Кнопка

Посвящается моему другу, Г.З., рано оставившему этот мир.

…Во многом, по мотивам реальных событий.

Пролог

Пожалуй, жизнь измеряется поступками, которые ты готов повторить при случае, и теми, о которых долго потом жалеешь. Есть поступки такие, о которых и вспоминать-то не хочется, и тем более повторять их вновь.

В тот вечер второй половины мая, вечер теплый и тихий, все окончательно пошло кувырком. Зачем он только дал себя уговорить? Дело, в общем, было несложное – подменить некстати приболевшего приятеля. Работы на пару часов максимум. Но делать этого, конечно, никак не стоило.

Теперь он стоял и смотрел, как на месте аварии скапливалось все больше людей. На удивление быстро подъехала пожарная машина, дорожная полиция запаздывала. Два мотоцикла, пылавших, словно сухие поленья в камине, скоро скрылись под целой горой шипящей пузырящейся пены, огонь погас. А он все стоял как вкопанный, заторможено глядя на происходящее. Подъехала полиция; он медленно, не оборачиваясь, побрел прочь. В ушах до сих пор стояло эхо взрыва, когда два спортивных байка, которым до финиша оставалось всего чуть, вдруг столкнулись, и, смешавшись в кучу, кувырком полетели с дороги, где и с грохотом взорвались.

Под ногами что-то негромко клацнуло, он остановился. Под мягкой подошвой мокасины обнаружился вдавленный в землю небольшой блестящий предмет. Как ему сперва показалось, это были старинные карманные часы на цепочке – или медальон, в которых хранят фотографии любимых или прядь волос.

Вещица была слегка закопченной – откуда ей было здесь взяться? Неужели отбросило взрывной волной? Вполне могло, взрыв был сильный. Он повертел серебристо-матовую находку в руках – пожалуй, все-таки медальон, для часов штуковина слишком плоская и легкая. Видимо, медальон был открыт, когда он на него наступил. Как же его открывать? Повертев находку в руках, он увидел на одной из сторон затейливую гравировку «ВЫХОДЪ». Вещица действительно старинная – или стилизованная под старину.

Видимо, он случайно нажал какой-то неприметный рычажок сбоку, и медальон раскрылся, издав приятный звук открывающейся зажигалки Zippo. Вопреки ожиданиям, внутри не было ни фотографии, ни пряди волос, ни чего-либо из того, что обычно хранят в медальонах. Поверхность внутри была такой же металлической, матовой, гладкой, и только посередине был небольшой овальный выступ, размером примерно с пуговицу от рубашки, из какого-то полированного камня, отливавшего перламутром.

Судя по всему, «пуговка» была предназначена для того, чтобы ее нажимать – во всяком случае, она отчетливо и упруго пружинила под пальцем. Касаться ее гладкой поверхности было приятно, но он почему-то не решился этого сделать, утопить ее полностью. Унимая странную дрожь в руках, он захлопнул мягко клацнувшую крышку, и, сжимая странную находку в кулаке, быстрым шагом пошел в сторону трассы.

Так в его жизни появилась кнопка.

Глава 1. Друзья

– Слушай, дядь, не нагнетай атмосферу. Жаль парней, конечно, но нам теперь о себе надо думать. Если что, мы с тобой незнакомы. Теперь каждый сам по себе.

Ник молча прикурил очередную сигарету, и взглянул на собеседника – молодого, слегка взъерошенного парня лет двадцати пяти, развалившегося в глубоком кожаном кресле чил-аута. «Дядя», «дяденька», «дядька» – было в то время очередным модным обращением в тусовке среди друзей и знакомых определенного пола. Ну еще иногда, для разнообразия, «дядичка» или попросту – «старый».

Что характерно, особенно нравилась эта лексика людям молодым, у которых большей частью молоко на губах не обсохло.

Лицо приятеля, местного диджея средней руки, несмотря на самоуверенный и бодрый тон, все же заметно подрагивало. Да и выглядел он неважно. Лицо было помятым, будто он крепко не выспался накануне, а перед этим как следует перебрал с алкоголем, а то и с чем-то покруче и подороже.

Впрочем, такие лица здесь были отнюдь не редкость.

– Когда вызовут, – с усталой ленцой толковал он Нику, расслабленно потягивая даровое виски, – скажешь, что не при делах и все такое. Короче, дядь, не маленький, разберешься.

Сегодня была клубная презентация очередного сорта почтенного шотландского виски, задумавшего отхватить серьезную долю местного рынка. Спонсорский пакет был щедрым, исчислялся десятками ящиков, и по этой причине народ себя нисколько не ограничивал. Ячменный напиток лился не просто рекой, а уже едва ли не водопадом. Выражалось это в том, что и парни и девушки уже ходил не только со стаканами, но и с бутылками в руках, небрежно и светски глотая его прямо из горлышка.

