Женский Декамерон

© ООО «Грифъ», оформление, 2013.

© ООО «Издательство «Лепта Книга», текст, 2013.

© Вознесенская Ю.Н., 2013.

Женский Декамерон,

или книга о том, как десять советских женщин, оказавшись в одной палате родильного дома, вдруг узнают, что в данном учреждении объявлен карантин и им придется провести в его стенах еще десять дней, что их, конечно, мало обрадовало. И тогда одной из них приходит в голову повторить историю, рассказанную или просто выдуманную неким флорентийским сочинителем Боккаччо, а именно: все десять дней карантина рассказывать друг дружке разные истории о жизни, о мужчинах, о любви, о ревности и изменах и о многом, многом другом, что волнует любую нормальную женщину, в том числе и советскую. И вот за десять дней было рассказано 100 РАЗНЫХ ИСТОРИЙ, краткое содержание которых вы узнаете из подзаголовков к ним, а если найдете время, то прочтете и сами истории.

Но прежде…

Предисловие автора,

написанное через 27 лет после выхода книги в свет

«ЖЕНСКИЙ ДЕКАМЕРОН» вышел 27 лет тому назад в германском издательстве РОЙТМАН-ФЕРЛАГ на немецком языке. Почему не на русском? Да потому, что книга эта и написана была для западного читателя, а не для русского (тогда – советского), и вышла она затем еще на 15 языках, сегодня уже точно и не помню каких. А вдохновил меня на нее, сам того не ведая, Александр Исаевич Солженицын.

В 1980 году меня и моих подруг по женскому неофициальному клубу «Мария» КГБ принудили к эмиграции. Оказавшись на Западе, мы решили делать то, что в наших силах, а именно – рассказать миру правду о положении женщин в СССР. В 1981 году нам удалось переиздать в Германии пару номеров подпольного журнала «Мария», я переслала их Александру Исаевичу, написала о наших планах работы на Западе и вскоре получила от него ответное письмо с такими вот отрезвляющими словами:

«9.5.81.

Многоуважаемая Юлия… (простите, не знаю Вашего отчества)!

Я действительно с сочувствием слежу за деятельностью христианского направления, возникшего на родине женского движения. Считаю важным, чтобы вы свою программу изъяснили в ее отличии от поверхностного западного женского феминизма и в содержании всех страданий русской женщины, так возвысивших ее духовное понимание. И очень полезным, конечно, считаю те активные разъяснения об истинном положении женщины в СССР, которые ваша группа предпринимает».

Затем А. И. С. пишет о том, насколько Запад однобоко понимает «права человека» и вообще роль писателя, ожидая от него политических заявлений и общественных выступлений:

«На Западе потеряно: что же есть писатель? Он говорит один раз, и говорит в своих книгах и вовсе не должен все время делать еще и отдельные общественные заявления».

Вскоре мы на собственном опыте убедились в абсолютной правоте Александра Исаевича: нас понимали, когда мы говорили о преследованиях инакомыслящих и об узницах совести, но совершенно не воспринимали всерьез, когда мы рассказывали об общем тяжелом положении советских женщин. «Но у вас же достигнуто полное равноправие мужчин и женщин! Ваши женщины входят в состав правительства!» – возражали нам. Большинство женщин не понимало, что их попросту обманывают. Британские медицинские сестры, к примеру, бастовали под лозунгом «Хотим работать в таких же условиях, как наши коллеги в СССР!» На недельку бы их в эти условия…

Как-то я выступала перед французскими женщинами и среди прочего рассказала им о том, что 40 % ленинградцев до сих пор (начало 80-х годов) живут в коммуналках. «Ах, но это же так прекрасно – жить коммуной до самой старости!» – бодро возражали мне левые феминистки. И тут меня осенило. Я больше не стала приводить официальную статистику на этот счет и рассказывать, как мучаются жители моего города «квартирным вопросом», а просто рассказала, как однажды мы с сыночком проспали обычное наше время вставания и когда встали – единственный туалет в квартире был уже недоступен. И тогда мне пришлось… воспользоваться сыновьим горшком! В детский садик и на работу мы успели, но ошеломленный малыш потом долго не мог мне простить моего поступка и жаловался на меня обеим бабушкам: «А мама меня обидела, она в мой горшочек пописала!» Зал сначала хохотал, а потом, когда наступило время вопросов и ответов, слушатели говорили, что вот именно этот смешной рассказ о сыновьем горшочке показал им, что коммуналка – это и вправду трудно и ужасно.

