Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Александр Мищенко, 2016
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Портрет Мищенко А. П. работы художника Владимира Кукушкина
Яйца Фаберже
Дожидалась меня в «гонке жизни» Жар-птица случая, и пришел день, когда мысленно я воскликнул: «Вот она, голубушка!» Счастье, в общем, копилось. Случилось это в праздник Крещения господня. Писал я эти строки, предваряющие нашу встречу с «героем нашего времени», запечатленным уже в книге «Гаринский парень» Василием Петровичем Федотовым, когда стал я читать ему рассказ о друге-писателе Анатолии Омельчуке «Жаркий родиновед», коего означил Ланселотом Сибири и Полярного круга, и витали уже в моем сознании строки об идеале, о том как жить человеку с человеком в доме своем под звездами, о негасимо светящем человеку маяке, о том, что сияет он ему как адамант, который можно было бы назвать двусловно «Любовь и Красота».
Совсем не случайно глубоко чувствующий это вселенское свойство Дмитрий Шостакович заканчивает свою оперу «Катерина Измайлова» песнею старого каторжника: «Разве для того рожден человек, чтоб страдать?». Справедливая философия бытия человеческого, состояние нахождения в счастье или поиск счастья все время. А этот мотив, звучащий в бунинских рассказах: «…Разве бывает несчастная любовь? Разве самая скорбная в мире музыка не дает счастья?». В городе ж как раз завершала свою работы уникальная выставка изделий Фаберже. Мне доводилось видеть их в Оружейной палате в Москве, в Ленинграде, и я не планировал похода в наш Музей изобразительных искусств. Жена, однако, побывала там и общалась с внуком-первоклашкой, сидя в гостиной с ним и показывая изделия великого ювелира, которыми была проиллюстрирована чудесная книга о Фаберже, а она у нас не могла не появиться: сын увлекался ювелирным делом, мама его, как и я, по-ферсмановски влюблены были в камень. Я оторвался от стола и зашел к ним. Жена как раз рассказывала янтарику нашему о хрустальном глобусе из коллекции Фаберже. «Это ж вещественное, художественное олицетворение Идеала!» – озарило меня, и я спешно засобирался на выставку.
И вот уже юркая, как синичка, экскурсовод раскрывает нам двери зала специально оформленного для Фаберже в темно-синюю палитру стен, у которых на витринах под стеклянными кубами красуются в электросвете сокровища великого ювелира. Сережа мой побывал уже здесь с Илюшей, но душа моя Дедова противится тому, что сын только был рядом с ним в изумительной этой сказке. «Так быть не должно!» – решаю я и, всемогущий как Бог, самочинно переношусь в нужное мне время.
Суббота, на Первом канале ТВ одна за другой идут передачи, посвященные 70-летию Владимира Высоцкого. Послушав рассказы о нем Эльдара Рязанова и других современников барда, уединяюсь с внуком в своем кабинете. Устраиваемся на диване. Я подготовил уже диктофон, вставив туда кассету с записью рассказа экскурсовода, обаятельной Ирины Яблоковой, и говорю внуку:
– Мы с тобой сейчас сочиним сказку, вернее-то не сочиним, а прочтем, нет, не прочтем, а увидим зримо, вещно, художественно, в образах классического искусства, и поможет нам в этом сын Густава Фаберже, «великий Карл», как его называли. Именно он сотворил им мировую славу. Сегодняшнюю коллекцию ювелирных изделий Фаберже, которую увидим мы с тобой, можно назвать родником Красоты, который подарили нам, России и миру «великий Карл» с сотоварищи по творчеству и замечательный современный меценат, выкупивший эти сокровища у американского медиа-магната Малькольма Форбса, Виктор Феликсович Вексельберг. Начиналась она у прежнего хозяина, кстати говоря, с золотого портсигара фирмы Фаберже, купленного на аукционе… Принадлежит коллекция теперь Культурно-историческому фонду «Связь времен», и показывают ее в нашей стране и за рубежом. Мы пересечемся сегодня с тобой, Илюша, с двумя прекрасными народными русскими традициями. Первая – дарить друг другу в семье на Пасху, в день воскресения Христа крашеные яйца, и вторая – совершать омовение в Крещение, как было это в библейские времена, в Иордани, то есть в ледяной купели. Она волшебно преображает человека, который осознает всеми клеточками своего существа, что Христос воскрес, что истинно он воскрес в душе человека. Россия, как мыслили это индусы, – пространства «игры богов». Каждый из нас может быть богом в своем деле и в своей жизни, то есть совершенным, идеальным таким человеком, без сучка и задоринки, как говорится. Может, как хрусталь, лучиться его душа. Чудодейные кристаллы хрусталя – олицетворение Красоты, идеала человеческой жизни.
– Знаешь ты, Илюша сказку про курочку рябу?
– Зна-а-ю, – пропел мне с улыбкой Янтарик.
– Так вот, внучек, снесла курочка ряба яйцо не простое, а золотое, крашеное, пасхальное, то бишь. Навевает эта сказка российскому человечеству мечтания о золотом веке и убеждает, что может он реально воплотиться в жизнь, что каждый человек, творя и созидая Прекрасное, по миллиметрику и сантиметрику приближает нас к такому лучезарному будущему, когда б мог заявить наш Президент, как Карл У: «Солнце не заходит в моем государстве». Изделия Карла Фаберже и других мастеров, работающих под его началом, – овеществленая сказка. Всеми экспонатами, всем строем ее великий ювелир омывает дух в нас, наглядно показывает в пасхальных яйцах, украшениях и игрушках, что же есть Красота и как надо жить человеку с человеком. А жить надо в любви и согласии, превращая время своей жизни в творчество, созидание Добра. Делать добро себе, родным и близким, всем людям – цель, смысл и предназначение человека, которого относят сегодня к виду хомо криенс, то есть творян. Вот какой смысл можно извлечь из вещно-зримой сказки Карла Фаберже. Она перекликается со сказкой гражданина небес, как можно бы назвать его, летчика Антуана Экзюпери «Маленький принц», домом которого была Планета. Так к нему обращал гуманистический свой призыв писатель-романтик: встал утром, умылся, почистил зубы, умой и приведи потом в порядок Планету и делай свое дело – твори. Если бы все люди жили, как маленький принц, правильно, в любви, все бы человечество стало артистическим, играющим…
Правдоискатель Никанор из романа Леонида Леонова «Пирамида» обмыслил и осознал, какими же сокровищами цивилизации обладают человек и человечество. Я назвал для себя Никаноровский этот список «вселенной в черепной коробке», которая вбирает в себя сотни предметов, явлений, умений человека, изобретенного всего им, начиная от винта, рычага, колеса и Евангелия, лодки, стекла, часов, алфавита, книгопечатания и музыки, мостов, кремлей, городов, а также думающих машин, перегонки солнечной энергии без проводов и всего, всего, всего вплоть до соллинаторов и всасывающего действия дисперсионных камер со скоростным обращением чего угодно в диалектическую противоположность или даже в первоматерию по особой нужде, а также и до других иррациональных диковинок за пределами нынешнего воображения. Так вот среди всего, отмеченного Никанором, названы лунные поселения для каторжников и мучеников науки. Не знаю, что имели ввиду писатель Леонов и герой его книги Никанор, но думаю, что речь тут идет об идеальных условиях, где бы творили искатели, как в башне из слоновой кости, и ни единая чтоб душа им не мешала.