Лед, преимущественно, игнорировался напрочь.

Впрочем, как это иногда, но случается, некоторые предпочитали все же пить другое и на свои, или не пили совсем. Скорее всего, данные уникумы просто не любили виски, или предпочитали что-то потяжелее.

Ник глубоко затянулся, и, выдувая дым, стряхнул пепел в круглую стеклянную пепельницу с овальными выемками по бокам. Накурено уже было немало.

– Думаешь, могут вызвать? – легко, как о чем-то незначительном поинтересовался он. В клубе обо всем, и о вещах предельно серьезных принято было разговаривать легко.

– Сто процентов.

– Откуда такая уверенность?

– Есть у меня такое подозрение, дядька, – приятель одним махом отпил почти половину немаленькой порции, – что нас давно и круто пасут.

Ник взглянул ему прямо в лицо. Собеседник, не выдержав взгляда, отвел глаза. Все-таки не зря кто-то говорил в свое время Нику, что этот парень из категории скользких.

– Подожди, старый, – Ник взглянул на него очень серьезно. – Я тебя правильно понимаю? Ты знал, что нас пасут, и попросил тебя подменить?

Молчание приятеля было до крайности красноречивым, и Ник закончил мысль:

– Ты знаешь, как это называется? Это называется подстава.

Нешуточное обвинение прозвучало, по местному обычаю, легко, непринужденно.

Но приятель все же беспокойно шевельнулся в кресле. Теперь он вообще избегал смотреть Нику в глаза.

– Слушай, не суетись раньше времени, – наконец примирительным тоном протянул он и торопливо, даже слишком, наполнил их стаканы чуть не до половины.

– А что так? – Ник, игнорируя заискивающе протянутый стакан, смотрел приятелю прямо в лицо.

Тот поставил стаканы на стол, пожал плечами.

– Ну, это только мои предположения. Может, я еще ошибаюсь.

Ник смял сигарету в набитой окурками пепельнице и встал. Вообще, курить в помещении клуба было давно уже запрещено, но сейчас было не до запретов – к тому же вечеринка началась всего пару часов назад, и хозяин пока не приехал.

– Ладно, посмотрим. Чего дергаться раньше времени.

На помятом лице парня отразилось облегчение. Он тоже встал и, улыбаясь как ни в чем не бывало, протянул Нику руку.

– Ок, давай, дядичка. Хорошо тебе откатать сегодня. Альбом-то новый когда покажешь уже?

Ник, отвечая на вялое рукопожатие, неопределенно пожал плечами. Мысли его сейчас были заняты другим.

В субботу вечером в клубе, как всегда, было не протолкнуться. Народ отрывался на трех танцполах, осаждал барменов, накачиваясь кто виски, кто пивом, кто «шутиками» – ядерными коктейлями, состоявшими пополам из непомерно дорогой водки и самых обычных энергетиков. Гремучую смесь обычно называли «наш ответ экстази».

С тех пор, как из меню исчезли сигареты и кальяны, продажи алкоголя выросли, и в разы. Если дело задумывалось как повод слегка поправить здоровье нации, налицо был серьезный просчет. Знакомый диджей в дорогущей майке с сияющим в неоне оскаленном черепом откатал свой сет и, сняв наушники, уступил пульт Нику. Некоторое время спустя по самому большому залу модного клуба разнесся фирменный электронный джингл: «Диджей Никто – есть никто, звать никак!».

Народ встретил всем знакомую заставку одобрительным гулом – известно, этот парень знает толк в хорошей музыке. Было три часа ночи, тусовка уже порядочно разогрелась, и все просто жаждали продолжения нешуточного отрыва.

Вообще-то его звали Никита, псевдоним он себе выбрал «Никто», друзья и знакомые кратко звали его Ник. Сейчас, меняя треки и добавляя жару, он, как всегда в такие моменты, отвлекся от сонма тягостных мыслей. Хотя подумать было о чем – последнее время события развивались стремительно, будто с цепи сорвались. Долго откладываемый визит к нейрохирургу внес в жизнь тревожную неопределенность, неделю назад куда-то пропала подруга детства, а прошлым вечером прямо на его глазах разбился на мотоцикле близкий друг… самый, пожалуй, близкий. Странно, но Ника пока все происходящее не выбило из колеи – он не запил, даже отгулы на работе (точнее, на двух работах) не взял.

Может, то была защитная реакция?

Все-таки не зря говорят, когда чем-то занят – негатив переносится легче. Была еще одна странность, о которой ему неловко было и думать – особого горя он как-то не чувствовал. То ли не проняло еще, то ли он плохой друг.

В общем, ход мыслей был в любом случае невеселый.

К следователю его вызывали через день. Просто позвонили домой и пригласили дать свидетельские показания. Ник сначала было напрягся, но потом решил, что если бы подозревали в чем-то серьезном – забрали бы прямо из дома, ну или с работы. Немного волновал вопрос – как вообще на него вышли, но с этим он намеревался разобраться в полиции.

