Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Денисов В., 2013
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2013
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
Глава 1. Пароход из прошлого
– Обещаю вам, дети, что у нас будет самое настоящее приключение! – с придыханием заявила учительского вида тётка, и зомбированный отряд, хором забормотав что-то восторженное, с энтузиазмом потащил разноцветные рюкзаки по коридору главной палубы к своим каютам.
Подивившись на такую дисциплину и получив у стойки свой ключ, я пошёл к трапу на верхнюю палубу. Больше в руках ничего не было. Ключ оценил сразу, таких капитальных запоров сейчас уже не делают, перевелись заказчики, не встречал даже в столичном пафосе. Замок в двери каюты соответственный – старая бронза и крепкая сталь. С обратной стороны в конструкции имелся хитрый выдвижной крюк с шариком на конце, можно вставлять в паз, дверь фиксируется на жёстком «приоткрытом стопоре»: щель в три пальца, очень удобно, и сквознячок лёгкий, и злонамеренную руку внутрь не просунешь. Шарик за годы эксплуатации совершенно не стёрся, отличная закалка. Интересно, почему именно у немцев всё так отлично получается? На века.
Судно сделано в Гамбурге, компанией «Бейт и К°», наверняка давно уже почившей.
А пароход остался.
– Это у вас всё? – осторожно спросил юноша стюард.
Плохие у нас стюарды, без школы, да и откуда бы ей взяться. Старается парень, но не знает, как правильно. Стой да молчи, тебе скажут, если нужно будет сказать! Всё у вас, не всё у вас… Я окинул взглядом невеликую кучу барахла у двери, легко пересчитал. Три саквояжа, три футляра – комплект из буйволовой кожи специальной выделки, стиль «усталый белый охотник на носорогов», сделано в Индии, на заказ. Два сака… неподъёмные, а один вообще непереносимый. Настолько большой и тяжёлый, что внутри его держит металлический каркас, держат тушу кита рёбра. Даже не знаю, сколько всё это добро весит, сам я таскать их не собирался: встретят-выгрузят-увезут.
– Бвана или маста, – буркнул я.
– Что, простите?
– Всё на месте, говорю, – и показал рукой внутрь, мол, втаскивай, давай, мой юный бой, втаскивай, чего замер? Или ты думаешь, что бвана сам потащит всё это в каюту? На немецком плыть, по-немецки жить. Работай! Стюард опомнился, двумя руками ухватил сумки и с трудом поволок их в моё временное пристанище. Кивнув головой, я сунул парню новенькую купюру. Чёрт вас знает, как вы в коллективе регламентируете чаевые, да и не очень интересует, сам решать буду.
– Меню ресторана…
– Сейчас?
– Через сорок минут, – уточнил я, посмотрев на часы.
Люксовая каюта оказалась… сложно описать.
Всё крошечное и вместе с тем солидное, как можно сделать такое? Две комнаты, душ с туалетом. Нет, с туалетиком. В спальне – шикарная кровать на двоих, почти не оставляющая места для прохода возле стены, две тумбочки по бокам и хитрые выдвижные ящички напротив. Потянешь за ручки на себя и чуть вбок – они выдвигаются гармошкой. Дерево в пазах смазано воском, скользит легко, потом откидывается по стальным направляющим. Обалдеть, как тут сумрачный немецкий техноизвращенец орудовал! Немецкое затягивает, не предам. Уже который год в жирных кругах модны различные «роверы», а я по-прежнему предпочитаю большие мерсовские джипы. Весной было поддался, уже прикинул к заднице – буквально – четвёртый «Дискавери» в люксе, но в последний момент переиграл, опять взял «немца».
Во второй комнатке, которую я, с вашего позволения, обзову кабинетом, имелся дубовый письменный стол с зеленым сукном, тёмно-красный мягкий стул с гнутой спинкой и миниатюрный диван такого же гарнитура напротив. Лампа с большим зелёным абажуром, тоже кондовый антик, наверное, в её успокаивающем свете хорошо ждать Пегаса или строчить философско-партийные воззвания. Рядом графин с чистой водой. Вот небольшой холодильник, белый ящик паскудного современного вида почему-то стоял встык с благородным деревом векового стола. Полный диссонанс, потеря стиля. А… места другого не нашлось, вот в чём дело! Что хоть в нём… Минералки много, кола, соки, пиво разных марок, которое я пью редко. Другого спиртного нет.
Что имеем с видами на обнажённую северную натуру? Широкие окна в комнатках каюты, выходящей на левый борт верхней палубы, стекло в них вмонтировано толстенное, старое, похоже, родное. С лёгкой синевой.
Нормальные комнаты. Или это не комнаты, а отсеки? Да плевать, я не моряк, мне все эти «рундуки» и «полубаки» – сбоку. Но всё равно интересно, как любое новое. Так, я уже знаю, что наше судно, как говорят моряки, ошвартовано лагом, то есть стоит бортом к причальной стенке – случайно услышал на посадке, когда пара производственных буратин переругивалась на дебаркадере с боцманом из экипажа.
Внизу под каждым окном притаилась бронзовая ручка-крутилка. Не удержался, уцепил рычажок, опробовал, – в каюту тут же ворвался свежий речной воздух. Это пять! Крутишь, и тяжёлая рама с приятным лёгким рокотом плавно опускается до «куда скажешь». Вниз вертится легко, вверх с усилием.
Есть розетки на двести двадцать вольт, живём! Я как-то забыл при покупке билета пробить столь важный вопрос – капитальный прокол. Вспомнил поздно и сейчас чуточку волновался, на подъезде к причалу утешая себя мыслями: «На аварийный случай есть у нас некая хитрая шняга» и «Не могли же они в матобеспечении довольно дорогого ретрокруиза не предусмотреть банально необходимых сервисных услуг!» Ну, слава богу, не подвели владельцы, подумали.
Пару раз в путешествиях на старых судах я нарывался на полное отсутствие розеток: «Уважаемые пассажиры, вы можете зарядить свои сотовые телефоны на ресепшн». Предложит умный человек такое? Чтобы скучающая девчонка разглядывала на моём смартфоне всё то, что вообще никто на свете не должен видеть? Серьёзный человек свой сотовый даже кошке Мурке не доверит. Увы, подавляющая часть нашего народа наивна и доверчива… А ставить пароли – тот ещё геморрой, их столько копится, что вечно путаешься и боишься забыть. А у меня два айфона, вот такая теперь дурь и мода. Раньше «удачный» народ скупал «верту», но с тех пор, как айфон окончательно стал «нашим всё», ситуация для «верту» чрезвычайно усложнилась. Моя «вертушка» с платиновыми кнопками уже года три валяется в бардачке «Трэкола», как бросил после одной из охот, так и осталась. Большинству деловых вербально как бы плевать, но… не помню, у кого подсмотрел. Дайте три! Типа, на всех разные симки: для дела, для жены, для дружков-полюбовниц. Дамы ещё пытаются на презентациях вытаскивать из ридикюлей телефоны в стразах, но это уже смешно.
