1.3. Реальность и утопия в идеологии информационного общества
В современных условиях развития информационного общества глобализация рассматривается как его неотъемлемая характеристика, что вполне оправдано объективными процессами расширения информационного пространства до масштабов не только Земли, но и Вселенной. При этом важной составляющей данных процессов является технология как способ технического осуществления человечеством артефактного господства над природной средой. Поразительные успехи внедрения теоретических и технологических разработок в сферу производственной деятельности человека невольно порождают надежду, что и в социальной сфере господство над действительностью может быть достигнуто с помощью «организации и техники».
В развитии технологического утопизма можно выделить следующие три этапа:
• конец XIX – начало XX в. характеризуется общей верой в безграничные возможности технологического прогресса, особенно в вопросах решения хронических проблем человечества: голода, болезней и войн. Весьма популярной в тот период была технологическая утопия Эдварда Беллами «Глядя назад», где Америка изображена в виде царства электрических и телеграфных коммуникаций, где все – от музыки до еды – поступало в дома по трубам из центральных источников;
• в середине XX в. идея всеобщего процветания как результат научно-технического прогресса нашла свое отражение в концепции государства «всеобщего благоденствия»; достижения индустриального общества мыслились как глобальные перспективы всего человечества. На первый план вышли количественные показатели благоденствия в виде массового тиражирования материальных благ и массовой культуры;
• в конце XX – начале XXI в. технологический утопизм нашел свое окончательное развитие в рамках концепции компьютерной революции. «Силиконовая долина» в Калифорнии стала символом новых возможностей, которые открывались перед человечеством благодаря бурному развитию телекоммуникационных средств, в корне менявших привычный образ жизни; электронная почта, спутниковое телевидение, факс, интерактивные системы коммуникации придали технологическому утопизму небывалый авторитет, поскольку сам компьютер стал восприниматься не просто как техническое средство, а как символ успеха и процветания.
Важно подчеркнуть, что технологический утопизм обусловлен следующими факторами:
• наука и техника – это результаты развития человеческого интеллекта, необходимые для создания адекватной потребностям человечества среды обитания; однако, когда формы и методы организации и функционирования технологической среды переносятся на социальную сферу, то общество уподобляется механизму, а человек превращается в унифицированный элемент этого социального механизма;
• в технократических вариациях демократического развития происходит понятийная подмена: свобода личности определяется необходимостью подчинения ее воли всеобщей воле общественного целого, развитие которого осуществляется в соответствии с научно обоснованными социальными законами;
• равенство означает уже не равенство личностей-граждан, а равенство элементов социальной машины, условием безотказной работы которой является идентичность и взаимозаменяемость людей-винтиков.
Таким образом, в рамках технологического утопизма происходит подмена понятий. Во-первых, основная ценность «свободы» состоит в возможности спонтанного и индивидуального мышления и поведения личности в социуме, что невольно вносит противоречивость и в определенной степени непредсказуемость социального функционирования. Во-вторых, основная демократическая ценность понятия «равенство» заключается в равенстве возможностей проявления своей индивидуальности, т. е. равенство в разнообразии. Поэтому рационально-технократический вариант демократического контроля власти оборачивается тотальными методами управления элиты, рассматривающей себя как выразительницу общей запрограммированной воли унифицированной безликой массы.
В ХХ в. в западной научной литературе появилось много работ, посвященных анализу влияния научно-технического прогресса на социально-политическое развитие общества. Так, например, Ж. Эллюль отмечал, что современный экологический кризис нужно понимать как одно из проявлений опасных последствий прогресса, в котором нашла свое отражение рационалистическая мания преобразований: «Современный рационализм воплощается в утопизме, а утопизм – в техницизме; то, что стремится осуществить техник, есть не что иное, что предполагает утопист» [Ellul, 1975, p. 180].
Наиболее жесткие теоретические формы критики научно-технического прогресса можно найти в работах французских ученых (школа «новые философы» – А. Глюксман, Б. Леви, М. Клавель и др.). Согласно их концепции, представляются абсолютно иллюзорными утверждения об улучшении положения вещей в ходе прогресса. Все идейные течения Просвещения – не что иное, как демонстрация высокомерия интеллигенции в ее попытках установить господство над народом путем самочинного возведения себя в ранг учителя, дающего уроки о жизни и обществе. Все это ведет к технократическому элитизму власти, противопоставляющему правящее интеллектуальное меньшинство общей массе людей, где индивид теряет свою самобытность, растворяясь в безликом множестве.
Критики идеологии технократизма (идей «механической солидарности») сошлись во мнении, что принципиальное различие между организмом и механизмом состоит в том, что в основе механизма лежит принцип унификации, а в основе организма – принцип уникальности. Однако индустриальное и во многом и постиндустриальное производство накладывает на поведение и мышление работника печать механистичности. Человек начинает воспринимать общество как «мегамашину», в которой себя самого он воспринимает одной из ее деталей.
Значимые метаморфозы утопизма технократического мышления имеют место в условиях современной глобализации. Парадокс состоит в том, что концепция глобализации в условиях информационного общества породила «персону без лица», живущую иллюзиями духовной свободы в условиях тотальной манипуляции и контроля.
Выбор «свобода или безопасность?» остается дилеммой глобального мира, бесконечность и непредсказуемость которого пугает обывателя, выбирающего всевидящее око «Большого брата». Таким образом, сужается не только пространство личной свободы, но и пространство свободы как условия существования глобального всеединства. Этической нормой становится равнодушие как результат виртуализации сознания, когда под воздействием массированного прессинга политических и развлекательных технологий исчезает грань между реальностью и вымыслом. Формируется мир симулякров, где игровая составляющая возвращает нас в мир детства и безответственности. Жизнь и смерть утрачивают сакральный смысл, становясь разменной монетой в компьютерных играх. Фактически наступает период личностного безвременья и замкнутости, всеобщей отчужденности. Происходит саморазрушение человека и общества.
Однако как любая утопия, глобализация в ее вестернизированном варианте практической реализации, как шагреневая кожа, постепенно исчезает, оставляя после себя многочисленные жертвы социально-политических (либерализм) и духовных (мультикультурализм) экспериментов. Но означает ли это, что вместе с глобализационным проектом Запада исчезает и планетарность как пространственно-временная и ментальная характеристика глобального социума? В западном варианте глобализации главенствует концепт унификации, т. е. универсальность понимается как следование образцу, подобию.
«Конец истории» как конец западного проекта глобализации можно определить исходя из положений второго закона термодинамики. Западная модель глобализации в силу своей унификаторской всеобщности является замкнутой, а потому в ней со временем возрастает энтропия, т. е. процесс неопределенности и хаоса. В то же время открытые системы, согласно теории синергетики, обладают свойством самоорганизации, где наблюдается процесс совокупного или кооперативного действия – спонтанного образования высокоупорядоченных структур из хаоса. Таким образом, синергетика исследует явления, происходящие в точке неустойчивости, где и определяется та новая структура, которая возникает за порогом неустойчивости. Поэтому «бифуркационный эффект» современности можно трактовать именно с позиций развития планетарной универсальности, которая рождается из хаотического взаимодействия всей совокупности современных сообществ (цивилизаций, государств, гражданского общества, традиционных обществ и структур и т. д.).