Кабинет был похож на обычный средней руки офис, за исключением одного – железный ящик в углу, которому было сто лет в обед, нагловато выбивался из общего антуража. Следователю было лет тридцать с чем-то, одет он был в самые обычные джинсы и светлую рубашку с короткими рукавами. Руки и торс были прокачаны довольно прилично – как у завсегдатая фитнесс-клуба, где личный тренер недаром ест свой хлеб.

Вел себя следователь, как сразу показалось Нику, несколько странновато – будто что-то постоянно недоговаривал, думая о своем. Впрочем, кофе навел не только себе, но и предложил посетителю. Голос у следователя оказался негромким, медленным, глуховатым. Вода в чайнике была едва теплой, а вот растворимый кофе оказался приличным, насколько это в принципе возможно.

Пока Ник размешивал сахар в чашке, следователь, подперев руками подбородок, пристально смотрел на него. Смотрел, будто стараясь понять, что за человек перед ним и как лучше выстраивать беседу. Под этим немигающим взглядом было неуютно. Будто питон вознамерился загипнотизировать жертву, чтобы потом со всеми потрохами и проглотить. Длилось этот сеанс довольно долго. Рука Ника предательски дрогнула, ложка в чашке звякнула. Похоже следователь, несмотря на молодость, знал свое дело – посетитель, дойдя до нужной кондиции, против воли начал нешуточно волноваться.

– Я пригласил Вас, так как вы были другом погибшего Д.Н., – наконец раздельно сказал дознаватель, и, сделав паузу, исподлобья взглянул на Ника. – Вам известно, что произошло?

– Он разбился на мотоцикле. – Ник, отодвинув от себя выпитую в три глотка большую чашку, старался аккуратно подбирать слова. – Это все, что мне известно.

– Кто Вам это сказал?

Ник пожал плечами:

– Ребята в клубе. Не помню, кто именно.

Следователь улыбнулся как-то странно и опять замолчал, вперив в посетителя взгляд. От этого немигающего взгляда Нику становилось все больше не по себе.

– Может быть, Вы объясните мне кое-что? – Положительно, следователь мнил себя любителем-гипнотизером, буквально буравя Ника дурманящим взглядом. – Вы были друзьями, а о смерти друга узнаете от ребят в клубе.

– А что в этом такого?

Следователь не ответил, отвел взгляд-рентген, встал из-за стола, налил себе еще кофе, не предложив на этот раз Нику, и эта перемена в отношениях не укрылась от него.

– Вы были там? – теперь следователь вновь смотрел на него в упор.

– Где?

– На месте аварии.

– Нет.

– И Вас не интересует, как все произошло?

Ник помедлил, прежде чем ответить. С этим странноватым неторопливым человеком следовало держать ухо востро. Беседа, прерываемая долгими паузами, продолжалась, наверное, около часа, а Ник уже чувствовал себя использованным и ссохшимся пакетиком чая. Сильно хотелось пить, но он не решился спросить еще кофе или хотя бы воды.

– Знаете, мне достаточно новости, что он разбился. – Ник облизнул сухие губы.

– Мне… хватило.

Следователь опять как-то особо уставился на него. Учат их, что ли, так смотреть?

– А как же похороны? Вы не собираетесь участвовать?

– Собираюсь. Но пока я даже не знаю, где тело и когда его можно будет забрать. Я знаю, этим вопросом занимается отец его девушки. Он взял все на себя, и обещал позвонить, как что-то прояснится. Можно воды?

Следователь, никак не отреагировав на просьбу, некоторое время вновь разглядывал его, постукивая по столу крепкими пальцами фитнессиста, и наконец решил бить прямо в лоб:

– А что Вы скажете, если узнаете, что тела на месте происшествия не обнаружено?

Ник подумал, что ослышался.

– В смысле?

– В прямом.

– Я Вас не понимаю.

– И я себя не понимаю. Но вынужден все это озвучивать.

Он опять встал из-за стола, но на этот раз не стал наливать себе порцию кофе, а уселся на подоконник и сложил руки на груди. Ник, мучаясь от жажды, усилием воли постарался не отводить глаза, хоть это и было трудновато.

– Картина выходит странная. Во время проведения нелегальных гонок разбились два мотоциклиста. Однако на месте происшествия обнаружены останки только одного человека. И это не ваш друг.

– А… куда же он делся? – Ник и впрямь был растерян. – Сгорел?

– Исключено. Он просто исчез.

– Исчез?

– Исчез. Не оставив ни единого следа.

– Как такое может быть?

– Этого не может быть в принципе. Но это факт.

Ник молчал, переваривая новость.

Следователь встал, и, зайдя к нему за спину, положил тяжелую руку ему на плечо. Сколько бы там не стоил абонемент, его тренер по фитнессу знал свое дело.