Саквояжи стояли по углам.
Раскрывать приданое полностью я и не собирался, всё потребное для проживания на борту в течение недели мной тщательно отобрано и уложено в саквояж «со слонами». Тиснёными. А вот сак «с баранами», после выемки спиртного и некоторых мелочей, станет поклажей второй очереди. Если только не хватит, что вряд ли. Огромный сак-баул открывать точно не потребуется, там хранится чисто охотничье снаряжение, которого много, и патроны, коих очень много, если считать по весу. Только для гладкого полтыщи штук. Знаю я все эти мульки-прульки, проходили. То один забудет, то другой, имея кошелёк, достаточный для покупки патронной фабрики, берёт откровенное дерьмо, то егерь вовремя не подвезёт. Ну и пострелушки-хохотушки, без этого вообще никогда не обходится, особенно в непогоду, когда охоты нет, а пить в лагере горькую скучно. Тарелочки там, баночки…
Кроме того, привычка у меня давняя: всё своё ношу с собой. Точнее, так – многое из необходимого ездит и носится при мне. Футляры тем более можно спрятать. Да и нужно. В двух – стволы, в третьем спиннинги и снасти – на троллинг да нахлыст.
Шкаф здесь весьма необычный. Плоский, много в такой не всунешь, моё же влезет. Зато есть много крючков на стенах. Отчего-то чувствуется сразу, что места их размещения оставались неизменными более сотни лет, никто не покусился перевесить. Заходишь, снимаешь шляпу – чуть повёл рукой, она сама собой оказывается на нужном крючке. Вот для плаща, вот для зонтов… Прелесть, шарить не надо даже в темноте. Тогда ещё не существовало такой науки, как эргономика, а мелочное удобство было. Нет ли тут связи?
Из холодильника я быстренько сотворил походный бар. Распихал одиозный «Хеннеси», причем самый дешёвый, – грешен, именно такой люблю, – водочку, шоколад, маленькие баночки с закусками – нормально, почти цивиль. Никаких текил и прочих самогонов класса виски для эстетствующего плебса.
Потом поставил на письменный стол компактный спутниковый «Иридиум-экстрим», военный класс прочности, шестьдесят шесть спутников и защищённый «панасовский» ноутбук, посидел, огляделся и встал, решив, что вторая комната почти оживлена.
И на том устал, хватит пахать, пора на свежий воздух.
Сняв с крючка тёмно-зелёную суконную куртку, я подумал и надел мягкую кожаную шляпу. Нет, не стетсон, увольте, не люблю показушную колхозную ковбойщину, этот шик из Австрии привёз. На дух не переваривая любой, даже самый пафосный камуфляж, я давно уже предпочитаю одеваться в старом-добром, многократно проверенном северном европейско-охотничьем варианте: кожа, сукно, хлопок, изредка технология. Никакого меха. Чтобы не возвращаться к теме: не люблю милитаристиль, а также джинсы, фланелевые клетчатые рубашки и грубые тяжёлые ботинки.
На двери под блестящей биркой «Люкс № 1» в прорези уже стояла аккуратная белая полоска с надписью «Г. К. Ростоцкий» – это я. Сильно, сильно… Нужна ли такая афишка? Да пусть висит! Покрасуемся, раз так принято, что тут плохого может произойти.
Кстати, а почему «Люкс № 1», если других на судне просто нет, я план помню. Надо будет спросить у шкипера, благо, соседи. Напротив моего люкса соответствующей табличкой – «Капитан И. А. Самарин» – обозначена каюта капитана корабля, размеры те же, может, даже чуть побольше. Я с любопытством пошёл по узкому коридору, трогая рукой облицовку из панелей благородной древесины. Стюард сказал, что это палисандр. Вполне может быть.
Сразу за капитанским жилищем, так же, как и с моей стороны, на обе палубы выходили тяжёлые двери с латунными поручнями. Далее по короткому узкому коридору – выступ, внутри которого наверх выходит единственная труба парохода, а за ним спряталась каюта судового врача. Напротив – маленький туалет, душевая и еще одна каюта, на этот раз без надписи и бирки. Замыкал коридор музыкальный салон, так и записанный таблично. Толкнул дверь – не заперто. Оглядев неожиданно просторное полукруглое помещение, я сразу же оценил стеклянную панораму с видом на корму, сейчас частично задрапированную тяжёлыми бархатными шторами ядовито-лилового цвета. Много мягких стульев, составленных дугой вдоль стены, два академического вида книжных шкафа, где хранится небольшая библиотека книг, изданных лет 50–60 назад, и маленькое пианино, таких прежде я никогда не видел!
С другой стороны коридорчика красивый трап с массивными перилами винтом уходил вниз, на главную палубу, прямо к стойке ресепшн с одной стороны и ресторанчику с буфетом в носовой части – с другой. Там же, на главной, находятся и все остальные пассажирские каюты, класс первый, других нет, никаких трюмных бомжатников, пропахших тухлой браконьерской рыбой.
В передней части коридор верхней палубы заканчивался комнатой для бездельников, так и написано – «Клуб». Вот он заперт, жаль, надо бы разобраться с доступом, комфорт с видом по ходу судна мне интересен. Или здесь журфиксы?
Больше ничего интересного на верхней палубе не было. Выходит, я тут вообще один жилец, вот так вот. Впрочем, судя по цене люкса, уже только его покупка обеспечивала половину бюджета всего рейса. Несмотря на то, что я, конечно же, предварительно посмотрел в Сети на пароходик и доступные интерьеры на сайте, действительность, как всегда, оказалась несколько иной. Гораздо более живой, фактурной и, без сомнения, привлекательной.
Над верхней палубой находилась капитанская рубка с длинными крыльями ходового мостика. Шеф в белом костюме и чёрной с золотом фуражке стоял на левом крыле и согласно нормам ТБ или что там у них рулит осуществлял безопасный отход судна. Большая чёрная труба паровой машины дымила еле-еле, на маневре работал дизелёк. Командовал капитан в самый настоящий рупор.
На нас смотрела оживающая воскресная Дудинка.
А вот и мои стоят возле большой чёрной машины, помощник с водителем. Зрителей много, всем нравилось. Я тоже приосанился, приняв пластическую позу лорда Рокстона из «Затерянного мира». Отважный одинокий путешественник на верхней палубе под томными женскими взглядами, знатный холостяк. Сверкнули вспышки.
Первоначально судно было растянуто на двух концах, мёртво стояло.
– Отдать кормовые! – раздалось сверху без всяких театральных ноток.
Кто-то пробежал внизу, тихо выматерившись в ответ, что-то упало с жестяным звуком. Начались хитрые маневры.
– Руль лево на борт!
