Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
На распутье
Я тебе напишу свою исповедь –
Соловьиным горластым пером.
Я не жил чтоб себе что-то выстрадать
И не смог стать банальным вором.
Я не смог стать простым проповедником,
Хоть прочёл житиё обо всех,
Даже скромным селянским священником –
Ибо чувствую собственный грех.
Бог всё знает, – ему я сознался,
Бог грехи все давно отпустил.
А с тобой я увы оказался
На распутии жизненных сил.
Ты простишь и опять приголубишь,
И прижмёшь как обычно меня.
Ты всё так же, по-прежнему любишь.
Ну а любит ли Боже меня?
Напишу тебе позднюю исповедь
На нательной рубахе своей
Мне придётся ещё раз всё выстрадать
В этой жизни нелёгкой моей.
Опять в душе возникла пустота…
Опять в душе разлад и пустота,
Я двери распахнул для всепрощенья,
И для детей, для их простого пенья,
Открылись своды, купол и врата.
Опять с душой, как прежде, мы в ладах
И клен зовет осеннею порою,
И манит пятипалою листвою
Поговорить о прожитых годах.
И долго просишь Господа помочь…
И можно вновь кружиться с журавлями
Над Родиной с притихшими полями
И сыпать, сыпать зерна правды в ночь.
Опять душа, что еле грела тело,
Дает возможность Господа понять, —
И ямб с хореем яростно спаять…
О, как же девочка красиво в Храме пела!
Ромашки
Опрокинулся ковшик приятно-осеннего небушка,
И пролились слезинки на мой захудалый мольберт.
Откусив полкраюхи вчера испечённого хлебушка
Как Ван Гог попиваю нездешний, но крепкий «Абсент».
Шелестит мурава, где-то в небе разносятся сполохи.
Я бутылке голландской готов дать полезный совет –
Ну не влезут в мольберт, эти сдобно-ржаные подсолнухи,
Я ромашек в траве для тебя нарисую в ответ.
Мандат
Шелестит по скулам нудный ветер
И щетину рыжую кукожит.
Не подумай, я совсем не брейтер
И меня добыча не тревожит.
Мне бы стол и мягкую подстилку,
Мне б до марта здесь прокантоваться.
Дайте жмень простых, лесных опилок
И мандат на право оставаться.
Мне бы доковать коням подковы,
Мне бы дописать главу романа.
Я хотел писать уже и новый,
Только ветер дует из кармана.
Я один остался на чужбине,
Мне пришлось здесь дольше задержаться.
Сколько должен я своей Ирине
Сколько за грехи ещё сражаться?
Я хочу домой, мой добрый Ангел.
Ты отсрочь разлуку мне в неволе.
Дал победу в Орлеане Жанне,
Дай мне шансы оказаться в доме.
Грешники
Наплутал я по жизни немерено,
Словно старый шатун из берлог.
Сколько время пустого мной съедено,
Как же пройдено мало дорог.
И застыл поезд – шпалы закончились,
Уголь в топке – давно уж труха.
И тельняшка слиняла и сморщилась,
А в гитаре одна лишь струна.
Новый путь нам прокладывать надобно,
Там где ветер свистит поутру.
Не нужны ни лекарства, ни снадобья —
Нам надежда и дух по нутру.
Ну! С почином отставшие странники!
Дай нам Бог, на благие дела, —
Мы устоев святые охранники,
Правда с нами, и только она.
Мы сегодня решили намоленно,
Что нас ждет одинаковый путь.
Были мысли и что-то оспорено,
Но верна лишь прожитая суть.
Все мы грешники, каины, воины,
Но сумели в конце осознать:
Мы невольники жизни и воины —
Дай нам Бог, отмолить, отстрадать…
Соловьиное эхо
Ты плакала на склоне бытия…
И я спугнул ночного соловья,
Что пел нам акапелла целый вечер;
Пока в дому мерцали эти свечи,
Тебе он пел…. И славный птах старался,
Пока весь небосвод не расплескался,
Пока веснушки звезд не собрались
В свой хоровод. И над землей сошлись…
Когда же соловей закончил песнь —
Склевал с моих ладоней корм что есть,
Но не исчез, и не порхнул в полет —
Спикировал в оконный переплет.
