Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Петр Петрович Котельников, 2016
Редактор Олег Петрович Котельников
ISBN 978-5-4483-0165-0
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Осмысление – не основа ли сомнений наших?
Вера в Господа, создателя мира, заставляет глубоко осмыслить слова молитвы: «И будет воля твоя, яко на небе, так и на земле». Звучат в ней слова «сомнения и слова великой надежды!» Что заставляет нас мыслить так? Наверное, сочетание красоты земли со страданиями и властью смерти в ней. И пусть мы не похожи на древних, готовящих себя к смерти, при первом сознательном знакомстве с укладом жизни, но и большинство живущих сейчас не без содрогания вспоминает о приходе того, что неминуемо. И каждый тешит себя иллюзией того, что переход из одного состояния в другое будет для него легким.
Чувствует ли новорожденный наступление, ну, хотя бы приближение смерти? Осознан ли процесс умирания там, где умудренные возрастом считают невозможным присутствия разума? Противоречия этому факту уже видны из тех рекомендаций, которые дают психологи будущим родителям: говорить чаще, обращаясь непосредственно к тому, кто еще находится в полости матки. Вот только, мне грешному, так и не понять, на каком языке с будущим человеком говорить? Какими зачатками знаний языков плод владеет? Говорят, что «ребенок» должен привыкнуть не к словам, обращенных к нему, а к особенностям звуков, издаваемым родителями при разговоре! Одним словом, он, находясь в утробе матери, начинает определять отца и мать по голосу.
Но таинства этого великого акта жизни, во внешнюю сторону которого так беспардонно вторгаются безумцы от чувств человеческих, остается не до конца раскрытым, хотя многие люди от науки видят в нем только биологическую часть творения. Душевная сторона остается недоступной. И нет пока того из них, кто при душевном страдании подшефного, скажем при шизофрении, обнаружил бы материальную, видимую глазом, причину. Потому, что ее просто нет. И обращаются в таких случаях, чтобы хоть как-то прикоснуться к истине, всякий раз к наследственным признакам, идущим из древности к современному. А какова их естественная, земная, основа? Кто знает? Некоторые представители рода человеческого или сами объявляли себя посланцами Бога, или об этом свидетельствовали другие. Только ведомо мне, что люди, играющие роль посредников между Богом и людьми, высочайшей знатностью происхождения похвастаться никогда не могли. Богатство и знатность не обладают возможностями познания того, что составляет насущную потребность их подданных. Права тут пословица: «Сытый голодного не разумеет!»
А как быть другому, находящемуся на противоположной точке отсчета материального благосостояния, тому, у кого крышею при рождении было небо, а стенами – бескрайний простор земли?
Добро приходит к бедняжке от жизни не только от чаш с сосками, несущими ребенку все необходимое для жизни, но и от звуков голоса, разговаривающего с ним или поющим колыбельную песню, когда сама колыбель может и отсутствовать, или когда роль ее будет выполнять охапка прелой соломы.
Я полагаю, что имеет право на существование и та песня, которую создал я, пытаясь понять чувства матери, все отдавшей для своего ребенка:
Скоро для подрастающего ребенка станет близким понятие «бедность». Он поймет и начнет различать уловки, к которым вынужденно прибегают взрослые для прикрытия своей бедности.
Исходя из вышеизложенного, прихожу к серьезнейшему выводу: моему крохотному герою, далекому от всякой мысли, еще здорово повезло. Он родился в семье, где появление было желаемым. Его встретила теплая крестьянская изба. Принимала роды бабка-повитуха, уступающая акушерке только в знании об инфекции, которая может быть и в периоде родов. Правда, бабы деревенские отличались и крепостью духа и силою тела, да еще с учетом надежды на поддержку сил небесных. Может поэтому, население России значительно прирастало, несмотря на то, что и гражданские чины, и воинские начальники смердов не жалели. Одна беда у женщины во все времена была – роды наступали без предупреждения, и задержать их не представлялось возможным. И каждому младенцу, где бы он ни родился, предстояло зацепиться за жизнь. Слишком много неприятностей ожидало его, при которых мать оказывалась бессильной. Мир, в который входил Новый человек, был одновременно прекрасным и жестоким. Чем ответить маленькому человеку на то, что не нравится ему? Только криком.
Часто кричит малыш, не просто капризничая, а потому, ну, уж очень есть хочется, а чаши матери молока не содержат. Терзает грудь, а оттуда капли жидкости, мало, чем напоминающие жирное материнское молоко только появляются, а не струйками текут. Откуда молоку взяться, если мать голодна?