– Полный передний ход! Толчок машиной вперёд! Раз, два, три…
– Стоп! Прямо руль!
В результате маневра пароходик очень медленно начал продвигаться вперёд, арки огромных гребных колёс отодвинулись от причала, корма чуть дрогнула. Носовые канаты, в смысле, швартовы, кэп пока не отдавал, они страшно натянулись, мне показалось, что вот-вот порвутся! И тут корма как-то сама собой отошла от причала – отчаливаем! Легко и изящно. Из динамиков дебаркадера зазвучал какой-то марш.
После остановки капитан прокричал про задний ход, тут же скрывшись в рубке, и судно спокойно отошло от причала, не повредив ни его, ни свой драгоценный борт.
В знак победного начала над Енисеем полетел низкий протяжный гудок, который подхватили два буксира по соседству, на земле все заорали, замахали руками. Я тоже вальяжно махнул тройке девчат в цветастых кофточках, вернусь, мол, Мэри, не грусти. Как же это у меня курительной трубки не оказалось?
Встречный ветер приносил с акватории запахи водорослей и рыбы. Перегнувшись через ограждение, я посмотрел, как два мальчишки матроса начали убирать с главной палубы несколько большущих коробок и пяток тяжелых ящиков. Мешки, корзины… Боцман, тоже не старик, маленький кругляш лет двадцати пяти, весело подгонял подчинённых, что называется, солёными словами – они сразу подействовали. Берег стал удаляться, шеренга огромных портальных кранов, уменьшаясь в размерах, качала клювами, а я пошёл по палубе назад, некоторое время успевая компенсировать ход корабля.
Кормовая часть, куда выходят окна музыкального салона, тоже маленькая. Под пологом с рюшами стоят два сложенных шезлонга и сервировочный столик между ними, как же это я трубочкой не разжился?! Хорошо посидеть в тиши под ветром, посмотреть на проплывающие красоты. Пых-пых…
Наклонился вниз, заглядывая на корму главной палубы, и обмер.
Внизу стояла пушка! Вот так вот!
На поворотном лафете, причём на штатном месте, судя по дощатым упорам и пазам. Медная такая, блестящая. Да нет, бронза, конечно. Я как-то сразу понял, что пушечка настоящая, деловое оружие. Угол обстрела примерно сто восемьдесят градусов, поднята выше ограждений. Длина ствола… ну, метр, примерно. Сбоку от орудия лежала старательно сложенная пирамидкой кучка тёмно-серых ядер, фотография на тысячу баксов. Вокруг пирамидки набиты рейки квадратиком, чтобы снаряды не раскатились. Могу предположить, что от воздействия обывательских слюней в чугуне периодически прорастают маленькие ножки, ядра, крадучись, уходят в совершенно неизвестном направлении. Зачем они в хозяйстве? И тут же почувствовал, что мне хочется поступить по-воровски. Вот ведь дурь мальчишеская…
Нет, подождите, это что же, выходит, она реально пуляет ядрами? Отчаянно захотелось стрельнуть, будет, что рассказать друзьям на алтайской охотбазе, это вам не с вертушки краснокнижных горных баранов бить.
С левого борта на талях висит белая штатная шлюпка, с правого – серая с оранжевым RIB-лодка с подвесным мотором. Какие-то баки в изобилии, белые мешки штабелями – уголь, что ли? Очень много дров, разложенных прямо на палубе. Интересного вокруг много, однако взгляд мой снова и снова возвращался к орудию. Как магнитом тянет!
– Ваше меню, господин Ростоцкий!
С трудом оторвавшись от созерцания корабельной артиллерии, я оглянулся.
Стюард уже вошёл во вкус, всё нужное про меня вызнал и теперь стоял с показательной чайной паузой. Худощавый, даже тщедушный парень, на котором свободно болтался белый сюртук, узкобедрый, в отглаженных брючках, пушок на скуластом лице – первые следы будущей жиденькой бородёнки, чуть монгольские глаза. Я вытащил книжицу, папку вернул, на хрен она мне. Он взял у меня синюю кожанку с логотипом, скользяще улыбнулся, как-то заранее виновато… Нет уж, вас разбаловать – раз плюнуть, потом шагу без бабла не сделаете! Не рвись, мальчик, за деньгами, рвись за трудами.
– Спасибо, любезный, ступайте.
Мальчишка, хлопнув широкими полотняными штанами, удрал, я же машинально полистал плотный картон. Так… Вполне ожидаемый стандарт горячего: солянка, куриный с потрошками, уха стерляжья. Отбивные, сижок запеченный, жульенчик, салатики всякие. Расстегаи, в скобках особо записано, что маленькие. Пирожки, пирожки, пирожки, кулебяки какие-то… господи, да куда столько выпечки! Заливное есть! Это хорошо, очень люблю, если правильно приготовлено. Обед, вполне благоразумно отнесённый капитаном на ужин – когда ещё вся суета уляжется – через полтора часа, вполне можно дотерпеть. Не кусочничать, как говорила мама. Аппетит, кстати, уже имеется, и он в динамике.
Чайки, как по расписанию, появились дружной стаей, захватив пароход в своё пользование. Запахи пошли по всей палубе – на корабле вовсю начинала работать кухня. Группа детей внизу на корме кидала чайкам куски чёрного хлеба. Было довольно интересно наблюдать, какие фортели жирные, откормленные белые птицы вытворяли в воздухе, бросаясь в воду за едой. Сытые твари, избалованные. Первая хватала кусок и тут же бросала, не оценив угощенье – булку сдобную подавай! – вторая тоже брезгливо выкидывала. Только третья, что послабже телом и статусом, с удовольствием съедала намокшее угощение. Всё, как у людей.
– Герман Константинович, добрый день, я вас приветствую на борту! Лично не смог на посадке… Поднимайтесь в рубку, познакомимся! – крикнули сверху.
Подобный образ капитана парохода являлся неотъемлемой частью судового имущества, без него всё это благолепие просто не смотрелось бы. На меня пристально глядели серые глаза более чем пятидесятилетнего седоватого мужчины, сухенького, невысокого, крепко побитого жизнью начальника-за-всё-ответчика. Никакой такой сермяжно-посконной литературной «хитринки» да «прищуринки» – спокойный, несколько усталый взор властного, уверенного в себе человека. Необычные глаза, нетипичные для оператора транспортного средства, даже столь крутого.
Быстро поднявшись по гулкому железному трапу наверх, я с удовольствием пожал сухую и сильную руку шкипера, вышедшего на крыло, представился ещё раз.
– Знаем, знаем, как же, – всё-таки подпустил той самой хитринки старый опытный хрен. – Первый раз в жизни жму руку олигарху. Здесь голову поберегите, вы человек высокий… Как устроились?
– Ну, не олигарху, положим, – усмехнулся я, привычно добавив: – Журнал «Форбс» про меня ничего не знает.