Поэт Александр Блок мечтал на леденящих ветрах истории об артистическом человечестве, когда б все стали художниками в своем деле, творили. И не было б тогда нужды придумывать им местожительства на Луне, когда есть Земля, которая может стать настоящим садом для счастливых людей, для художников, поэтов, мечтателей и романтиков.
Выставка изделий Фаберже – олицетворение деяний самого этого великого мастера и его собратьев по ювелирному делу, сотворивших духовную купель, где можно совершать нравственное омовение Красотой, которую человек выращивает, как выращивали Слово в себе поэты Эллады.
– Итак, экскурсовод вводит нас в синий зал Музея искусств, и мы с тобой, Янтарик, начинаем жить в сказке, – говорю я внуку.
ЛК:
«Фирма Фаберже была основана в Петербурге в 1842 году. Когда старший сын Густава Карл подрос, он отправился в Европу и объездил практически все европейские страны. Юноша не просто путешествовал, а знакомился с ювелирами, камнерезами, амальгерами, т.е. с людьми различных специальностей, сопряженных с ювелирным искусством. И. конечно, он получил огромный запас знаний. Когда Карл Фаберже вернулся в Петербург, он возглавил фирму отца, и буквально уже через несколько лет она стала крупнейшим предприятием по изготовлению драгоценных ювелирных изделий из золота и драгоценных камней, а самого Фаберже стали называть величайшим гением ювелирного искусства.
Чтобы у вас не создавалось впечатление, что все, что мы сегодня с вами увидим, сделано одним лишь Карлом Фаберже, скажу: у него работало более пятисот человек. Это были и дизайнеры, и художники, конечно же, ювелиры, скульпторы. Но тем не менее все, почти каждая вещь проходила через руки самого Фаберже. Все начиналось с него. Он придумывал идею того или иного предмета, создавал первые эскизы, наброски, и потом все это дорабатывалось мастерами других специальностей. Принимал эту вещь в готовом виде опять же сам Фаберже. Он оценивал ее качество, проверял его. Если Мастера что-то не устраивало, то он, не стесняясь, никого не жалея, отправлял предмет на переплавку, бросал его в плавильную печь и добивался в конце концов высочайшего качества своей продукции. Кроме фирмы, которая располагалась в Петербурге, работали еще несколько филиалов, они находились в Москве, Киеве, Одессе и даже в Лондоне. Там работал магазин, где продавали ювелирные изделия Карла Фаберже.
А сейчас посмотрим наши экспонаты, и вы в конце экскурсии наверняка поймете, за что же Карл Фаберже получил всемирное признание, почему этот человек, обладавший незаурядными способностями, талантами приобрел такую всечеловеческую популярность и славу. Теперь давайте знакомиться с экспонатами».
ЛК:
«Прежде, чем Карл Фаберже стал мастером, ему приходилось много трудиться, работать, доказывая свой профессионализм, свой высокий уровень. И для этого он занимался тем, что копировал признанные шедевры. Но где это можно делать? Конечно, в музее. Одно время Карл Фаберже работал в Эрмитаже, занимался реставрацией, изучением живописи старых мастеров. Но его больше интересовала ювелирка. Так вот Карла Фаберже можно было часто встретить в галерее драгоценностей Эрмитажа, где он копировал коллекции античных ювелирных украшений. И в 1882 году у него впервые появилась самая ранняя его коллекция ювелирных украшений древности. К сожалению, она не сохранилась, и мы сможем увидеть только один уцелевший золотой браслет под названием „Керченские древности“. По тонкости и тщательности обработки этого браслета, можно понять, как же Карл Фаберже относился к вещи, к тому предмету, которым он занимался. Все очень внимательно изучалось, потом исполнялось бережно, тщательно и тонко. Но все-таки визитной карточкой фирмы Фаберже стали пасхальные императорские яйца. Перед вами самое первое яйцо из этой серии под названием „Курочка“. Оно было подарком Александра 111 своей супруге императрице Марии Федоровне на Пасху 1885 года. И поскольку это был первый вот такой опыт для самого Карла Фаберже, то, конечно, оно пока отличается особенной простотой и скромностью в своем оформлении. Мы видим, что оно само по себе золотое внутри, но покрыто белой плотной эмалью без всяческих внешних украшений. Внутри это яйцо содержало в себе секрет. Сюрпризом являлся вот этот золотой желточек, который помещался внутри. Он тоже мог открываться, и внутри его находилась маленькая курочка из цветного золота. Но и на этом чудеса Карла Фаберже не заканчивались, потому что курочка тоже открывалась. В ней находились маленькое рубиновое яичко и бриллиантовая императорская коронка, миниатюрная. К сожалению, они не дожили до наших дней, и тут представлены только часть сюрприза – золотой желток и курочка. Мария Федоровна, когда получила в подарок это пасхальное яйцо, да еще с таким удивительным сюрпризом, она была, конечно, очень удивлена, восхищена, и именно с 1985 года Карл Фаберже каждый год на Пасху стал изготавливать для императорской семьи по одному пасхальному яйцу. Каждое новое яйцо отличалось по своему убранству, декоративному оформлению, композиционное решение всегда было каким-то необычным, и конечно, это касалось сюрпризов: каждый раз Карл Фаберже, обладавший большой фантазией, придумывал какой-то новый, интересный сюрприз».
Я отметил для себя, что Красота становилась семейной ценностью.
ЛК:
«Пасхальное яйцо „Ренессанс“. Название это было совсем не случайно, потому что Карл Фаберже был страстным поклонником классических стилей в искусстве. Эллады, Возрождения, эпохи Людовика ХУ1. Он почитал классику за строгость, четкость форм, за изящество, торжественность их. Классические элементы можно будет встретить практически во всех произведениях Карла Фаберже. Вот и в этом яйце мы видим, что оно украшено очень изящно, строго и в то же время очень изысканно. Само яйцо сделано из агата. В качестве декоративных украшений использованы такие материалы как золото, разноцветная эмаль, алмазы, бриллиантики, и яйцо поэтому напоминает драгоценную шкатулку. Оно было подарено Александром 111 Марие Федоровне на Пасху 1894 года, и, возможно, она использовала это яйцо именно как шкатулочку. Вы видите по бокам две ручечки с львиными головками, и она, может быть, хранила тут свои украшения или драгоценности. Хотя бывший владелец этого яйца Малкольм Форбс считал, что сюрприз в этом яйце все-таки был. Но с другой стороны, яйцо пустое, в нем нет никаких мягких прокладочек, каких-то креплений для того, чтобы тут помещался сюрприз. Вопрос остается спорным, но Малкольм Форбс остается при своем мнении. Сейчас мы сможем даже увидеть этот предполагаемый сюрприз на нашей выставке».