– Я знаю, что ты в тот день был одним из организаторов этой гонки. Знаю, что ты в тот день принимал ставки на победителя. Доказательств у меня пока нет, но найти их не проблема, ты мне поверь. Организация нелегального тотализатора и подпольных гонок, приведших к смерти людей, знаешь на сколько потянет? Лет на семь строгого режима.

– Если доказательств нет, зачем вы мне все это говорите? – Нику очень хотелось стряхнуть руку с плеча, но он не решался этого сделать.

– Я хочу, чтобы ты мне помог.

– Не понимаю, каким образом.

– Я бы мог попросить тебя сдать мне всю сеть организаторов этих гонок. Но ты, как я понимаю, откажешься?

– Правильно понимаете. Я не знаю никаких организаторов.

– Ну-ну. Все ты знаешь, и расколоть тебя большого труда не составит. Но мне нужно от тебя кое-что другое.

– Что именно?

– Я хочу отгадать загадку – куда испарился твой друг. А перед этим – его девушка, она же – твоя бывшая одноклассница.

– Да при чем здесь я? – Нику натурально захотелось заплакать – и от этого взгляда, и от этого бреда. Нервы за часовую беседу здорово просели и задымились. Голова заболела.

– Не знаю. Но это твои друзья. – Следователь, стоя рядом, давил и морально и физически, крепко поднажав на плечо. – И я думаю, если ты напряжешься, то сможешь мне хоть в чем-то помочь.

– Да я понятия не имею, что с ними произошло!

В ответ на этот выкрик следователь убрал руку и сел за свой стол. Тон его сделался суховатым и деловым.

– Считай, я предлагаю тебе сделку. Бесследно исчезли два человека – будто их и не было никогда. Не каждый день такое случается. – Он снова постучал крепкими пальцами по столешнице. – Поможешь разобраться с этим – помогу тебе выйти чистым из этой истории. Подумай, может что-то и вспомнишь. Может, что-то показалось тебе необычным. Думай. Стимул я тебе дал.

– А если я не смогу вам помочь?

Следователь сделал глоток остывшего кофе и равнодушно пожал плечами.

– Сядешь. Без вариантов.

Вообще, размышлял Ник, сидя в кофейне за чашкой двойного эспрессо, вся эта чертовщина началась как раз в тот день, когда исчезла Мэм. Сначала он не придал этому значения – мало ли, решила уехать куда-то, захотелось побыть одной, вернется. Тем более такое уже бывало. Но вот теперь, узнав о том, что произошло с другом, он уже не сомневался – не вернется. Ее исчезновение, эта немыслимая авария, исчезновение друга – все это не случайность. Это звенья одной непонятной цепи.

Мэм… Это странное прозвище прилипло к ней с легкой руки друга. Когда они только стали встречаться, первое время, как водится, часто ссорились по пустякам. В основном, из-за разницы в социальном положении – она как-никак бизнес-леди, в свои неполные тридцать руководила серьезной юридической компанией, отец – крупный чиновник, регулярно мелькающий в телевизоре. Друг же – тусовщик, любитель экстрима, байкер, натура свободная и безудержная, и когда они ссорились и та начинала «включать директора», друг на все ее претензии отвечал с туповатой, но широкой голливудской улыбкой: «Да, мэм, непременно, мэм, будет исполнено, мэм…». Так и повелось.

Несмотря на разногласия, эти двое не только сошлись, но и стали постоянной парой – насколько это было возможно, учитывая то, что Мэм была замужем, а у друга была постоянная девушка, которая ждала от него ребенка.

Клубок отношений скрутился куда как непросто, и Ник знал, что все это было для его друзей большой проблемой. Развестись Мэм не могла, и на то были свои причины. Компания, которой она руководила, созданная в свое время ее отцом, была переписана, после перехода отца на госслужбу, на мужа Мэм. В случае развода потери были бы громадными. Конечно, пока отец Мэм был в силе, занимая серьезные позиции в госструктурах, это не было вопросом. Но некоторое время назад он потерял пост, став, по сути, не слишком заслуженным пенсионером. Уход его со службы был запутанным, внезапным и сложным – кому-то по-крупному перешел дорогу и по-крупному же проиграл. Чудом избежал уголовного дела. Подробностей Ник не знал, но общий контекст был примерно таков.

Друг же не мог бросить девушку, с которой, по сути, несколько лет жил в гражданском браке, в квартире ее родителей. Этим людям он был очень многим обязан. Потеряв отца и мать в раннем возрасте, он оказался в областном детском доме. Жизнь в сиротском приюте, как ни странно, не оставила у него никаких грустных воспоминаний. Воспитатели были людьми приличными, дети были накормлены, обуты, одеты, да и культурная программа, благодаря многим спонсорам, была довольно насыщенной – не в пример многим сверстникам, дети регулярно посещали театры, концерты, ездили на экскурсии по стране, каждый год выезжали к морю. И все бы ничего, но тоска по настоящей семье многим не давала покоя, отравляла жизнь. Родители девушки были из тех сердечных людей, которые по выходным приезжали к обездоленным детишкам с кучей гостинцев и давали им иллюзию общения с родителями – пусть даже и неродными, временными, приемными.