– Кому надо, знают, – мудро ответствовал старикан. – Всё едино, многодолларовый миллионер, знаменитость. Или как это называется-то, а?
– По-разному. Хоть многоевровый. Давайте обо мне не будем, я сейчас у вас в гостях и тоже впервые знакомлюсь с капитаном настоящего парохода, – признавшись, я тут же перешёл к интересующему. – Сразу первый вопрос: почему именно «Темза»? Вроде как не сибирское имя.
– Самое что ни на есть сибирское! – отрезал кэп. – В честь капитана Джозефа Виггинса, как-нибудь я за тремя рюмочками чая с бальзамом расскажу вам его удивительную историю и роль в освоении Енисея.
– С удовольствием! – подыграл я. – Кстати, устроился замечательно, почти как дома. Судно находится в отличном состоянии, просто игрушка, что несомненный плюс владельцам, деньги потрачены не зря.
– Так я и есть владелец, – просто сказал Илья Александрович, отчего-то тягостно вздохнув.
Вот оно что. Вот почему у него такие глаза. Как же я сразу не раскусил. У капитана были глаза собственника, а не наёмного работника, при определённом опыте этот фактор обычно замечаешь сразу. Там много чего есть во взоре, не буду разжёвывать, лишнее это. Главное – у таких людей другая логика принятия решений. Вы вспомните, что таксист тоже имеет в собственности средство производства? Чушь, он тупо извозчик. Этого мало. Надо использовать наёмный труд, платить людям и отвечать за них. Вот тогда ты собственник.
Ну, значит, тем более… Будем общаться сословно. Почти.
– Вы очень качественно им владеете, – вежливо поведал я собеседнику. – Историки мирового судоходства должны бы вам в ножки поклониться.
И дед растаял, как тут не поплыть – любимое дитя хвалят!
– Сёма! – крикнул он вахтенному матросу.
– Что, Илья Александрович? – моментально отозвался тот.
– Иди-ка ты, мил-друг, в кубрик, отдохни чутка, а боцману напомни про дрова, пусть на корме перекладывает. Ярику скажешь, чтобы он… в общем, капитанский чай-два полным комплектом через десять. Понял?
– Кстати, о дровах… – начал я, но капитан меня опередил.
– Пройдёмте в рубку. К рулю и ветрилам, так сказать.
В рубке я опять оцепенел.
Колесо. Нет, два колеса! Рулевых.
Посреди просторной рубки стояла здоровенная тумба с двумя железными кругами под полтора метра в диаметре, из которых торчали деревянные ручки. Много ручек.
– Работает, работает, – успокоил меня капитан «Темзы», предваряя очевидный вопрос. – Не всегда, конечно, пользуемся, сервоприводы имеем, двадцать первый век на дворе, но иногда потребно покрутить с усилием. Ничего, пары уже разводят, скоро услышите, как запоют колёса.
Я бегло оглядел самое деловое помещение корабля. Действительно, всё необходимо-современное тут имеется. Мониторы РЛС и гидролокатора, GPS с Глонассом, пульт со светодиодами, динамики, приборы на полках, два бинокля на крючках, ноутбук. А вот радиостанции! Потому-то и радиста нет, всё на капитане. Интерьер завершал крутящийся стул и кресло-качалка в углу.
Проходящий мимо буксир или катер пискляво тявкнул сигналом, Самарин нехотя потянул кожаную петлю, гудок «Темзы» рявкнул коротко, солидно – горячим паром! Это вам не электроника пошлая.
– Завидуют? – спросил я, кивнув на небольшое встречное суденышко.
– Не без этого. Но и посмеиваются, анекдоты пишут, – капитан парохода надвинул фуражку на лоб, презрительно оглядел пространство по левому борту и сделал вид, что плюнул за борт. – Я таким тоже отвечаю любовью. В основном ребята на реке добрые, правильные, другие уходят, садятся или топнут, но есть некоторые… – он махнул рукой, явно вспоминая какую-то конкретную обиду, и опять сердито сплюнул.
– Этот из таких? – понял я.
– Да пёс с ним, бесёнком неразумным, река научит, – он посмотрел на западный край неба и дал прогноз: – Погодка звонкая, хорошо пойдём, пожалуй. Даже ветер попутный будет нам в подарок часов на шесть. Правда, сильный. Полетим, в общем.
«Темза», прижимаясь к правому берегу, шла ровным ходом по спокойной воде. Справа неясно выступали очертания низкого дальнего леса.
Тут и чай принесли, тот самый стюард Ярик расстарался.
– Греемся, – сказал шкипер. – Бальзам хороший, армянский. Я по капельке, а вам входную дозу плесну, не обессудьте.
– Так тепло же, – неуверенно произнес я, вдруг ощутив неожиданную прохладу. Ну да, форточки открыты.
– А мы всегда заранее греемся, про запас. Это Сибирь. Сейчас тепло, через час холодок налетит, а то и снежок. Печенье будете?
– Спасибо, скоро ужин, сберегу аппетит для оценки вашей кухни.
От глотка хорошего коньяка из крошечной рюмки под расстёгнутой курткой стало теплее, вновь, как в каюте, появилось ощущение уюта.
Практически все баржи, которые косяком пошли навстречу, везли легковые автомобили и контейнера. Попадались танкеры, при взгляде на которые сразу можно определить, полный он или пустой. Нос вверх – пустой. Мимо прошел «Щетинкин», нос задран, зачем идёт в низовья? Мимо проплывало заброшенное зимовье, все три кривых домика заколочены, но на берегу горел костёр. Свой мирок, другая жизнь.
Косяк прошёл, огромная река вновь опустела.
В отпускные экспедиции я частенько отправляюсь один, без охраны, очень уж не люблю всё это дело, реально мешают. Здесь тот самый случай: маршрут простой, от Дудинки до Красноярска, а там меня подхватит группа встречи из краевого офиса, и на Алтай, где через две недели соберётся тёплая компания любителей пострелять трофейно. Это несложно, уверяю вас. Достаточно держаться просто, не высовываться и ни с кем не общаться из нормальных, скажем так, людей. Всё равно не получится.
Я понимаю, что это не понравится многим, но акцентирую снова: не получится. Из тысячи человек всего один сможет на равных говорить с миллионером или миллиардером. Перед остальными будет штамп – кошелёк с ногами. Все попытки контакта заканчиваются одинаково: одни начинают приставать с идиотскими предложениями своих гениальных проектов, вещать о необходимости финансирования чрезвычайно нужных обществу инноваций или чудного стартапа, другие затянут песню о спонсорстве, прозябающей нацкультуре, социальной ответственности и мириадах инвалидов. О книгах, охотах, фильмах говорить никто не будет, им это и в голову не придёт. Только о деньгах. Есть небольшой процент большевиков, но эти легко фильтруются другим салоном, залом либо типом транспортного средства, ибо у них никогда нет денег.