Взял я себе на замету, что настоящий мастер не сотворяет Красоту ради нее самой, что не пустую безделушку являет она, а нечто полезное человеку.
ЛК:
«Яйцо «Воскресение Христово». Оно сделано из куска горного хрусталя. Это чистый прозрачный камень, в котором мы видим еще три фигурки, двух ангелов и фигурку Иисуса Христа. Само яйцо сделано на подставочке, украшенной жемчугом. Именно он и навел Форбса на мысль, что это яйцо могло быть сюрпризом. В дореволюционных описях яйца «Ренессанс» жемчуг упоминался. Логично было предположить, что жемчужинки могли находиться где-то внутри, то есть это могло быть жемчужное ожерелье или другой предметик, украшенный жемчугом. Но это всего лишь догадка, предположение. И с другой стороны, здесь мог быть совершенно самостоятельный пасхальный подарок Марие Федоровне. Правда, нет сведений, что именно император подарил императрице это яйцо. Она могла, в конце концов, сама заказать его у Фаберже, или какой-то богатый заказчик сделал ей такой подарок.
Рядом вы видите еще одно пасхальное яйцо, оно меньше по размеру и покрыто красной эмалью с золотыми накладочками. Но, к сожалению, это яйцо представлено здесь в закрытом виде, и для того, чтобы посмотреть, какой сюрприз находится у него внутри, я предлагаю вам взглянуть на планшет, который укреплен на стенке. Это корзинка с букетиком белых опаловых цветочков. Кстати, и само яйцо называется «Весенние цветы». И вот такая цветочная тема была очень популярна в мастерских Карла Фаберже. И с такой, цветочной темой мы будем с вами часто встречаться, потому что эти цветы предназначались прежде всего женщинам. А для них, конечно. лучшим подарком являлись драгоценности и цветы».
«Знаменательны у Фаберже эти растения, цветы, – думал я, – он выращивал рукотворную Красоту, как выращивать можно ее в саду».
Восторженно шагал по Берендееву лесу рядом со мной Янтарик, и сияли на солнце серебряные росинки, висящие на иголках сосен и разлапистых кедров. Впечатывались в книгу зеленых моховых пространств пространств человеческие наши следы, и синично порхала перед нами, ведя нас по чудо-царству Золотая Курочка.
ЛК:
«Пасхальное яйцо под названием «Бутон розы». Оно покрыто красной эмалью и украшено золотыми накладочками в виде веночков, амурных стрелочек, гирлянд. Дело в том, что это яйцо было Николая 11 для своей молодой супруги Александры Федоровны. В 94-ом году Николай и Александра поженились, и вот на следующий год, на Пасху 95-ого он вручает ей свой первый пасхальный подарок, яйцо, которое все наполнено символами любви, страсти (красный цвет – цвет страсти и любви), символами семейных отношений. Оно такое вот очень камерное, теплое по своему образу, обличью. Внутри этого яйца был сюрприз в виде бутона желтой розы, на котором есть кнопочка. И при нажатии на нее лепесточки бутона раскрываются. Внутри раньше находилась еще и маленькая императорская коронка. Но она в настоящее время утрачена, поэтому мы видим цветочек в закрытом состоянии.
И еще один необычный предмет здесь присутствует. Это не что иное как сюрприз от другого, утраченного яйца. Дело в том, что для императорской семьи фирма Фаберже изготовила всего пятьдесят пасхальных яиц, тридцать для Марии Федоровны, двадцать для Александры Федоровны. Но восемь яиц не сохранились до нашего времени, и перед нами редкая возможность увидеть сюрприз, который был внутри такого вот не сохранившегося яйца. Он представляет из себя сердечко на подставке. В раскрытом состоянии сердечко напоминает цветочек клевера (опять же цветочная тема). И на каждом лепесточке клевера мы видим акварельные миниатюрные портретики с изображением Николая Второго, Александры Федоровны и их первой дочери Ольги Николаевны. Но несмотря на то, что многие подарки Николая своей супруге носили теплый сердечный характер, были все-таки среди этих пасхальных яиц и яйца, которые можно назвать государственными. Они были приурочены к каким-то важным историческим событиям».
ЛК:
«Самое знаменитое пасхальное яйцо – „Коронационное“. Оно было тоже подарком Николая Второго для своей супруги, но приурочено оно было к событию коронации в Успенском Соборе московского Кремля. И это, как известно, это очень значимое, важное в жизни каждого российского императора событие, поэтому и само яйцо должно было отличаться по своему убранству, выглядеть нарядно, торжественно и действительно оно напоминает золотую императорскую мантию. Само яйцо золотое, но покрыто сверху еще и золотой эмалью и такой золотой сеточкой с изображением российского герба, двуглавого орла. А на верхушке этого яйца мы видим даже в алмазе вензель Александры Федоровны, для которой был сделан этот роскошный подарок. Яйцо изготавливали в мастерской одного из лучших художников фирмы Михаила Перхина, и существуют даже сведения о том, что когда просверливали дырочки в этой золотой сетке, чтобы прикрепить ее к эмали, то яйцо опускали в воду, чтоб не повредить сверлом золотую поверхность яйца и золотую эмаль. Такие тонкости использовали в своей работе мастера фирмы Фаберже. Вы видите еще, что под эмалью просвечивает узор в виде таких солнечных лучиков (это так называемый способ гильяширования). На поверхность яйца золотую или серебряную сначала наносился рисунок в виде вот таких лучиков, зигзагов, сеточки, а потом сверху наносились слои эмали. Иногда их было несколько, и вот когда нижний слой просвечивал сквозь верхний, яйцо начинало мерцать, переливаться, как оно здесь переливается. Создавался эффект переливчатой эмали. Очень красиво все это выглядело. Как вы догадываетесь, сюрпризом для этого яйца, тайной его являлась маленькая миниатюрная каретка, которая внутри его и помещалась. Это не просто шедевр ювелирного искусства очень тонкого исполнения, но и абсолютно точная копия парадной императорской кареты, которая сейчас находится в Эрмитаже. Это произведение создал уникальный мастер датский механик Георг Штайн, работавший у Фаберже. Он трудился над этой вещью пятнадцать месяцев и в точности воспроизвел даже самые мелкие детали, ободки колес, дверные ручки, и вы видите даже на крыше очень тоненько и тщательно вырезанных двуглавых орлов и маленькую императорскую коронку. Кроме того, что это вот такой уникальный шедевр, тончайшее мастерство изготовления, это и сложный технический механизм, потому что карета может двигаться, колесики у нее поворачиваются и ко всему прочему дверцы открываются и автоматически выбрасываются ступеньки. Это своего рода игрушка для императорской семьи. Вот такой шедевр удивительный. И с ним даже связана одна история. В 60-ом году потребовалась реставрация Эрмитажной большой кареты. После военного времени ведь многие экспонаты приходилось восстанавливать, и тут музейщики написали письмо Малкольму Форбсу в Америку с просьбой выслать фотографию этой миниатюрной каретки (ведь яйцо тогда находилось у него в коллекции). Когда тот это сделал, то по фотографии смогли восстановить, отреставрировать большую парадную коронационную карету, которая сейчас успешно выставляется в Эрмитаже. Такая вот история связала оригинал и эту тончайшего мастерства миниатюрную игрушку. Внутренний интерьер кареты, кстати, тоже воспроизведен абсолютно точно».
