце свято,
и оно выведет тебя из любой тьмы…
зачем эти книги читали мы,
именно мы?
у меня есть белое платье, белое от зимы,
есть какая-то далекая спрятанная тишина,
и молчание мое, как неопалимая купина,
бережет меня от бога этого мира.
и если спросишь – во что я теперь верю?
я отвечу – «мы играли вам на свирели,
и вы не плясали, мы пели вам плачевные песни,
и вы не плакали…»
звезды так…
так незаметны над этими флагами.
солярис
мы слушаем, который год слушаем
как медленную симфонию,
вместо сообщений по радио, звонков телефонных
огромный шумящий океан.
там, на земле,
наши одноклассники женятся на хороших девушках,
они рожают им красивых детей.
дети ждут, когда божья коровка
принесет с неба хлебушка,
а на небе только мы и звезд рой.
мы всегда мечтали стать мореплавателями,
или, на худой конец, строителями космических судов.
мы не понимали, что главное —
смотреть, как воздух касается пахнущих домом трав.
я скучаю по тебе. или нет еще.
я даже не знаю, знакомы ли мы уже.
здесь время приобретает другой счет.
не хватает дождей.
человек обречен на отсутствие выбора —
существовать в рамках парадигмы земли.
и звезды – как неподвижные идолы,
которых кто-то смастерил из разных сортов глин.
наверху все кажется таким незначительным —
расставания, трагедии, страшные сны.
в тишине звенящей и оглушительной,
под блеклым светом чужой луны,
в мире, где отделяет от смерти
обшивка шаттла и желание понять хоть что-нибудь,
любой шум звучит как твоя непроизнесенная клятва
всегда рядом быть.
мы
советский союз никуда не исчез,
и мы все оттуда.
мы, как человек из детской сказки,
живший внутри кита,
существуем внутри его трупа.
нас взрастили, как плевел,
у фабрик и мертвых заводов,
прививали нам ложь,
добавляли ее в воду.
заставляли идти туда,
куда скажут старшие,
а старшие были не нашими.
нас запирали в успешные жизни,
как в клетки,
словно мы не балерины и космонавты,
а калеки.
но когда ангелы всех союзных республик,
как дикторы из рубрик
программы «время»,
произнесут свое «будь готов!» —
мы расскажем, как становилось впору
купленное на вырост пальто,
как учили по советским учебникам географию,
как выжили,
несмотря на рыночные отношения и наркотрафики,
как любили больше любимых свою родину,
одевшую нас в наряды немодные,
снарядившую старших сестер
развеять по миру социалистический костер.
и как только услышим, как только услышим мы
в воздухе этой ядерной зимы
ангелов голоса —
соединяя два полюса,
мы выстроимся под флагом ало-вишневым,
и ответим, что были всегда готовы.
ожидание
если стихнет время, как это происходит всегда,
если никакого чуда,
и мы – как все, не золото, а руда —
в вихре снега, уличного гула, разговоров растаем —
знай – это я тот человек, который писем твоих ждет,
но не получает,
день за днем становится чьим-то воспоминанием,
истлевает под грустной страны знаменем.
это я – тот человек,
каждый человек тобой встреченный,
как если бы мы сталкивались лишь с теми,
с кем были рядом вечно, и
темнота вечера
наступала только затем, чтобы спрятать
покинутые души в небес вату.
мне снилось, что дом мой разорил ветер,
и грустная собака бедная эльза
все ждет меня, стережет тополей кольца,
словно край мира – холодное каменное крыльцо,
словно есть некий закон в нашем подсознании —
ждать, если ты сделан из живой ткани.
ведь в конце концов прах к праху,
и даже самые верные отпускают руку,
потому, что любой – ранен.
не останется ничего. только ожидание.
лес
зарывая нас в землю, они не знали,
что мы зерна,
что в нас заключена сила,
способная сокрушить зло.
и если не выклюют нас черные вороны,
если песок, укрывающий землю,
не переплавят в стекло —
мы превратимся в деревья
с шумящими кронами,
с ветвями, достающими до небес.
глупые короли распрощаются со своими коронами,
взлетят в вышину, словно знак, поцелуи невест.
и мы победим. ведь нас – лес.
сторож брату моему
каин, каин, ведь нам кровь разлили
из одного стакана!
говорит авель.
услышь меня в своей космической пустоте.
ты, как раненая птица —
обнаружил внутри вселенную и улетел.
те, которые придут после – лишь наша тень,
звездами опояшут их, как веревками.
я не знаю, из какой мы материи сотканы,
только чувствую, что я прах.
белый ангел на белых летит крылах,
и на шее его висят ключи.
это дурной знак, каин. нет, не молчи!
ангел отворит чье-то черное сердце.
нелюбовь безвоздушна,
это как одежда, данная не для того,
чтоб согреться,
а для того, чтоб нашли тебя вороны и склевали.
каин, каин, говорит авель!
как же ты не видишь меня?
ведь я пред тобой стою.
на моих ладонях, словно дерево,
прорастает юг,
но так мал, так робок этот росток.
до свидания, каин. мы расстанемся,
ты отправишься на восток,
а меня, как ребенка, примет земная твердь.
если ничто не способно
победить живущую в тебе смерть —
я возьму ее, будто дар.
каин, каин, говорит авель.
куда ты ушел, куда?
белый ангел ступает неслышно,
звезды срывает, словно глет в наших садах,
словно в наших садах хурму.
я не выдам тебя, я тебя спасу.
ведь сторож я брату моему.
это рыба кит
это рыба кит, что живет в синеве густой
глаз твоих. не ходи, постой.
не дыши морозным воздухом, не беги сквозь снег,
ты рожден, чтоб ее хранить.
до весны гляди в остановок стынь,
стань понятливым и простым.
на литейном мосту не корми собак,
не прячь ночь в рукава.
это рыба кит. и поет она всем глухим
о том, как ветер срывает листву ольхи,
о том, как возвращаются те, кого ты не ждешь.
это рыба кит. и мир бережет для нее острый нож.
однажды в октябре, когда сон тих…
это рыба кит, что живет в синеве
глаз твоих.