Есть очень узкий круг верных друзей детства, это святое, ценишь, таких якорей мало. Они вообще часто встроены. Остальные – мимо.
Вот такой жёсткий взгляд.
И каждый, кто прошёл все препоны, сумев нагрести хороший сугроб баксов, это отлично знает – из личного опыта. Морщиться от такой позиции можно сколько угодно, ровно так же, впрочем, как тот же самый нормальный человек морщится при виде бомжа у своего подъезда или бабки-попрошайки в магазине, хотя последней есть что рассказать о своих чаяниях и бедах, в которых она часто и не виновата… Однако нормальный человек привычно воротит нос: «Доченька, пошли быстрей!», вникать в проблему и начать понимать тот мир не собирается, как не хочет общаться с подобными в обнимочку, опускаясь на ступень ниже – вся сердечность и праведность тут же исчезают. «Я добился, а они нет». Вечное правило, ничего тут не поделать.
Просто ступень, ничего личного. Ни презрения, ни лицемерия, всё ровно: другой слой, другой статус. А самый лучший способ помощи нормальным людям – это не беседы со слезами в пиджак, а организация рабочих мест и достойные зарплаты. Я это делаю, перед совестью чист. А вот общаться не буду, давно учёный.
По всему получается, что капитан судна в моём статусе и круге. Я этому рад, он, подозреваю, тоже. Потому что на корабле, являясь богом и царём, кэп чудовищно одинок, и доверительно общаться с подчинёнными не будет и не может… Ребята из моей безопасности капитана на профпригодность пробили. Как вот только не выяснили, что именно он является владельцем судна, а? Впрочем, если там все концы прячутся в ООО-шках, то сразу и не щёлкнешь, кто за кем стоит и реально правит. Тем не менее, это прокол, разберусь.
Работа капитана – непрерывный тягучий стресс с регулярными вилами под горло от взрывных нагрузок. И, как говорят знающие люди, порой со стороны милейшего Ильи Александровича такие ненормативные громы и молнии летят, что у посторонних людей уши в трубочку сворачиваются. Матерщинник он, в общем. Человек на Реке известный и капитан уникальный, удивительной интуиции шкипер. Как правило, внешне абсолютно спокоен, никогда в жизни особо не суетился и ни перед кем не заискивал. Характер сибирского казака, помноженный на врожденное достоинство и силу духа архангельских поморов. В капитанской работе, конечно же, без риска никак не обойдешься, но даже в самых пиковых ситуациях Самарин не терял головы, решения находил правильные и эффективные. Думаю, что среди капитанов суетливых людей практически нет, они отсеиваются на предыдущих должностях.
– Я вот осторожно спрошу… пушка у вас на корме, это как? Неужели настоящая?
– Думаете, властей боюсь? Не боюсь! – хохотнул он. – Пушка штатная, древняя, оружием не считается. Атрибут, антураж.
Да какая разница!
– Илья Александрович, как на духу. Клянусь, никому ни звука!
– Палит аки лютый зверь! – важно подтвердил капитан. – Пять разов стреляли с боцманом, два раза холостыми, и три ядра потеряли, жалко, страсть как.
– Оплачу полтонны ядер. Даже добыть помогу!
– Замётано, – быстро согласился кэп. – Завтра устроим стрельбы.
Я довольно щёлкнул пальцем.
– А то, что она штатная, это…
– Так и по почтовым делам служил пароходик, и по казённым-банковским надобностям приходилось. Ясак возили, ценности всякие, – охотно начал рассказывать Самарин, развернувшись полубоком на креслице возле пульта. – Вот и держали на всякий случай, как я понимаю. Оно ведь как тут было-то. И сейчас края дикие, такая шваль порой из тайги вылазит… а уж тогда! Секунду.
Он что-то оценил на мониторе, кхекнул, передвинув небольшой джойстик, и снова повернулся ко мне.
– Казачьи отряды шли по реке на дощаниках или больших стругах, их в Енисейске строили. Более двух месяцев порой добирались! Только от Енисейска до Большого Казачинского порога суда шли в срок до трёх недель! У порога грузы снимали и переносили выше. А от порога до Красного яра ещё три недели пути. И вот представьте: на всех ночлегах и обеденных лесных стоянках люди, опасаясь набегов тунгусских да разбойных шаек, ставили крепкие засеки, а на чистых местах перед обедом и на ночь возводили целые дощатые городки, во как! Так сложно и опасно было добираться по Енисею до Красного яра. И пиратство береговое встречалось. Как началась золотая лихорадка, так охочих за чужим в тайге развелось, будто комаров… Что коснись, и помощи никакой, река-то практически пуста. Ну и сигнал дать в тумане, милое дело. А ядра… так как же без них, хотя бы для порядка должны быть.
Как можно перед обедом городить городки? Удивительной силы и подвига были люди.
– Почему-то не удивлюсь, если выяснится, что у вас ещё и картечь есть, которой по злодеям шмаляли, – подмигнул я.
– Неужель в армии не настрелялись?
– Да не был я в армии, военка при вузе, из всего армейского только из «калаша» и пострелял, целых два раза. А потом как-то не тянуло.
– Зато из гражданского, вижу, не промах.
– Если по ассортименту, то да, частенько и из многого. Если же по качеству стрельбы, то не очень, – признался я, ничуть не рисуясь, действительно, всё так и есть. – Хорошим стрелком назвать себя не могу, дара нет. Так, удачно иной раз складывается.
Почувствовав некое единение душ, мы разговорились.
Вскоре я узнал, что экипаж весьма мал количественно и довольно специфичен по категориям личного состава. У меня сложилось впечатление, что на «Темзе» служат одни дети. Реально взрослых мужиков двое – механик и кочегар. Еще есть доктор, женщина. Боцмана-маломерка по фамилии Чубко я уже видел, в подчинении у орла пара матросиков, пацанов лет шестнадцати. Два стюарда, парень и девушка.
– Пока оба на вахте, как разберутся с пассажирами, пойдут в смену… Повариха на судне знаменитая, основательная женщина, ещё познакомитесь. А штурман мой, паразит, с ментом корабельным в Туруханске сидят, скоро забирать будем.
– И мент имеется? – искренне удивился я.
– Насильно суют, – посетовал владелец «Темзы», опять что-то переключая и подкручивая. – Какая же хорошая штука этот GPS, скажу я вам! Лучшее изобретение человечества за последние годы! А? Мент, говорю. Суют. Говорят, раз VIP-рейсы, так и ты обязан, участились случаи хулиганства на борту, положение новое вышло. Всё делают, сволочи, чтобы плавать невыгодно было, убивают бизнес окончательно. Мне вот достался непутёвый полицай, докладную в Красноярске напишу, пусть забирают обратно. Полюбовница у него, видите ли, в Туруханске… побежал к ней котом шелудивым, когда вниз шли. Ещё и штурмана моего сбил с бестолку! Ладно, своего я за отгулы отпустил, сам дойду, тут всего ничего. А мент – чисто гад. Бездельник, ни в чём помогать не хочет, только спит и пьёт. Зачем такой человек в экипаже?