Мне подумалось о современных инаугурациях и о том, что человек – венценосное творение природы, обитающее на императорских пространствах своей жизни…
– А что есть тайна жизни, дедушка? – спросил Янтарик.
– Новое знание о мире.
– А человек тогда кто? – с лукавым высверком в глазах поинтересовался он.
– Ежик! – огорошил его дедуля.
– Ну-у, – удивился Янтарик.
– Да, каждой клеточкой своей, интуитивно ощущает он весь мир, в котором живет, звезды, Вселенную. Биологически человек состоит из клеток, и ученые называют даже его «цивилизацией клеток». Каждая из них имеет свойство настраиваться как бы личной антеннкой на космос. Они как иголки у ежика. И человек, являя собой своеобразный биокомпьютер, воспринимает оттуда сигналы. А иначе и заблудиться немудрено. Интуитивно воспринимает человек мироздание. А нет того в интуиции, чего бы не было в ощущениях, и это все психологи хорошо знают.
– А папа научил меня играть на компьютере, – похвалился Янтарик.
– Жизнь есть игра, внучек, или – охота за знанием. Что жизнь, атом «мертвого камня» даже – подмостки сцены. Специалисты по молекулярной биологии располагают сейчас такими приборами, что сумели «разглядеть» в нем стремительный вихрь электронов и открыть, что все в атоме живет, кружится и танцует. Ненец-охотниак Неро у меня в книге, играя, охотится за собольком. Зверек убегает, прячется, а он его ищет, ловит, пытается разгадать собольи уловки.
– Ловит его мыслью, – вскинулся Янтарик.
– Конечно же, конечно, внучек. Мысль – главное, чем одарила природа человека. Голова – выдающийся артефакт Мироздания. И мыслят и звери, о чем я написал в главе «Разум Вселенной: новая парадигма» в новой книге…
– И человек с собольком в прятушки играют, – догадался Янтарик и засиял в улыбке, добавив потом весело. – Котенок Мурзик так в бабушкин клубок с нитками играет. Ему интересно.
– Интерес движет и исканиями человека. А что же, что же там за горизонтом. Увлекательный это и вечный поиск. Берендеев лес жизни полон тайн, и человек их постоянно разгадывает. Знаешь ты, что есть миры, где камни поют и ведут себя как живые?
– Не-е-ет, – округлил глаза внук.
– Видел ты у меня на столе шкатулку с агатом и другими уральскими самоцветами?
– Да. Так вот ученый Боковиков собирал и исследовал всю жизнь агаты и доказал, что это не мертвые камни, а живые организмы со многими признаками, свойственными живому.
ЛК:
Из «Моего Дарвина»:
Живые камни, живые растения и другая вся живность, включая человека, – все живое, в новом тысячелетии это непременнейшим образом надо осознать нам. Чарлзу Дарвину это было не в новинку: «Капитан Ланкастер, повествуя о своем путешествии, 1601 г., говорит, что на морских песках у острова Сомбреро в Ост-Индии он «нашел небольшую ветку, наподобие молодого деревца; при попытке сорвать ее она уходит вниз и совсем скрывается, если только не держать ее очень крепко. Сорвав ее, видишь, что корнем ей служит большой червяк, и по мере того как дерево прибавляет росту, червяк убавляет, и как только червяк весь превратится в дерево, он пускает корень в землю и уже так становится большим. Это превращение – одно из самых диковинных чудес, какие я только видел за все мои странствования; ибо, если сорвать дерево молодым, оборвать листья и содрать кору, оно, высыхая, превращается в твердый камень, очень похожий на белый коралл; таким образом этот червяк в превращениях дважды различно меняет свою природу. Мы нарвали их много и привезли домой». Потрясающе. Может, нечто подобное лежит и в истоках агата?
В своей научной работе Боковиков привел 24 цветные фотографии, на которых запечатлены явления зарождения и развития нового организма внутри родительского тела и даже рождение агатика. Так, вот, Янтарик. И что наша жизнь, внучек. Она лишь эпизод в судьбе Мироздания. И, как поется в одной песне, жить надо высоко, рукою звезд касаясь.
ЛК:
«Самый изящный, самый красивый экспонат, шедевр ювелирного искусства – это пасхальное яйцо «Ландыши». Ландыши были любимыми цветами Александры Федоровны, ей и был предназначен этот подарок на Пасху 1898 года. Кроме того ландыши символизировали собой юность, чистоту и нежность, качества, которые Николай так ценил в своей молодой супруге.
Графиня Шуазель-Гуфье, увидав в первый раз Александру Федоровну, «была поражена изяществом и красотой ее стана. Окруженная придворными дамами, она была выше всех их головой, точно Калипсо посреди своих нимф». Позже А. С. Пушкин с восторгом описывал выходы государыни на придворных балах, когда она, «колеблясь, подобно лилии крылатой» входила в тесный круг придворных:
Из того же источника почерпнул я о прекрасных человеческих качествах императрицы, у которой внешнее было абсолютно сгармонизировано с внутренним. «Александра Федоровна не любила повелевать и не раз говорила, что слово Befehl (приказание), и глагол befehlen (приказывать) понятны ей только в устах императора. Чуждая всякого личного честолюбия, далекая от желания властвовать, она стремилась лишь делать добро и пользовалась своим влиянием для того, чтобы помогать ближним, чтобы облегчить их страдания. Оказывая массу благодеяний, императрица Александра Федоровна всегда тщательно старалась скрыть, что эти добрые дела сделаны ею; истина открывалась иногда только по прошествии нескольких лет… Чтобы дать понятие о размерах ее благотворительности, достаточно будет сказать, что по кончине ее по бумагам оказалось, что ею тратилось ежегодно две трети ее личных сумм на благотворительность». Было б тако у нынешних олигархов, не лежала бы моя книга «Байкал: новое измерение» сверстанной три года в издательстве. ВЕЛИКАЯ НЕМАЯ ОНА, слова ее вопиют и кипятят мой кровоток… А обращался я за помощью и к десяткам богатейших людей России, и к губернаторам Ямала и Тюмени. Из департамента Кобылкина даже не ответили, что отказали мне в финансировании романа, хотя более года «рассматривали». Чихнули и на мощное предварение современного сибирского классика Анатолия Омельчука. Нефтяной магнат из Сургута Богданов, с которым встречался некогда как с помбуром, даже не ответил мне в Год литературы. И бреду я по жизни, как бедуин по раскаленной пустыне. Но вот не опосля пришла хорошая мысля: послать эту книжку меценату Вексельбергу. Что стоит ему выделить мне на пилотное издание байкальского романа (100 экземпляров) 300 тысяч рублей… Вот вам и царствующая особа! Альтруизм роднит ее и с Гаем Юлием Меценатом, и с «гаринским парнем» Василием Петровичем Федотовым, и с сонмом других людей, обладающих таким благородным свойством.