Вопреки его тайным мечтаниям, родители девушки не взяли его в семью, хотя и по неизвестной причине уделяли ему внимания больше, чем остальным. После того, как он повзрослел и отправился в самостоятельное плаванье, именно они, будучи преподавателями в институте, помогли ему и с поступлением, и с работой, да и вообще поддерживали его всегда и во всем. А потом, когда он сошелся с их дочерью, не стали противиться их отношениям, безропотно выделили комнату молодым и ни разу не проявили бестактности в вопросах женитьбы.

Тем не менее, друг и Мэм не могли обходиться друг без друга. Каким-то образом это все должно было разрешиться, конечно. Но Ник и представить себе не мог, что все кончится именно так.

– Так ты все знала?

– Да.

– Откуда?

– Он рассказал.

Ник, глядя на то, как она аккуратно нарезает хлеб и ветчину к чаю, не знал, что и сказать.

– Что ты замолчал? Удивлен?

– Честно сказать, не думал, что ты об этом сможешь говорить так спокойно.

Девушка налила в кружки кипяток из забулькавшего пластмассового чайника. Даже это простое действие было пронизано свойственной ей чувственной женственностью. Тонкий халатик был коротким, вырез глубоким. Белья, как обычно, не было. Фигура близка к идеальной, с правильными пропорциями, волнующими изгибами. Очень красивая девушка. С ее данными она легко бы прошла любой кастинг – хоть в журнал, хоть в кино. Однако никогда к этому не тяготела – предпочитала пойти по стопам родителей, став скромной аспиранткой на кафедре физмата. Ник, сидя на кухне, по обыкновению любовался ею, и, как всегда, помнил о границе, их разделяющей: эта красивая умница – девушка его лучшего друга, и этим все было сказано.

– Думаешь, я любила его? Нет, не любила.

– Подожди, но… – Ник был обескуражен. – Вы же жили вместе, и потом, ребенок…

Девушка встала из-за стола и, потянувшись, взяла с верхней полки сахар. Халатик из светлого шелка пополз вверх, обнажая стройные ноги, достойные лучшего подиума, а заодно и зримо прорисовывая то, что находится выше.

Ник с усилием отвел взгляд. Интересно, она сама осознает, насколько она привлекательна? Или вообще не придает этому значения? Нельзя же в фактически прозрачном пеньюаре встречать нормального молодого мужчину, пусть даже и лучшего друга своего парня. Ну не эксбиционистка же она, в конце концов. Хотя, кто знает…

– Не было никакого ребенка. Я не могу иметь детей.

Ник потер ладонью лоб.

– Ничего не понимаю. Он говорил, что ты беременна…

– Он говорил это, потому что сам верил в это. А я не знала, как сказать ему правду. Он очень хотел ребенка.

Некоторое время они пили чай молча.

– Меня сегодня вызывали к следователю. – Ник поежился, вспомнив одурманивающий взгляд следователя-питона.

– Меня тоже. Вчера.

– Тебе сказали, что он исчез?

– Да, сказали.

– И что ты думаешь по этому поводу?

Девушка взглянула на него с видимым удивлением. Примерно таким взглядом она, вероятно, смотрит на туповатого, но амбициозного студента, с чего-то вдруг решившего, что физико-математический факультет – его избранная стезя, а на самом деле ничего путного, кроме как пялится на ее грудь и ноги, в этой жизни не умеющего.

– А что я могу думать? Думаю, они все это как-то подстроили.

– Считаешь, они тупо сбежали?

– А у тебя есть другие варианты?

Ник поставил пустую чашку на стол.

– Пока нет. Но надо же разобраться.

– Разбирайся. – Она пожала плечами. – Только меня в это не впутывай. Не хочу ничего знать о них. Мы поняли друг друга?

Ник, вздохнув, поднялся из-за стола. Девушка, подождав, пока он наденет кроссовки, молча закрыла за ним дверь.

Лавочник

Сегодня опять была его смена. В палатке у Белорусского вокзала, где продавалось горячее мясо в лаваше, торговля шла по обыкновению бойко. Когда-то, еще студентом факультета управления, Ник устроился сюда, чтобы начать с азов и заработать немного денег на карманные расходы, но даже не предполагал, что эта подработка окажется в определенном смысле судьбоносной.