Не стану останавливаться на грудном вскармливании, поскольку у новорожденного, тезки апостола, не было возможности впиваться беззубым ртом в грудь матери, и тем более, сосать ее. То ли он был настолько слаб, что сил не хватало для этого, то ли у него еще не сформировался сам рефлекс сосания, только он не только не брал грудь, но и отворачивался от нее. Приходилось сцеживать грудное молоко в чашку, делать из ваты фитиль и капать каплями на отверстие рта. Ребенку ничего не оставалось иного, как слизывать мешающие ему капли. И в последующие, дни старания матери натыкались на полное отсутствие контактов между ней и младенцем. Ребенок не брал соска, не принимал и резиновой соски, удавалось поддерживать жизнь его, только тем, что продолжали капать молоко на губы. Он, слизнув несколько капель, отворачивался в полнейшем изнеможении от предшествующих «тяжких» усилий. Оказалось, что потребности в пище у маленького Петра были крайне малы. Набухшая грудь матери постоянно болела. Потом она перестала вырабатывать молоко. Пришлось переходить на искусственное кормление. А оно – прямой путь к множеству болезней. Они и не заставили себя долго ждать…
Мать боялась болезней, которые так и цеплялись за ее «сокровище», едва перешагнувшее двухмесячный период жизни. Она создавала столько поясов обороны, что изобретательности ее можно было только дивиться, но болезни находили с легкостью необыкновенной бреши в ее цитадели. Тем более что атаки болезней следовали одна за другой. Перерывов почти не было. Казалось, что неокрепшему созданию, едва ли улучшившему свои физические данные, не справиться с болезнями, а он мучился, но жил, там, где и крепкие дети не справлялись
Деревня того времени, когда происходили описываемые события, вниманием медицины не была избалована. Наиболее частым представителем ее был судебный медик. Его появление на селе приносило немало бед, поскольку в крестьянском обществе действовало правило круговой поруки, и за гибель одного из членов все несли ответственность, Чиновнику вольготно чувствовалось в среде абсолютно безграмотных крестьян. Можно было трактовать законы, как только душе заблагорассудится. Селян можно было обвинить в чем угодно, было бы только мертвое тело, да еще со следами насильственной смерти. А уже выудить из карманов бедолаг последние денежки, было делом простой техники, в которой чиновники были виртуозами высочайшего класса. Что касается здоровья, жизни и смерти обычной, естественной, то тут все объяснялось повелением Бога: «Бог дал… Бог взял!» Можно ли было спорить с Богом самим?.. Что оставалось делать моему, чересчур юному герою, если на расстоянии 12 верст в окружности не было не только «дохтура» но и «фершала» порядочного. Людьми относительно духовного склада, врачующими пациентов оставались знахарки, а материального, грубого характера действий – коновалы. Значит, оставалось надеяться на заступничество апостола Петра. Нет, не ошиблись взрослые, обратившись к его заступничеству. Далеко не смешно было дать такое мужественное имя младенцу с едва тлеющейся жизнью.
Бог дал каждому живому существу необходимые органы для восприятия живого мира. Одним, наверное, одним из самых главных является зрение. А у человека оно, к тому же, еще и цветное.
Хотелось бы познакомить читателя с моим взглядом на возможности цветного зрения. Попытаться взглянуть на возможности передачи каждым цветом особенности состояния души.
Семь цветов составляют спектр света. Но разве это конец? Мне кажется, что это только границы нам дозволенного, возможно, открывающееся пытливому уму все в большем и большем соцветии тонкостей его. Что видит каждый из нас, глядя на сочетания цвета? Скажем, ярко желтого с белым; белого с васильковым; розового с красным и лиловым? Скажем, что видят политики Украины в сочетании синего и зеленого цветов? А что говорить о цветах, находящихся за пределами возможностей наших органов чувств. Мы только ощущаем тепло, инфракрасную часть спектра кожей своею, невидимой нашими глазами, а змея – видит его своим органом зрения. Это касается и противоположной части солнечного спектра – ультрафиолетовой. Мы «загораем» под ним, не видя его. Невидимое нами, не означает отсутствия его! Сколько мыслей возникало и, сколько чернил израсходовано, чтобы создать литературные произведения о «невидимке»? А ответ находится в плоскости познания абсолютно белого и абсолютно черного цветов. Первый невидим, поскольку все отражает, второй – потому, что поглощает все, не давая ничему вырваться из себя. И неудивительно, что в спектре света нет ни белого, ни черного цветов. Только те семь цветов, о которых нам говорили на уроках оптики.