Это яйцо покрыто розовой эмалью, но под эмалью уже иной узор. Сеточка мелкая, вся поверхность усыпана цветочками ландышей, изготовленных из жемчужинок разного размера. Листики вырезаны их нефрита, любимого камня Фаберже, и само яйцо украшено ко всему прочему алмазами и золотом. У него тоже был такой сюрприз, секрет своеобразный – копия императорской короны, которая помещалась в верхней части. Она могла приподниматься, и тогда изнутри появлялись три акварельных портретика. Сейчас секрет перед вами представлен в раскрытом виде. На этих портретах изображены Николай Второй и две его старших дочери, Ольга и Татьяна. Потом можно было снова нажать на кнопочку – корона опускалась, и портреты оказывались вновь внутри пасхального яйца. Такой необычный сюрприз. Через два года после создания, в 1900 году это яйцо экспонировалось на Всемирной выставке в Париже. Оно произвело настоящий фурор. Самые признанные европейские ювелиры ничего подобного еще не встречали. Карл Фаберже получил на этой Выставке Гран-При, и сами французы удостоили его самой высокой во Франции награды, вручив ему Орден Почетного легиона. Так миниатюрный изящный шедевр принес Карлу Фаберже всемирную славу».
«Цветет все в работах у Фаберже, как цветет весною природа, – думалось мне. – Вот и награда его выросла, как цветок ландыша».
ЛК:
«Перед вами пасхальное яйцо-часы, это подарок Николая Второго своей матери Марии Федоровне. В нем Фаберже соединил два интересных механизма. Это часовой механизм, вы видите здесь часовой циферблат с золотыми стрелочками, цифирьками. Благодаря второму механизму, когда били часы, то изнутри, из под крышечки появлялся петушок, сделанный из натуральных перышков, он начинал кукарекать, хлопал крылышками и потом вновь скрывался внутри пасхального яйца. Идея эта соединить в одном предмете два механизма, принадлежала, кстати, не самому Карлу Фаберже. Он видел такие вещицы, музыкальные шкатулки с птичками или часы с птицами, в Европе, когда путешествовал там, и поэтому решил просто использовать европейскую традицию. И если для Европы это было уже не новинкой, то в России воспринималось как свежая, совершенно необыкновенная идея. Получив такие часы в подарок, Мария Федоровна была очень удивлена, восхищена, не могла найти слов, чтобы выразить свой восторг. „Восхитительно! – воскликнула императрица. – Этот Фаберже просто гений и величайший художник нашего времени“. Часы обильно украшены золотом, жемчугом, и опять же – эти колонночки, гирлянды из золота, т.е. классика присутствует практически в каждом произведении. В1911 году Мария Федоровна вновь получила от своего сына подарок на Пасху, яйцо, но еще более оригинальное. Оно было сделано в форме лаврового дерева. Сразу можно и не догадаться, что это пасхальное яйцо, потому что овальная форма яйца совпадает с овальной формой кроны этого дерева. Кстати, в кроне ни много, ни мало, а 325 листиков. Они все из нефрита. Каждый из них вырезался по отдельности, а потом скреплялся друг с другом на специальной сеточке, которая практически нам даже не видна. И получился такой удивительный декоративный предмет, который в Европе тоже пользовался большой популярностью: декоративные деревца – тамошняя традиция. В деревце Фаберже жила сюрпризная птичка. Она сейчас находится внутри, мы ее не видим, но на планшетике вы сможете ее посмотреть повнимательнее. Ключиком открывалась верхняя часть кроны, и отсюда как раз и появлялась эта птичка. Она начинала крутиться вокруг своей оси, пела песенку и вновь скрывалась внутри деревца, в листиках. Это была своего рода музыкальная шкатулка. Здесь Карл Фаберже опять использует свой любимый камень нефрит, зеленого цвета, цвета надежды, свежести природы. Листики – из нефрита светлых оттенков, а подставочка и колонки – более темных тонов. Кстати сказать, птичья тема была связана именно с образом Марии Федоровны. Она являлась заядлой птичницей, у нее в Петербурге, в Аничковом дворце был большой зал, уставленный клетками с певчими птицами. Николай знал об этом увлечении своей матери и, заказывая Фаберже подарок, высказывал, конечно же, свои пожелания».
Глядя на витринные часы, Янтарик заметил:
– Художник напоминал, что время тикает.
Я дополнил его:
– И успевали чтобы люди делать добро. Видишь, как внимателен был сын к маме и порадовал ее птичкой.
А про себя я подумал, что ненавязчиво так, как истинный художник, возделывал Фаберже своим искусством сад любви в людских душах.
ЛК:
«Это яйцо было приурочено к 15 годовщине царствования Николая Второго. Оно на подставочке, вращается, и можно рассмотреть мельчайшие, очень тонкие по исполнению акварельные миниатюрки, которые покрывают поверхность яйца. На них изображены важные исторические события, которые происходили за эти годы. Это и процесс коронации в Успенском Соборе Московского Кремля, и открытие памятника Петру Первому в Риге, и открытие музея Александра Третьего в Петербурге (сейчас это Государственный Русский музей) и другое. Показаны, конечно, и портреты членов царской семьи. Кстати, эти акварельки исполнил выдающийся художник-миниатюрист Василий Зуев, работавший в мастерских Карла Фаберже. Важно еще заметить, что сам Малкольм Форбс, у которого это яйцо сохранилось, очень дорожил им и ценил его именно за то, что оно содержало частичку российской истории и культуры. А ведь все, связанное с Россией, согласитесь, вызывает у любого западного человека большой интерес, любопытство и очень высоко ценится».
– А почему нашей страной сильно интересуются? – вздернул носик в мою сторону Янтарик.