И сбросил розу на твою кровать…
Ах, Божья тварь! К чему теперь рыдать?
Лунный мякиш
Ползет по небу мякиш от луны
Давным-давно затерянной горбушки…
Не верят больше сказкам полстраны,
Не верят картам, знахарям, кукушкам.
Давно уж не гадают при свечах,
Не колядуют, будоража села, —
И только тень повисла в деревнях
Народного смятенья и раскола.
Завалинки пред избами пусты
И старики беседуют с бутылкой.
Все избы заросли травой, кусты
Укрыли на погосте все могилки.
А в головах похмелья пустота,
Все глуше кровь без веры в идеалы.
И недоступной стала высота,
И сходит солнце в мрачные подвалы.
Слепую веру в доброго царя,
Слепые горизонты коммунизма —
Сменила интернетная семья,
Накрыла сеть без лишнего трагизма.
И рыщут военкомы по стране,
И Родину спасают бранным словом,
Коням Апокалипсиса к беде
Уже сменили старые подковы.
Ползет по небу мякиш от луны
С оторванной потерянной горбушкой,
Проступит скорбный лик из темноты,
И оживут часовни и церквушки.
Все больше под крестами прихожан,
И в каждом доме светится икона,
И на распутье вещий смолк боян,
И только ветра стоны – перезвоны.
Русская рулетка
И не надо понтов, мы списали долги
Нерастраченной юности века,
Только как зеркалам и себе ты не лги,
Нет на свете того человека!
И не стоит молчать, когда рвутся слова,
И кадык выпирает в запале,
Но гуляет по свету пустая молва,
И по косточкам нас разобрали.
Как давно отгремели в канавах ручьи,
И давно ли грачи прилетели?
Все победы уже превратились в ничьи,
Как снега, все надежды осели.
Только ангел глядит с неизбывной тоской,
Как иду я по самому краю,
И в рулетку играю с нелепой судьбой —
Достаю револьвер и играю!
И не надо понтов, мы списали долги,
Исчезает летучее время;
А в забеге все круче и круче круги,
И ногой не попасть в это стремя.
Пусть румянец напомнит на впалых щеках
Нашу удаль! Мы в силе, мы – дышим,
Мы о многом напомним в грядущих веках,
О себе в наших песнях услышим!
Грешный воробей
Я весь в грехах, как серый воробей,
И я хожу с молитвой горькой к Богу, —
Прошу судьбу – добей меня, добей,
Забрось обратно к детскому порогу.
Где я, обросший кудрями пацан,
Не знал куда идти и где подмога —
Но не хотел, как мудрый уркаган,
Идти пустой неправильной дорогой.
Я был в окопах и на минном поле —
Так забери меня туда скорей,
Но Бог сказал: «Достоин лучшей доли —
Грехи признавший серый воробей!»
Журавлиные посланники
Где-то там журавли
Заплутали в ночном мегаполисе —
Отыскали меня
И не знают дорогу назад.
Я давно позабыл,
Где магнитная стрелка на полюсе,
И дождусь ли я птиц,
Покидая заброшенный сад?
Покружились они…
И о чем-то своем покурлыкали:
«Не хватает разбега
В убогой природе твоей,
Не хватает простора,
Как долго мы горе здесь мыкали, —
Нам бы пыльных дорог,
Нам бы вольных широких степей».
И чуть слышные стоны
Родных заблудившихся странников —
Рвут халаты врачей
И мундиры наемных солдат,
Даже девичьи слезы
Залетных небесных избранников —
Не сумеют сдержать
И не в силах вернуть их назад!
Как же так журавли?
Где же строй ваш, проверенный временем?
Где тот грозный вожак,
Что внушал нам и трепет и страх?
Заблудились – как мы —
Всем своим человеческим племенем,
Заблудились в земных
И в незримых небесных мирах.