Ага, вот оно! Им надо не доказывать, а просто рассказывать и показывать реальное положение дел! Причем рассказывать желательно легко и весело, в художественной форме – а правду они и сами поймут. Несколько месяцев я думала о книге про советских женщин, искала жанр и фабулу, несколько раз пробовала начать то так, то этак, пока меня не осенило – «Декамерон»! Веселая россыпь разноцветных карамелек с горчащей начинкой правды!

Ну, а дальше был полный и победный успех. Книгу переводили, издавали, переиздавали, несколько раз инсценировали. Иногда меня спрашивали: «А на русском языке вы издадите свой «Женский Декамерон»? Я удивлялась: «А это еще зачем? Советский читатель и так сам все знает, а для эмигрантов издавать – это уже роскошь несусветная…» Однажды только я сделала исключение, когда издать книгу на русском языке предложило израильское русскоязычное издательство «Зеркало». Я согласилась. До сих пор это издание на русском языке является единственным законным – все остальные издания «Женского Декамерона» на русском языке попросту украдены, я их не разрешала и доходов с них не имела, и тем более не отвечаю за безобразное количество ошибок и опечаток в них.

Время шло, я считала, что мой «Декамерон» уже благополучно забыт да и не нужен никому – ну и ладно, мне других забот хватало. Время шло, прошло… и дошло до того, что в России появилось новое поколение людей, которые искренне не знают о реальном положении женщины в СССР, – это молодые. А старики, пережившие общенациональную депрессию, вдруг кинулись вспоминать, какими счастливыми они были… нет, не в молодости, а при советской власти! И тут я поняла, что теперь уже в самой России у меня появился потенциальный читатель, которого, как когда-то западного читателя, никакими историческими фактами, выкладками и статистикой не проймешь и не убедишь в том, что в СССР жить было не так уж беззаботно, легко и спокойно, как говорят некоторые. Словом, неожиданно для меня самой пришло время издания «Женского Декамерона» на русском языке. Вот оно, перед вами.

День первый, глава первая,

посвященная рассказам о первой любви, которым предшествует еще одно, тоже небольшое, всего в пару страничек, вступление-экспозиция

«Нет, это черт знает что!» – подумала Эмма. Она перевернулась на живот, положила «Декамерон» между локтей, натянула подушку на уши и попыталась сосредоточиться.

Она уже видела, как будет начинаться этот спектакль. У входа в зал зрителей вместо билетеров встречают монахи в низко надвинутых на глаза капюшонах: они проверяют билеты и провожают зрителей на места в темном зале, освещая дорогу и номера кресел старинными фонарями со свечками внутри… Надо будет сбегать в Эрмитаж, присмотреть подходящий фонарь, зарисовать. А сцена с самого начала открыта и освещена только синеватой бутафорской луной. Она изображает площадь Флоренци с темным фонтаном посредине и порталом церкви на заднем плане. Над порталом надпись: «Memento mori» – «Помни о смерти». Время от времени по сцене будут проходить монахи с тележкой – «собиратели трупов». И колокол, обязательно все время должен звучать заунывный и глуховатый колокол. – «По ком звонит колокол…». Надо устроить так, чтобы до начала спектакля в зале веяло смертью. Вот на этом фоне и будут десять боккачиевских весельчаков рассказывать свои истории.