– Потому, внучек, что сильна Россия силой Духа. Американский писатель Ли Кэрролл прямо заявил: «Если есть на Земле народ, который способен выкарабкаться из самых трудных и отчаянных глубин, то это народ России». Он мог здраво оценить потенциал ее, потому что давно интересовался российской историей и «всегда очень остро осознавал, что в истории этой огромной страны, России больше величия, драм, страданий и героизма, чем в истории любого другого народа. Взять хотя бы Сталинградскую битву… Мне всегда хотелось познакомиться с потомками героев, прошедших через это…» Вся наша история действительно показывет, что несмотря на угрозу смерти, гонения, плен, репрессии всякие, другие невзгоды, русский все равно поднимается с колен. И Россия замыкает том всемирной истории, она есть неразрезанные листы его…
ЛК:
«Это пасхальное яйцо „Георгиевское“. Оно было создано в 1916 году. Это время Первой мировой войны, когда даже для императорской семьи стало неэтично заказывать у Фаберже какие-то роскошные, дорогие изделия. Поэтому по сравнению с предыдущими это яйцо выглядит скромно. Оно покрыто перламутровой эмалью, и поверх ее нанесено изображение ордена Святого Георгия. Это белый четырехконечный крест, орденская ленточка, кроме этих аттрибутов видны еще два медальона с портретами Николая Второго и царевича Алексея. Дело в том, что в конце 1915 года Николай и Алексей находились на фронте в военной Ставке под Могилевом. Так получилось, что им самим приходилось принимать военные смотры, проверять наблюдательные посты, т. е. они как бы непосредственно участвовали в военной жизни. Тут требовались героизм, мужество, и за это Николай Второй получил орден Святого Георгия четвертой степени, а Алексея наградили Серебряной Георгиевской медалью. И эти награды мы видим с вами на крышечках медальончиков. Кстати, именно по поводу награждения и было создано Георгиевское яйцо. Николай Второй преподнес его на Пасху 1916 года своей матери Марии Федоровне, которая находилась в это время в Крыму. Получив такой подарок, она, конечно, очень растрогалась, потому что здесь были портреты ее сына Николая и ее внука Алексея. Это яйцо стало единственным в этой императорской серии, которое было вывезено за границу непосредственно самой владелицей. Когда Мария Федоровна покинула Россию в 1919 году, она взяла его с собой и передала потом по наследству дочерям Ольге и Ксении, а уже ее внук Василий Романов продал это яйцо на аукционе в 1960 году. И именно тогда его и купил Малкольм Форбс. Сейчас оно вновь вернулось в Россию».
«Такая вот „кругосветка“, – колыхнулось в моем сознании. – Малые вещицы, молекулы культуры, можно сказать, а странствиями своими, истоками искусства Фаберже, интересом, который оно вызывает в мире, единят весь Земной шар».
ЛК:
«Пасхальные яйца могли заказывать у Фаберже не только члены императорской семьи, но и другие богатые люди, у которых были средства. Это, например, яйцо-часы герцогини Мальборо. Это была внучка американского миллиардера, вышедшая замуж за английского герцога. Она была дама очень состоятельная и, побывав в Петербурге и увидев во дворце Марии Федоровны пасхальное яйцо с часами, она загорелась желанием иметь такое же и сделала свой заказ Фаберже. И вот, пожалуйста, тот изготовил такое же праздничное яйцо к Пасхе и для нее. Но здесь вместо круглого часового механизма мы видим циферблат, который располагается горизонтально, в виде белого опалового поясочка с цифирьками. А роль стрелочки выполняет змейка, усыпанная бриллиантиками и алмазами. Нам сказали, что все механизмы работают, но здесь часы просто не заведены. Циферблат мог вращаться, и стрелочка-змейка указывала время. Но кроме того, что часы были пасхальным подарком, их изготовили и как декоративное украшение в виде вазы. Эта классическая форма хорошо прочитывается. Мы видим золотые ручки вазы, набалдашничек, подставочки. Вот такая четкая, строгая, торжественная форма. Но такие дорогие подарки заказывали у Фаберже не только европейские богачи. Это могли делать и наши соотечественники».
«Часы-то, часы – золотая притча о том, что время коварно», – отметил я свое.
ЛК:
«Это пасхальные яйца, которые были сделаны по заказу сибирской купчихи Варвары Петровны Кель. Она тоже была дамой очень богатой, владела Сибирским пароходством, железными дорогами и даже золотыми Ленскими приисками. Есть сведения, что она снабжала золотом мастерские Карла Фаберже. Возможно, по этой причине он и его мастера семь лет подряд изготавливали для этой женщины пасхальные подарки. Причем, они отличались особенной, чрезмерной даже роскошью. Вот, к примеру, пасхальное яйцо „Шантеклер“, т. е. „Петушок“. Вспомним сейчас с вами такую композицию, яйцо-часы, которое мы видели в предыдущем зале. Но то яйцо предназначалось для императирицы Марии Федоровны, а это было сделано для сибирской купчихи. Вот если вы их сравните, то наверняка через это яйцо вы как бы почувствуете купеческое, мещанское желание выделиться, т. е. казаться гораздо щедрее, богаче самой российской императрицы. Это яйцо действительно крупное по размеру, имеет массивную подставку. Оно обильно украшено золотом, жемчугом и даже покрыто такой престижной голубой королевской эмалью. А рядом – яйцо, покрытое красной эмалью. Очень насыщенный красивый цвет. Оно содержало в себе сюрприз в виде курочки, внутри которой в свою очередь находился маленький складной мольбертик, на нем вы сейчас видите портрет царевича Алексея. Но это позднее изображение. А изначально здесь был изображен портрет самой Варвары Кель. Так или иначе у этой витрины мы вспоминаем самое первое в представленной вам на обозрение коллекции пасхальное яйцо под названием „Курочка“. Здесь снова присутствует равнение на российский императорский двор, равнение на императрицу, на некий идеал».
«Сознательно творил сказку Карл Фаберже, – только и проговорил я себе мысленно, – на ее уровень выводил искусство, прокламируя будто бы, что Жизнь истинная и Игра – синонимы, что смысл этих понятий один – дарить людям радость, созидать ее, творить, выращивать Красоту как цветок Любви и Добра. Они ж, высоколетающие эти птицы бытия нашего, живут лишь в гнездах Радости и побеждают Зло, как всегда это случается в сказках. Родина же таких гнезд – Детство, Семья».
ЛК:
«Подобные пасхальные яйца были очень дорогие, поэтому Карл Фаберже изготавливал и вещи более дешевые, доступные широкому кругу публики. Такие миниатюрные пасхальные яйца, например, которые служили подвесочками, кулончиками своеобразными. В России даже существовала традиция дарить маленьким девочкам на Пасху по одному такому маленькому яичку. Потом, когда они вырастали, у них набирались уже целые ожерелья их. Причем, все яички были совершенно разные, отличались и по орнаменту, и по цвету эмали. Даже форма у каждого подарка была совершенно оригинальная. Вот, например, зайчик виден, лапоточек, цыпленок смешной, желтенький, совенок. Формы были заимствованы из мира природы. И такая интересная подача характерна для мастеров фирмы Фаберже, которые обладали огромной, неиссякаемой фантазией».
– Как не обратить внимание, Янтарик, – сказал я внуку, – что вещички у большого Художника совершенно личностные, разнятся один от другого, как разнимся между собой мы, люди. Очень человечное искусство у Фаберже.