Так держите свой клин —
Вы не первые и не последние,
Что взмывали над миром
И жизнь начинали с нуля,
Но в чужой стороне,
Покидая луга заповедные,
Вам откроется заново
Наша родная земля!
Ощущения
Я слышу шорох солнечных лучей,
Ласкающих и кожу и дорогу,
И шепот оплывающих свечей —
И вновь молитву обращаю к Богу.
Я вижу оживленный разговор
Двух бабочек, застывших на бутоне,
И колокольный тихий перебор
И переливы в луговой короне.
Надрывный звук бугристого шмеля
И плеск упавшей на листок росинки
И как кузнечик шпорами звеня,
Летит к засохшей маленькой травинке.
Я вижу свет мерцающих ночей
И стылый блеск полуденного смога,
И шепот оплывающих свечей —
И вновь тревожу я молитвой Бога.
Путь
Мальчишкой пел в ночную высь и ждал,
Когда с далеких звезд дождусь похвал
Моим стихам… Но так и не узнал,
Что я напрасно в горле связки рвал.
Я бегал босиком в густой траве
И думал, что несусь по голове
Моей планеты… И держал свой путь
И на себя весь мир хотел замкнуть!
И получить ответ… Но не сумел.
А как же я просил, мечтал, хотел
Достичь Того, кто ласково глядел.
И усмехался: высоко взлетел!
Но я его запомнил навсегда —
Во сне мой ангел подхватил меня
И воспарил….И только шелест мощных крыл…
И был мне свет, и он глаза затмил…
Я прожил жизнь в попытке осознать,
Того, что мог найти и потерять
Для вещей Веры множил я года.
Поднять бы душу – раз и навсегда!
Которая дает надежду жить —
К Нему на Небо снова воспарить,
Которая дает мне силы петь,
Любить свой мир, любить и ввысь лететь…
Так кто же я?
Так кто же я – рожден под Тигром,
Хотя моей заслуги в этом нет.
И кто со мной играет в эти игры
И кто мне даст спасительный ответ?
Всего лишь винтик в иллюзорном мире,
Готов, как тварь последняя, солгать
Себе, друзьям – угомонюсь в могиле, —
Рожден я, чтобы красть и убивать.
Я – узник человеческой неволи,
Любовник, искуситель и палач.
За мною шлейф греха и женской боли,
И не смолкает тихий детский плач.
Я самый страшный лиходей в округе,
Я дезертир, покинувший свой пост.
Насильник, обрекающий на муки,
Я ростовщик, дающий деньги в рост.
А может, я хотел побыть любимым
И жить как все, волнуясь и любя,
А может, я сумею стать счастливым,
Ласкать подругу и лепить себя.
Я врач, спасающий от боли,
Учитель, помогающий любить,
А может, я избавлю мир от боли
И научу всех верить и любить?..
Так кто же я? Дождусь ли я ответа?
Простая тварь иль Божий человек?
Ужель терзаться до скончанья века
Чтоб уяснить однажды и навек!
Весь мир объять и возлюбить планету
В тени берез родимой стороны,
И путь открыть, ведущий прямо к Свету,
Под сенью Бога, а не сатаны.
Хозяюшка
Забросай мне, хозяюшка, травами
Свой глухой и пустой сеновал.
Сколько лет номерами-канавами
Я себе сладкий сон навевал.
Постели мне под тенью часовенки
Сена клок в ненаглядном краю,
Чтобы утром сухие соломинки
Вновь напомнили юность мою.
Дай, хозяюшка, неба и воздуха,
Широко распахнув сеновал.
Я чужбину изъездил без роздыха —
И на славу я там погулял…
А теперь под плакучими ивами
Я пытаюсь хоть что-то понять,
Пусть откроется небушко синее
В тихой песне, что пела мне мать.
Расстели мне, хозяюшка, Родины,
Расстели мне при свете луны,
Как забыть этот запах смородины,
Как забыть эти сладкие сны!
Потянусь без подушки и простыни,
Словно в детстве я тут же усну,
Сквозь постель, что небрежно ты бросила,
Я во сне обнимаю страну!