В то время он увлекся клубной музыкой, и по вечерам, сидя за компьютером, сводил треки, дополняя их своими авторскими решениями, радуясь каждой удачной находке. Со временем материала набралось на целый альбом – любительский, конечно, но другу и Мэм, которым он показал пару вещей, очень понравилось. Они даже предлагали свою помощь в продвижении, но Ник тогда отказался. С их связями и знакомствами это было бы слишком просто. Нику же хотелось все сделать самому, без чьей-либо помощи.

В один из обычных дней сменщик обратил его внимание на одного из постоянных покупателей.

– Знаешь, кто это?

– Нет, откуда?

Оказалось, худощавый молодой мужчина в простенькой футболке и зауженных книзу черных джинсах есть не кто иной, как директор модной радиостанции. Той самой, где по вечерам крутят классную клубную музыку, и даже составляют еженедельные чарты из действительно интересных новинок. Выяснилось, что этот небедный, в общем-то, человек, любит пару-тройку раз в неделю перекусить самым обычным блюдом – мясом, пожаренным на гриле и завернутом в лаваш. Единственно, он всегда напоминал, чтобы не слишком усердствовали с майонезом и кетчупом. Острое он не жаловал по причине хронических проблем с желудком.

Как-то Ник набрался смелости, и вручил ему свой диск, особо ни на что не надеясь. И каково же было его удивление, когда ему позвонили с радио и сообщили, что его музыка понравилась, и ее планируют поставить в пятничный эфир.

– А как Вас объявлять? Вы у нас, простите, кто? – непринужденный голос девушки-диджея и впрямь выражал интерес.

– Никто, – немного растерявшись от неожиданной новости, брякнул Ник.

– «Ник-то»? – протяжно переспросила девушка. – А что, круто. «Диджей Никто» – такого у нас еще не было. Короче, вечером с семи до девяти включайте радио. У Вас премьера.

Два трека с альбома имели недурный успех, и некоторое время занимали места в тройке лидеров. В их следующую встречу директор станции дал Нику телефон своего давнего знакомого, и так Ник неожиданно для себя стал резидентом в одном из ночных клубов – площадке пусть и не самой центровой, но довольно известной. Но торговлю в палатке он не оставил, и на то были свои причины.

Может, кому-то это покажется странным, но это дело было ему по душе. Нику нравилось, что, несмотря на серьезную конкуренцию, у него всегда было больше всех покупателей. Были, невзирая на околовокзальную суету, и постоянные клиенты, из числа пассажиров пригородных электричек, ежедневно приезжающих в город на работу. Были и те, кто приезжал в обеденный перерыв перекусить именно к нему. Заходили и избалованные жители близлежащих домов, коренные манерные горожане. И молодые, и взрослые, и даже парочка совсем уж пожилых пенсионеров, выглядевших как почтенные преподаватели консерватории, расположенной относительно неподалеку.

Конечно, для этого ему пришлось немало потрудиться. В свое время он долго препирался с владельцем палатки, спокойным, заметно уставшем от жизни лицом славянской национальности лет эдак пятидесяти пяти, по поводу качества поставляемых продуктов – и в конце концов выиграл этот спор. Ник настоял, чтобы мясо закупалось парное, свежайшее, на ближайшей подмосковной птицефабрике, а соус, ранее состоявший из дешевого дрянного кетчупа и сомнительного подобия майонеза, теперь он мастерил самолично. Покупал правильные ингредиенты, добавлял набор специй, крепкие малосольные огурцы и помидорчики черри, и простенькое блюдо, продававшееся на каждом углу, вдруг обретало свой особенный вкус. Хозяин палатки был доволен, тем более что за дорогой соус Ник доплачивал из своего кармана – правда, и выручка теперь была такой, что с лихвой компенсировала все эти расходы.

Хозяин привокзальных палаток был личностью интересной. Торговую профессию свою он именовал не иначе как «лавочник». У него было два устоявшихся пунктика. Первый – это забавная манера устало прикрывать глаза во время общения с этим миром. Так он поступал и со своими друзьями, и с проверяющими органами, и собственными продавцами, среди которых попадались порой студенты, а то и выпускники не самых захудалых учебных заведений.

Второй пунктик – хозяин любил в самый разгар торговли отвлекать своих работников от выполнения их непосредственных обязанностей.

– Я, конечно, университетов не кончал, – говорил он, встав к прилавку со стороны улицы и прикрывая набрякшие веки, – но кое в чем могу разобраться. Вот прадед мой – сам лавку держал, отец его – тоже, а внуку только наследство передали, как полагается – тут все и отобрали. И только сейчас вот я пытаюсь былое дело семейное восстановить. Ты думаешь, легко это?

– Думаю, нет, – терпеливо отвечал Ник, лишь бы только отвязаться, тем более очередь уже проявляла некоторое нетерпение.

– Вот и я так считаю, – кивал лавочник и надолго задумывался. – Ты вот парень образованный, а попроси тебя съездить в банк, с платежками разобраться – не сможешь ведь?