А все же трудно поверить, что так оно и было: кругом чума, смерть, горе, а посреди всего этого – изящные женщины и галантные мужчины ублажают друг друга романтическими и озорными байками. Вот у нас и не чума, а простая кожная инфекция, какие то и дело вспыхивают в родильных домах, – а слез, а истерик!.. Или так измельчал народ? И что им, глупым бабам, не лежится? Не терпится за пеленки приняться? Господи, как представишь себе, так руки опускаются: тридцать подгузников, тридцать тонких пеленок, столько же байковых – зима. И каждую простирнуть, прокипятить, с двух сторон прогладить.

С ума сойти! На Западе матери давно пользуются бумажными пеленками и непромокаемыми штанишками: что бы нашим заодно с их драгоценной электроникой прихватить парочку действительно необходимых изобретений? Так ведь нет, до такого экономического шпионажа они не додумаются. А ведь это тоже деньги. Впрочем, ну их. Надо сосредоточиться на «Декамероне».

* * *

В палате одна из женщин заплакала в голос, ей тотчас стала вторить другая. Эмма поняла, что сосредоточиться ей никак не удастся, и хотела уже сказать что-нибудь этим ревам, но ее опередила Зина, «женщина без определенного места жительства», как называли ее врачи при обходе, а попросту говоря, бродяжка, «бичиха».

– Бабоньки! – смеясь, заговорила она. – Вы бы хоть по очереди скулили, а не хором. В ушах звон стоит. Пропадет молоко с расстройства, тогда узнаете, почем фунт лиха.

– В самом деле, дорогие мамочки, потише бы… – все же не удержалась Эмма.

– Отвлечься бы чем-нибудь от мрачных мыслей! – вздохнула толстушка Ирина, которую в палате все звали Иришкой за добрый нрав и какую-то славную домашнюю уютность.

– Может, кто анекдот расскажет?.. – поддержала ее Зина.

И тут Эмму осенило. Она подняла над головой «Декамерон»:

– Дорогие мамаши! Кто из вас читал эту книгу – «Декамерон» Боккаччо?

Кто читал, кто нет.

– Так вот, – продолжала Эмма, – для нечитавших объясняю популярно. В этой книге рассказывается о том, как десять средневековых юношей и девушек во время чумы покинули Флоренцию, уехали за город и сами себе устроили карантин как раз на десять дней, как и у нас. И каждый день они по очереди рассказывали друг другу разные истории о любви, счастливой и трагической, о проделках ловких любовников. Вот я и думаю: а не устроить ли нам здесь свой «Декамерон»? Нас как раз десять, и у нас впереди десять дней. Мы можем рассказать друг дружке сто разных историй. Ну, как вам моя идейка?

Все будто только и ждали этих слов: анекдоты и рассказы о семейных заботах всем давно уже приелись.

– Придумано здорово! – заявила Иришка. – Я предлагаю начать с самого начала, то есть с рассказов о первой любви. Только, чур, я рассказываю последняя, потому что я стесняюсь!

– А чего стесняться-то? Аль мы все не бабы, не одним местом любим? – засмеялась Зина.

– А ты какое место имеешь в виду? – прищурившись, спросила ее эффектная блондинка с заграничным именем Алина.

– Она имеет в виду сердце! – на всякий случай поторопилась ответить за Зину Валентина, как позже выяснилось, «дама из номенклатуры».

– Ах сердце!.. – разочарованно протянула Алина и равнодушно зевнула. Но было видно, что она просто дразнит Валентину, а сама по себе идея рассказывать всем по очереди ей нравится, глаза у нее так и блестели.

Но Валентина не сдавалась.

– Не понимаю, почему слово «любовь» у некоторых вызывает нездоровые смешки? Любовь в нашей стране дело государственной важности, потому что на основе любви создается семья, а семья – это ячейка государства.

– Это верно! – вступила в разговор Ольга, работница с Адмиралтейского завода. – Моей первой любовью даже два государства занимались: Советский Союз и Германская Демократическая Республика, во как…

– Ну?! Расскажи, Оля! Расскажи! – загалдели женщины и, приподнявшись в кроватях, приготовились слушать. Ольга не стала ломаться и начала историю своей первой любви.