Радиста на судне нет, докторесса Нина – нормальная, серьёзная, душа в душу, механик Заремба вредный, но работящий, а стюардесса Оля ленивая и глупая.
– Почему курсанты, Илья Александрович?
– Не пьют они ещё, Герман Константинович, – вздохнув, ответил шкипер. – Устал я с этим злом бороться, все спиваются, только приручишь да обучишь… Ребят же ко мне на судно в училище из самых лучших подбирают! Им на «Темзу» попасть – за честь, как на парусный «Крузенштерн». Отличная практика, репутация.
– А кочегар? – вспомнил я, типа, уж этот-то должен… кочегарить.
– Федя Липпо? Да он баптист.
Липпо и Заремба, отличный комплект трюмных гномов.
– Баптисты не употребляют, что ли? – удивился я.
– Кто ж их, странных, знает, – безразлично бросил старый речной волк. – Недавно к ним записался, с годик всего. Хотел мормоном, а стал баптистом… Песни теперь поёт. Господи, да тут кого только нет! Этот не прогуливает, работает, как карла, молчит, не спорит, книжки какие-то читает. Говорят, в Сосновку вообще салафит какой-то заходил! Кстати, так и не вышел, за грибами пошёл и случайно не вернулся. Тайга староверская…
По итогам первого общения с капитаном я узнал много нового, полезного и не очень.
Кранцы все знают – это резиновые болванки, смягчающие удар при швартовках судна о причал. Часто используются старые автомобильные покрышки, но уважающий себя боцман старался обзавестись настоящими. Имеют две задачи: защитить борт и обеспечить маленькую возможность остаться не раздавленным при выпадении человека за борт. За борт они вывешиваются в нужное место и в нужное время. По степени обшарпанности судна в определённых местах можно определить, насколько умел шкипер и экипаж. На «Темзе» никаких покрышек нет и быть не может, по определению.
Команда на судне – не просто информация, которую надо понять и дословно выполнить. Команда есть код, и каждой такой команде соответствует перечень действий и мероприятий – «Расписание». Каждый член экипажа имеет выписку из него, она висит у него перед глазами рядом с фото любимой и на гражданских судах называется «надкоечным расписанием». Вот что такое команда, и она должна быть подана громко, чётко и с интонацией голоса, не терпящего возражений. С непривычки она кому-то покажется злой, но это одно из условий, необходимых для безаварийной эксплуатации судна в любых условиях и сохранения жизни и здоровья экипажа.
– Иные матерятся, – обещающе произнёс капитан «Темзы».
Теперь по гребным колёсам.
Тут уж капитан знал решительно всё. Оказывается, они переживают второе рождение. К началу двадцатого века колесные пароходы стали вымирать, особенно после того, как в 1843 году Британское адмиралтейство провело сравнительные испытания однотипных пароходов «Раттлер» и «Алекто»: с винтом и колесами. Классический чёрный пиар. Винтовой «Раттлер» перетянул колёсный «Алекто». Дело было сделано, тема умерла. Но сама идея не забыта. Дело в том, что и гребному винту свойственны недостатки. На мелководье от поверхности к лопастям начинает подсасываться воздух, что приводит к снижению КПД. А заглубление винта невозможно без увеличения осадки – мелководные реки становятся недоступными. Водомёты же и суда на воздушной подушке дороги и не приспособлены для перевозки грузов, экономика начинает сбоить. Кроме того, как только винтовое судно влетает на мелководье, возникает просадка, винты как бы выгоняют воду из-под корпуса, и корабль тут же оседает на корму. Капитан сбрасывает обороты, чтобы винты и руль не ударились о грунт. Однако, теряя скорость, корабль становится плохо управляемым. Вот и начали инженеры вспоминать о колёсниках, на которые действие закона Бернулли не распространяется.
Время шло к ужину, и я, с пониманием пожав руку капитану, вышел из рубки.
Вдогон судну подул северный ветер, который уже не компенсировался скоростью судна, на палубе стало холодно. За время беседы два раза принимался дождь, и я ни разу не пожалел, что накинул куртку.
На блеклом фоне полуденного северного неба был ясно виден небольшой самолет. Он шел совсем низко прямым курсом навстречу нам. «Ан-3» работает, геологи куда-то пошли. Не успел я проводить его взглядом, как пароход задрожал от напряжения, прозвучали какие-то команды по громкой связи, которые я не расслышал, а точнее прощёлкал, тявкнул ревун, и звуки движения радикально изменились. Где-то гулко застучали шатуны, по бокам в коробчатых нишах плеснули по воде и с шелестом залопотали широкими лопастями-плицами громадные гребные колеса, «Темза» вздрогнула, словно задумавшись, притормозила и вновь рванулась вперед против течения, но уже как-то радостней, живей.
Есть переключение, мы гребём! Выдыхайте, бобры, рыбы и все встречные сухогрузы, пароход идёт колёсный!
Как в старину…
Погода тем временем окончательно испортилась.
Сильный ветер развеял почти тёплую дневную благодать, и к вечеру нас обступил довольно густой туман с противным моросящим дождём. Стало быстро темнеть. На палубе находиться было невыносимо, в каютах вечером решительно скучно – народ собрался в ресторанчике. На ужине почти все столики ресторана были заняты, и я, наконец, получил возможность первично познакомиться с остальными пассажирами «Темзы». Тихо и уютно. Небольшая плазма показывала какие-то клипы, приглушённый свет был к месту и в тон, набегающая вода мягко плескала в борта. Цены, кстати, вполне божеские для среднего кошелька.
– Карточки принимаете? – на всякий случай поинтересовался я у стюардессы Оли, в данный момент времени выполняющей обязанности официантки.
– Конечно, господин Ростоцкий, любые, но только в местах связи. Обычно же мы записываем в кредит с расчётом в конце пути. Вас это устроит?
Ожидая заказ, я на всякий случай глянул в «рабочий» айфон.
Сотовая связь во время пути практически всегда будет отсутствовать, собственно, потому и взял с собой спутниковый аппарат. Однако с ним не так удобно, да и возможности совсем другие. Сигналы «Билайна» и «МТС» по всему пути следования появятся лишь считаные разы в крупных посёлках, а вот владельцы симок с «ЕТК» станут просто счастливчиками, который год одно и то же. Связь у «Енисейтелекома» на реке всегда более стабильна. Помню, как год назад абоненты остальных операторов истошно орали в свои трубы у каждого мало-мальски обласканного цивилизацией населённого пункта. Особенно раздражала горластая тётка, которая ехала, как с ходу успела рассказать всей палубе, до Енисейска. Теплоход шёл с опозданием, у бабищи возникли конкретные проблемы с теми, кто должен был её встретить, а орала она настолько истошно, что практически весь корабль был в курсе её житейских и нравственных проблем.