– Не смогу, наверное. – Ник думал сейчас, что это тот самый случай, когда непосредственный начальник одновременно и прав, и мешает выполнять им же поставленный план. – Меня просто этому не учили.

– То-то и оно. – Тот качал головой, опять смежив веки. – А я вот могу, почему-то. И прадед мой при желании легко бы разобрался. В него я пошел. Уж если решил стать торговым человеком, да настоящим – хочешь не хочешь, а уметь должен все.

Разговоры такого рода происходили, как правило, после какого-либо экзистенциального потрясения. Съездит, например, потомственный лавочник к коллеге за рубеж, посидят они крепко в крохотной пивной, и тут, как назло, выяснится, что именно эту неказистую харчевню потомки основателя держат лет семьсот эдак подряд – и не закрывалась она никогда, несмотря на многие войны, бурную смену флагов, симпатий, и общественных настроений.

Конечно, Нику страдания пожилого лавочника поначалу были в диковинку. Потом привык, но не переставал уважительно удивляться. Поди ж ты… Один переживает, что славы нет или достатка, другой – что дело не развивается, третий умеренно грустит, что в космос вряд ли слетает, но тут тоскует человек и мается душой об утраченной с век назад паршивой мясной лавчонке…

И неизвестно еще, пожалуй, чьи переживания оказались бы на поверку сильнее.

Сегодня был день как день – длинным острым ножом Ник срезал тонкие полосы прожаренного мяса, проворно, что твой повар, крошил черри, крутил в кульки тонкий лаваш, принимал деньги и отсчитывал сдачу. Внимание его привлек серьезного вида пожилой мужчина, одетый в хороший костюм и галстук. Раньше он его здесь не видел, но лицо покупателя показалось знакомым – только Ник не мог припомнить, откуда.

– Спасибо, – произнес тот, принимая теплый сверток с фаст-фудом, и протянул Нику крупную купюру. – Сдачи не надо.

Ник немного растерялся. Такое здесь случалось нечасто. Здесь как-то не было принято сорить деньгами.

– Подождите, я сейчас сдам… – но мужчина уже отошел от палатки и встал в стороне, уступая место новому покупателю.

Ник попросил напарника подменить его. Но пока он набирал необходимую сумму, странный покупатель уже исчез.

Вечером, после работы, сидя в своей комнате, Ник сидел перед компьютером и в который раз разглядывал свою находку. Необычный предмет с кнопкой внутри. Он и притягивал и отталкивал одновременно. Что это может быть? И почему так совпало, что кнопка попала к нему в руки в тот день, когда погиб – а точнее, бесследно исчез его, пожалуй, единственный настоящий друг. Он взял в руки телефон и набрал номер из памяти.

– Привет.

– Привет.

Голос подруги Мэм звучал как всегда бесцветно, безэмоционально. Еще один человек, которому эта жизнь по определению скучна и неинтересна. Хотя кому-кому, но ей жаловаться было грех – квартира в центре, хорошая машина, внешность на восемь с плюсом. Двое парней, с которыми она поддерживала постоянные отношения. Но вот бывает же – апатия ее второе имя. И это в двадцать семь с копейками лет.

– Не хочешь кофейку выпить?

– Давай.

– Через час нормально?

– Оки.

Они встретились в кофейне, где обычно пили кофе друг и Мэм. Это было одно из их мест. Центр города, тихое место. Никогда не подумаешь, что рядом надрываются вечерние пробки, и, чадя выхлопными газами, нервничают запертые в машинах уставшие люди.

Подруга Мэм разительно отличалась от девушки друга, аспирантки. Напротив, это был человек, как никто другой знающий свою цену – даже если эта оценка не всегда совпадала с мнением окружающих. Вот и сейчас, разговаривая с Ником, весь ее вид говорил о том, что она буквальным образом снизошла. Лень, равнодушие, легкий цинизм – вот ее фирменный устойчивый образ.

Впрочем, Ник знал ее давно и не обращал на эти пустяки внимания. Он знал, что Мэм считала подругу, несмотря на все ее причуды, далеко не безнадежной, другое дело, что ее следовало направлять – сама она сколько-нибудь достойное занятие найти была не в состоянии. Но стоило ей подкинуть здравую идею насчет помощи приюту бездомных животных, или спасению заповедника, или еще что-то в этом роде – и подруга занималась вопросом с энергией и завидной самоотдачей. Удивительно, но факт. Но это только в случае, если ее кто-то направлял, подкидывал идеи, будил.

Теперь, когда Мэм исчезла, Ник опять видел перед собой полностью безразличное к жизни полусонное существо.

– То есть ты не знаешь, куда она делась? – Он налил ей чаю из белого чайника.

– Понятия не имею. А ты не замечал, что с ней что-то странное творится?