ЛК:
«Итак, мы попали с вами в зал, где представлены эксклюзивные вещи, которые до Тюмени ни в одном российском городе еще не экспонировались. Это предметы искусства и утилитарного назначения. Начнем с декоративных вещиц, которые служили украшением, и в то же время в них могла скрываться какая-то потайная функция. Вон то, к примеру, креслице декоративное. Им можно было украсить, допустим, интерьер, поставить на столик туалетный. И тем не менее сиденье приподнимается, и там внутри обнаруживается тайничок. То есть это креслице можно было использовать как миниатюрную шкатулочку. Бонборьерка вот такая, носилочки своеобразные. Украшены золотом, перламутром, костью. Это тоже своего рода маленький ларчик. Бюстик в виде женской головки – не что иное, как парфюмерный флакончик для духов. Но обратите внимание, что сделано все так изящно, что этот флакончик можно было использовать как украшение. Дамочка могла им любоваться и в то же время использовать по назначению. Но были вещи и такие, которые не содержали в себе никакой декоративности. Они создавались только для того, чтобы их созерцать, любоваться их красотой и формой как предметов искусства. Вот мы видим анютины глазки, цветочки, стоящие в вазочке из горного хрусталя. Миниатюрные леечки из нефрита, украшенные разноцветной эмалью и алмазиками. Кстати, создается впечатление, что в вазочке налита вода, но на самом деле это чистый прозрачный хрусталь. И все это обработано очень тонко, тщательно, аккуратно. Такая вот иллюзия с водой появляется. И такие безделушки были любимы российской публикой, пользовались большим спросом, и практичным европейцам, когда они видели такие вещи на выставках в Европе, им было непонятно, для чего вообще их покупать: в быту ведь они не могли пригодиться.
А сейчас мы с вами увидим предметы дамского обихода. Перед вами женский театральный бинокль, украшенный розовой эмалью и бриллиантами. Две туалетные баночки миниатюрные. Кулончик на цепочке в виде пасхального яичка. Ручка от декоративного зонтика, который принадлежал Александре Федоровне. Мы видим ее вензель. Сама ручка сделана из халцедона. Но самый изящный, изысканный из этих изделий – браслет под названием «Морозные узоры». Он был создан по заказу Эммануила Нобеля для своей супруги и имел одну особенность: у него была сьемная цепочка. Можно было этот браслетик носить на шейке как колье, а можно было отцепить часть цепочечки и носить на руке. Обратите внимание, что эти узоры в каждом сегменте, в каждой частице браслетика ни разу не повторяются. Они украшены бриллиантами, и каждый узор совершенно отличен от соседнего. Как, впрочем, и в природе, которая никогда не повторяет форм, линий в своих творениях и всегда она разная. Конечно, какие-то вещи производились в единственном экземпляре, по заказу, они были штучные. Но были и товары народного, так называемого массового потребления, которые требовались в обиходе, и на производство их работали целые мастерские. Так создавались портсигары, табакерочки, шкатулочки. Вот перед вами витриночка с ними. Они были в достаточно широком обиходе у российской и европейской публики. Вот портсигары, предметы, казалось бы, мужского обихода, но тем не менее их украшали очень изящным растительным орнаментом, характерным для эпохи модерна. А вот этот пробковый портсигар на вид кажется невзрачным, но внутри изящно украшен. Он принадлежал Николаю Второму и был подарком Александры Федоровны своему супругу. На нем можно даже увидеть в обрамлении бриллиантиков и маленьких алмазов два миниатюрных портрета с изображением старших дочерей Ольги и Татьяны. Это – дамский портсигар. Дамы начала двадцатого века, как известно, тоже курили. Есть сведения, что даже дочери Николая Второго баловались, курили втихушку, пробовали. Ну, от этого мы, наверное, никогда не избавимся. И теперь мне хотелось бы вам еще показать эти табакерочки очень красивые. Они входили в так называемый кабинетный подарочный комплекс. Когда ко двору Николая Второго приезжали какие-то европейские послы, гости, дипломаты, он, конечно, одаривал их подарками. Это, впрочем, существует и сейчас, всякие представительские такие штучки. Ну, а чем важнее была персона, тем, естественно, и роскошнее был подарок. Например, эти две табакерки. Одна из них украшена золотой эмалью, другая голубой королевской эмалью, все это покрыто золотом, золотой сеточкой, и здесь видим даже вензель Николая Второго и его самого в медальончике.
Ну, вообще ассортимент изделий фирмы Фаберже был очень широким. Практически все, чем мы пользуемся сейчас – выпускалось в его мастерских. Столовые приборы, допустим, письменные принадлежности, ножи, электрические звонки, часы и прочее».
– Эстетика полностью в быт шла? – спросил я чисто риторически нашу Золотую курочку.
– Да, эстетика как раз и предполагала, что нужно окружить человека такими изящными, красивыми вещами.
– Воспитывать людей Красотой.
– Конечно ж, конечно, ходили тогда хорошие такие идеи, что сам человек от этого будет меняться, он начнет тоньше, лучше понимать Красоту подлинную, ценить настоящее искусство. Художественные вещи способны влиять на человека, менять его сущность.
– Способствовать становлению ноосферного человека и человечества, если говорить о нынешнем дне, – добавил я, и возражений, конечно же, не последовало.
Зато Янтарик мой вдруг оживился тут и начал рассказывать мне о том, что же они увидели с бабушкой в книге о Фаберже. Я не раз ее раскрывал и знал, что там было представлено в иллюстрациях многое еще. Стеклянный стакан, вложенный в серебряную ажурную оправу в виде венков с пересеченными стрелами, монограммами царей Петра 1, Николая 11 и надписью: «Император Николай 11 пил изъ этого стакана здоровие полка 9—10 января 1898 г.». Пресс для бумаги, являющий собой серебряного слона с клыками из слоновой кости и эмалевыми глазами. Совершенно изумительные брелки в виде фигур слоников из сердолика, гелиотропа и агата. Сахарница из серебра с позолотой, сделанная в виде скульптурного кочана капусты. Рельефное изображение зимнего пейзажа на крышке настольного портсигара с композицией на сюжет русской сказки «Морозко». Судок для специй из грушевидных хрустальных сосудов. Ложки чайная и кофейная с орнаментом многоцветной эмали по скани новорусского стиля. Прелестная брошь в виде жука-рогоносца, усыпанного бриллиантами, с сапфиром в голове. Серебряная солонка в виде мешка из грубой холстины, внутри – позолота. Сервизные чайник, сахарница и молочник с густо позолоченной гладкой поверхностью предметов и рельефно выделенными на боках их золотистыми травами, цветами, насекомыми, птицами. Очень мудра эта акцентная обозначенность художником того, что мы, люди – дети природы и что жить нам подобает, как богам, в садах, и что все в бытии вплоть до грубой холстины мешка может засиять в ореоле Красоты у «артистического человечества».