«Скажи этой сучке Тамаре… Вечером… да везу, везу!!!», «Мы опаздываем… А она знает, где! Вовке звони, у него машина!», «Ах ты, скот… Я тебе… Я… что ли когда-то давала тебе повод?!»
Памятуя ту кошмарную поездку, решил на этот раз опробовать новомодный стартап.
Почему не самолётом, «два часа и в дамки»? Потому что просто люблю плыть рекой. Вот и вся причина.
Оля посоветовала взять фирменной ухи, я отказался. Вообще не люблю рыбу и крайне редко её употребляю. Мясо – наше всё. Ещё лет десять назад один из приятелей поведал мне истину, якобы известную ещё со времён построения империи Карла Великого: народы-рыбоеды неизбежно ленивы, безынициативны и капризны. Судя по контурам той «империи пороха и стали», давшей толчок всему техническому прогрессу человечества, что-то исторически справедливое в этом тезисе определённо есть.
Поданная солянка оказалась приличной, мясо условно приемлемым, а вот пирожки и расстегаи, которые я взял вместо хлеба, просто отменными! Красная икра порадовала, а осетровую не брал, отчего-то на Енисее не умеют её правильно готовить, постоянно ощущается посторонний привкус. Попыхивая электронной сигаретой – уже полгода без особого успеха пытаюсь отвыкнуть от чистого табака, – я поглядывал по сторонам.
Рядом со мной расположилась дружная команда победителей детского конкурса знатоков локальной истории, группа учеников восьмого класса в сопровождении старшей, три девочки и три мальчика. Как сообщил капитан, поощрительную экскурсию на ретросудне каждый раз оплачивает краевое министерство, выгодное дело, постоянная бронь. Командовала шумной неугомонной сворой пожилая дама, невероятно увлечённая этим самым краеведением и путешествиями. Причём не только по Сибири, но и по всей России, география её поездок впечатлила даже меня. Резкий командный голос сопровождающей постоянно слышен с главной палубы. Она с жаром рассказывала детям о маршрутах по Красноярскому краю, Якутии, Хакасии, заставляя победителей записывать всё в маленькие карманные блокнотики. Звали её Галина Ивановна, как мимоходом она представилась на палубе, пролетая мимо со свитой. При этом начальствующая дама исхитрилась моментально переключиться и торопливо бросить за спину:
– А это, дети, известный сибирский миллионер – товарищ Ростоцкий! Вы его могли видеть в телевизоре!
Дети послушно зафиксировали очередную достопримечательность реки в блокнотах.
Едва остановившись на палубе, она, успевая устраивать опросы, викторины и мгновенные конкурсы по знанию этих мест, взахлеб рассказывала им ещё и про Байкал с Амуром, про водопады Бразилии и свою прошлогоднюю поездку дикарём в Иран. Стоя в стороне, я и сам поддался её чарам и даже послушал кусок скоротечной лекции. Если отбросить в сторону некоторую взбалмошность, то Галина Ивановна оказалась приятным грамотным рассказчиком, человеком любознательным, хотя её повествования о своих путешествиях порой отдавали авантюризмом, чего деткам вбивать в голову пока не следовало бы.
Слева от меня тихо ужинала степенная семейная пара, солидного вида муж с женой и молчаливая дочка при них, уткнувшаяся в PSP. Более пока ничего о них сказать не могу, вели себя они скромно, а разговаривали тихо.
Вот пассажиры «Темзы» и закончились, ещё четыре каюты первого класса должны заполниться в Туруханске. Как я понял, к списку пассажиров добавятся какие-то начальники из Роснефти с Ванкора. Кое-кого я там знаю, глядишь, и составится компания для преферанса. Экипаж невелик, и меня это вполне устраивает – того и хотелось.
После выпитой чашечки кофе я расписался в счёте, дежурно улыбнулся остающимся и пошёл к себе, где первым делом зажег зелёную лампу. Потом снял со спутника пять писем, на два из которых ответил сразу, остальные решения отложил на потом. Читать не хотелось. Накрыл «малую поляну» и хлопнул две рюмочки «Хеннеси». Программа выполнена, можно ложиться спать.
Что я и сделал, с удовольствием свалившись на мягкие матрацы.
…Утром, стоя на корме в ожидании завтрака, я познакомился с путешествующими по Енисею новосибирцами: мужчиной средних лет и его женой. С ними плывёт дочка Леночка семнадцати звонких лет, оставшаяся в каюте, тут ей всё тоскливо, что ни предложи, а мальчики из команды, судя по всему, её не прельстили, хотя и старались, сам видел. Ну да, в таком возрасте пейзажами не приманишь, если нет коллектива во главе с бешеной путешественницей. Мужчина представился как Владимир Викторович Мазин – доктор технических наук, профессор университета, крепенький, без седины, весёлый оптимист с очень заразительным смехом. Жена его, Марина, была шикарной брюнеткой моложе мужа лет на десять, женщиной под сорок с цепким острым взглядом. Мазины решили пройти на «Темзе» маршрут туда и обратно, так сказать, старожилы судна. Удивительно интеллигентный мужчина на полчаса составил приятную компанию, скоротав минуты голодного ожидания полезными пояснениями, так как по уровню специфических познаний за время водного странствия в пару тысяч километров уже сравнялся с членами экипажа.
– Груза на палубе многовато, странно для такого класса сервиса, видел, как в трюм опускали, да и палуба занята, – заметил я. – Даже банкомат стоит.
Собеседник значительно приподнял палец, словно был сопричастен.
– Особый случай! Мало кто способен подойти к небольшим посёлкам, не имеющим достаточных глубин. Главы администраций Илью Александровича просят, он соглашается забросить. Тем более что всё оплачивается.
Ясно, тот случай, когда непрофильный бизнес оказывается весьма эффективным.
– А зачем им столько дров?
– Уголь нынче дорог, он в белых мешках, скоро их опустят вниз. Вот экипаж и пользует дрова, параллельно, так сказать, в добавку, – сообщил он. – Ничего удивительного, даже на императорской яхте на старых фотографиях по бортам лежат штабеля дров. Кроме того, они нужны на кухне, там местным высококалорийным углем топить не будешь, быстро прогорит печь. Когда капитан видит на берегу свал подсохшего вынесенного леса, Чубко с парнями бензопилой быстро нарезают лес на чурки, грузят их на борт. Никто в тайгу не лезет, сами понимаете, так что всё очень удобно. Особенно много такого топлива в районах лесных разработок.
За бортом, обгоняя нас, проплывали две самоходные баржи, груженные тем самым углем. Потом Владимир Викторович рассказал, что в царские времена на реке работали каналы до Оби, что-то такое я уже слышал. И каналы эти появились раньше Транссибирской магистрали. В советские времена всё к чертям похерили, дорогу на север так и не построили, и теперь грузы доставляют в основном Севморпутём, по Ледовитому океану.