Ник сделал глоток чая и досадливо поморщился. Напиток дня сегодня мог бы быть и получше. Тем более полный чайник здесь стоил столько, сколько зарабатывает иной менеджер за целый день в суетном офисе.

– Вроде нет.

– Вот такой ты внимательный друг. – Девушка лениво придвинула к себе чашку, но пить пока не стала.

Ник помедлил, не найдя что на это ответить. Упрек был ему неприятен.

– Как ты думаешь, что произошло? – спросил он после паузы.

Подруга Мэм пожала плечами.

– Не знаю. Может, в дауншифтинг ударилась, с нее станется. Мне кажется, у нее с головой последнее время не все в порядке было. Ну сам посуди, кто с прислугой дружить будет, шмотки дарить, тусоваться вместе?

Ник только качнул головой, не зная, как ему реагировать на столь явное проявление снобизма. Подруга Мэм, похоже, оседлала любимого конька. Тут был и старый спор, и женская ревность – она полагала, что она и Мэм лучшие подруги, и болезненно переносила, когда Мэм заводила дружбу с кем-то кроме нее.

– К тому же с этой кнопкой дурацкой… – Она отпила глоток и слегка поморщилась – терпкий чай мало того, что был невкусен, так и еще не остыл.

Ник подумал, что ослышался.

– С чем?!.. – Он старался не выдать охватившего его волнения.

– С кнопкой. Мы с ней напились пару месяцев назад, ну она мне страшную тайну и открыла. Есть, мол, кнопка, прикольная такая штука.

Ник слушал затаив дыхание, не перебивая.

– Типа, надоело тебе небо коптить – кнопочку нажал, и нет тебя.

– Как это «нет»? – Ник сглотнул слюну.

– Вот так и нет. – Она взглянула на изменившееся лицо Ника. – Слушай, ну ты-то хоть на этом бреде не зацикливайся. Мало ли что после бутылки виски наболтаешь…

В этот момент Ник увидел своего утреннего покупателя – того, что отказался брать сдачу. Теперь он сидел в другом конце небольшого зала, судя по всему, ожидая свой заказ. Увидев, что Ник смотрит прямо на него, мужчина кивнул ему, как давнему знакомому.

Ник отвел взгляд. Где же он его видел?

– Ты чего, привидение увидел? – подруга Мэм пнула его по ноге. – Странный ты какой-то сегодня.

– Со мной вообще что-то странное происходит последнее время. Еще что-нибудь она рассказывала?

– Да нет. Я особенно и не обращала внимания, перебрала в тот вечер. Как вообще про эту кнопку запомнила, непонятно… Кстати, мы с ней тогда разругались.

– И что, так и не помирились?

– Нет. А зачем ей лучшая подруга, если она со своей дурой-горничной может прекрасно общаться?

В словах ее вновь прозвучала затаенная обида. Она никогда не понимала, как Мэм может дружить с прислугой – девчонкой лет девятнадцати, кстати, неглупой и симпатичной, но все-таки прислугой. Ник знал, что лучшие подруги из-за этого частенько дулись друг на друга.

В этот момент Ник увидел, что мужчина в конце зала внимательно смотрит на них, особенно не скрываясь.

Ему принесли счет, мужчина расплатился и вышел на улицу.

– Привет, дядь, как сам?

– Ничего, ты как?

– У меня шляпа.

Звонок от приятеля застал его в такси.

– Что случилось?

Интонации в голосе приятеля ему не нравились. Просто не нравились и все.

– Следователь предложил тебя сдать.

Ник сглотнул ком в горле. Нажав кнопку, он опустил стекло насколько это возможно.

– И что ты? – голос Ника прозвучал против воли сдавленно.

– Что – я, дядь? Ты взгляд его видел? Пришлось согласиться. Сказал, что в тот день ты всем рулил.

У Ника зашумело в голове, сердце застучало как бешеное.

– Ты знаешь, как это называется?

– Конечно, знаю. Он сказал, что предложил тебе сделку. И что ты обещал подумать.

– Ничего я ему не обещал. И вообще тогда речь шла о другом.

– Ну не знаю. Он мне сказал, что кто первый пойдет навстречу следствию, тот и выйдет сухим из воды. Что мне оставалось делать? Ждать, когда ты меня заложишь?

– Ты придурок, дядичка, – после паузы мертво произнес Ник, стиснув трубку в руке так, что побелели пальцы. – Тебя тупо развели, а ты повелся. Ничего я ему не обещал и сдавать тебя не собирался.

Некоторое время в трубке была тишина. Таксисту, который косился на странного пассажира, Ник, хмурясь, просто махнул рукой – езжай, мол…

– Короче, дядька, двигай из города, – голос в трубке стал тише. – А здесь что-нибудь придумается. Или я как-то этот вопрос урегулирую, или срок давности истечет. Только домой не заезжай, там тебя точно прихватят…