На реке царил полный штиль, серая вода лежала слабо колеблющимся зеркалом с пятнами завихрений и небольших водоворотов. Небо постепенно менялось, промозглое сырое утро сменила тёплая безветренная погода с ярким солнцем.
Труба дымила круто, колёса шлёпали. Красота!
Над «Темзой» плыл густой запах свежих булок, шанежек и прочих выпечных вкусностей. Как я мог вчера усомниться в нужности такого ассортимента! Вот они, истинные ценности и соблазны! Голодные дети-знатоки всё наматывали круги по главной палубе, изредка фотографируя довольно однообразный пейзаж, проплывающие баржи и редкие хижины на берегу. Картину немного оживил спасательный катер МЧС, обогнавший нас на огромной скорости.
GPS я даже не включал, не было необходимости. Возле стойки ресепшн висит большой дубль-монитор штурманского прибора, и пассажиры в реальном времени могут увидеть, где идёт пароход. Игарку мы прошли ночью, следующая плановая остановка – Туруханск, если у капитана на отрезке нет особых грузовых обязательств. Во время завтрака меня растащило, набрал всего вволю и даже с собой прихватил пакет свежих пончиков, щедро обсыпанных сахарной пудрой. Чувствую, с таким соблазнительным питанием к моменту появления на охотбазе я округлею и раздобрею. Делать в таких путешествиях особо нечего, и если вы не склонны к созерцательному отдыху, то подобный вояж не посоветую. Однако ничто так не лечит тело и душу, как спокойное плавание по могучей реке.
На верхней палубе никого не было: Галина Ивановна своих бандитов сюда не отпускала, вся местечковая тусня шла внизу. Полежав в шезлонге, я, заскучав, спустился вниз.
– Представляете, я уговорила нашего капитана! – бодро проорала заметившая меня училка, цепко ухватив за рукав.
– На что? – молвил я, внутренне ужаснувшись.
– После того, как я показала детям места, где сидели Сталин и Свердлов, их заинтересовали истории про ссыльных и заключённых! – радостно поведала энергичная женщина. – Илья Александрович любезно согласился подойти к одному интересному местечку, про которое вообще мало кто знает, я раскопала эту историю совершенно случайно! Это невероятная удача! Там в 1903 году происходили весьма любопытные случаи…
Очень не люблю, когда меня хватают за руку.
– Поздравляю, – я мягко прервал атаку, осторожно освободив рукав, и энергично пожал её горячую кисть. – Детишки наверняка будут чрезвычайно рады.
– Что вы-ы! Я могу и вам вкратце рассказать, может быть, тогда и вы…
– Непременно, непременно подойду! – с энтузиазмом рявкнул я и поспешил по трапу к себе.
Ничего, скоро капитан освободится, и мы зарядим пушку.
И пальнём в белый свет, как в копеечку. Нужно будет попросить профессора снять всё на видео, выложу для своих в «жежешечке». В предвкушении главного аттракциона дня зашел в каюту, решив немного поваляться. Валялось настолько славно, что я с тоской отметил: катастрофа неизбежна, плюс пять в килограммах. И это в лучшем случае.
Нормально заснуть я не смог, что-то мешало. Скорее всего, ожидание стрельбы.
Лопотали колёса, глухо постукивала машина, в едва приоткрытые окна врывался свежий ветерок: имелся весь усыпляющий коктейль. Через прикрытые веки я видел странный блеск, словно проступающий сквозь сиреневую дымку… какая такая сиреневая дымка? Откуда она тут и зачем? Завтрак же… Сонный мир манил и не пускал одновременно.
Тук-тук-тук-тук… Шлёп-шлёп-шлёп-шлёп… Точно, усну.
Вдруг в мираже всплыло искажённое лицо вечной странницы, умелой губительницы своей беспокойной возвышенной молодости и нынешней замутовщицы детских душ. Галина Ивановна стояла с детьми у правого борта и показывала рукой на берег, близкий настолько, что, казалось, скоро до кустов можно будет дотронуться рукой… травка, березовая шелуха на полянах, прыгающие солнечные зайчики на зеркальной воде… А вот и недовольное лицо капитана, не хочется ему отступать от тонкой красной линии, выверенного безопасного судового пути, записанного и вычерченного на карте монитора приборами локации и навигации. Слово бабе дал. Сервис. После ритейла самый тяжёлый бизнес, особые технологии работы с клиентами.
Я неожиданно для себя рывком сел и широко открыл глаза.
Что за чертовщина!
На меня клонилось сразу всё – обшивка, мебель, крючки на стенах, все эти переборки и настилы, кранцы-шманцы и шпангоуты, ригеля, плицы и бимсы, шлюпки и брашпиль, в общем, вся судовая канитель сразу.
– Что я пил? – с трудом вырвалось из лёгких.
Тряхнул головой. Всё на месте. Тук-тук… Тук… Стихло.
И тут по каюте прошло-прокатилось эфемерное туманное «зеркало».
Сиреневое, точно того цвета, который только что примнился в странном забытье. Я успел отметить на промелькнувшей плоскости какой-то росчерк, что-то вроде ровного косого надреза или царапины. Словно огромный стеклорез поработал.
И опять на каюту упала тишина, предельная, пугающая… и вместе с тем бесконечно спокойная. Чёрт знает что! Наш гордый пароходик вдруг задрожал, словно от напряжения, двигатель заработал чуть громче, меняя тон и тембр, как это бывает в самолёте, когда на посадке наконец-то раскладывает уши, вновь зашлёпали плицы, зашумела за бортом вода. Я почувствовал слабое ускорение – «Темза» рванулась вперед, как раненый зверь из плена.
Мне стало жарко. Как-то резко, но не болезненно и не по-страшному. Тупо жарко, чисто температурно, словно за окном заработал огромный фен! В какую-то дикую пустоту мыслей и ощущений врывались запахи. Влажные и пряные ароматы крупных белых цветов. Вот пахнуло чем-то вроде мёда и хмеля. К ним присоединялся необычный для Енисея запах болотной рыбы, подгнившего дерева и прелого сена.
Судно начало снижать ход до самого малого.
– Баковым на бак, ютовым на ют, наблюдать! – заревел динамик громкой связи столь грозно и громко, что я не мог не вздрогнуть.
Приехали.
– Боцман, к футштоку! Судовому врачу на главную палубу, осмотреть детей!
Да что там такое произошло? Сев на кровати, я почувствовал, что ножки-то слегка онемели, испугался ты, брат. А чего?
И тут прозвучала команда, окончательно вырвавшая меня из полузабытья.
– Ростоцкий Герман Константинович, срочно подняться на капитанский мостик!
Похоже, приплыли.