ЛК:
«Вот на первом плане ножик для разрезания бумаги, сделанный из нефрита. Рукояточка украшена золотом, рубинчиком. Рядышком в этом же стиле перышко на подставке. Оно тоже из нефрита змейкой, алмазиком украшено. Предмет же овальной формы не что иное как настольный электрический звонок. Казалось бы, вещь простая, но тем не менее изящно исполнена. Кнопочка сделана из лучисто-малинового граната, стрелочка золотая, а сам корпус из нефрита. Из нефрита же изготовлен и курительный мундштук. А круглой формы марочница сделана из горного хрусталя. В каждом сегменте ее находится водичка, т.е. можно было марочку обмокнуть в нее и наклеить на конверт. А вот такие фотографические рамочки овальной формы пользовались популярностью у дамского населения. Украшались они орнаментом, чаще всего цветами. Рядом вы видите миниатюрный бюстик с портретом Александра Третьего, и была целая такая серия изящных бюстиков, посвященных 300-летию династии Романовых. Таких предметов прикладного характера за время существования фирмы Фаберже было создано более двухсот тысяч штук. К сожалению, большая часть этого наследия находится сейчас за границей в музеях Америки и Великобритании. В двадцатых-тридцатых годах государству нужны были деньги, и все эти вещи распродавались за границу. Сейчас в России сохранилось лишь около 300—500 подобных изделий. Прежде всего это экспонаты Эрмитажа, Оружейной палаты и некоторых частных собраний».
И опять я раздумался об «артистическом человечестве», о тех минутах, когда шевельнулась во мне сказка, зарождаться стали первые ее вариации. А началось все достаточно прозаично. Пришла почта, просмотрел я ее, устроившись на диване. Сразу же стал читать свою любимую «Литературную Россию». И вот я уже за столом со свежим номером газеты от 18.01.2008. Как раз в канун Крещения вышла. Передо мной стр. 12 и 13 в один разворот под рубрикой «Как живой». Слева с переходом на вторую страницу исповедный рассказ Александра Денисенко «Птица божия – Коля Шипилов» (сразу до меня и не дошло, что нет уже его на белом свете, что мемориальные передо мной тексты). Справа рассказ Олега Гонозова о Михаиле Пришвине «Золотая курочка с Блудова болота», живущая до сих пор в селе Усолье Софья Павловна Корягина, ставшая прототипом пришвинской Настеньки из сказки-были «Кладовая солнца». В свое время утонул я в его творениях, как в стихах Сергея Есенина в школьную пору, когда сняли с него запрет. Книги Михал Михалыча стали для меня настольными. Сразу несколько открытий принес мне свежий номер газеты. Не знал я о прототипе Настеньки, о смерти Коли Шипилова. Не знал, живя в сибирском своем далеке, и о того, что был он прекрасным бардом. Проза же и сердечность его всегда меня потрясали, и стал он героем одной из миниатюр в моем «Субъективном словаре». Предтечу его, миниатюрный «Словник» подарил я Шипилову на вокзале в Тюмени. Он успел его проглядеть и, выскочив из вагона попрощаться, тут же и отрецензировал: восторженно вскинул руку с сомкнутой ладонью и оттопыренным большим пальцем, хорошо, мол, братуха! Первый и единственный раз увиделись мы тогда вживую.
ПО УМОЛЧАНИЮ:
«Поэт – кто уставши от сострадания лучшим и не научившись умирать, может меж тем как друг мой Юра Яценко рвануться на круг, раздвигая толпу, и дерзко крикнуть:
Позвольте на луну мне плюнуть,
Ей-богу я достану до луны.
А ведь в жизни монашествует в своей издательской келье этот современный екатеринбургский Сытин, издавший массу книг известных, а также и неизвестных прозаиков и поэтов, давая им путевку в большую литературную жизнь. И родственен Юре Яценко в этом Коля Шипилов, отзывчивый на боль и талант. Он тоже монашествует, только – в Москве.
Поэты – те же монахи, только монахи жаждут общения с Богом, а поэты – общности с людьми, эти слова Николая Шипилова вспоминались мне почему-то, когда я общался с ним на перроне в Тюмени: возвращался он с писательской братией из поездки по Транссибу. О скольких же талантливых поэтах порассказывал Коля с болью и восторгами в «Литературной России», вытаскивая их из безвестья: «монаха» же стая отвергает по закону «белой вороны», и тем жестче, чем он талантливей. И шептали ему в безднах сибирской жизни такие самородки или кричали, как кричит утопающий в туманной реке, или скандалит кто по ничтожному поводу, являя высокое великодушие там, где место злобе, или публично выставляет себя на посмешище, возлюбив то, что отторгнуто или осмеяно обществом, но во все времена и при всех государях – все это заключено в скорбных словах Христа: «Боже мой, Боже мой, для чего ты оставил меня». Так вот, до сердечной боли, пронзительно может слышать людей этот невысокий человечек-живчик, огонь духа Коля Шипилов, синица в нашем литературном мире. Спасибо тебе, брат!»
Может, и не успел уже прочесть эти мои слова Коля. Но более всего отозвались во мне слова о Шипилове, что птица божия он. Так воспринимали его, стало быть, и другие. Легкие, трепетные эти пернатые существа, и более всего, наверное, из всех птиц я люблю их. Заворожили они однажды меня, когда весело цвиркали, перепархивая в кущах кустарника у тоннеля одного на старой Кругобайкальской железной дороге, и долго я наблюдал за их синичным сообществом, уловив в нем что-то людское, теплое.
Синицы – ниспосланные человеку комочки счастья, глядя на них, хочется улыбаться. По живости, любопытству, открытости миру, счастливому щебетанью и одновременно с этим философской какой-то сосредоточенности самих в себе крохотули-синицы истинно божии птицы. И не удивительно, что есть среди них и отшельники, а по-другому монахи, как есть они и среди людей, такие среди нас особи, кто занимается своим отдельно от других. Глядел я на одну одну синицу-отшельницу, и так и подмывало меня спросить ее, какому же богу она молится. Весело даже подумал, что одиночество такое – удел гениев и орлов. В общем, представляю я почему-то синицами тех, кого можно отнести к артистическому человечеству. Крылатыми людьми называю я их. Это будто о них говорил Иисус Христос: «Вы лучше многих птиц».
ЛК:
Крылатые люди – те, кого отношу я к хомо криенсам. Это люди духа, а дух – парение, витание в сферах, он никогда не приземляется, и мир предстает для парящего человека мыслью в живых меняющихся координатах. Истинно, все текуще, как слова в нас, полумысли и получувства. Бездна парения, по мысли Ясперса, есть пространство свободы. И именно в состоянии этой свободы «избранные и отмеченные» Провидением люди улавливают истину, это перо Жар-птицыно. Летающим, как на картине Марка Шагала, доступны и высшие откровения любви Если это не безголовый тип с ведром, что парит над коровой, которому млеко лишь давай. Так коррупционеры живут с одной лишь мыслью о корысти. «Где искать опоры?» – спрашивал Вернадский. И себе отвечал: «Искать в бесконечном, в творческом акте, в бесконечной силе духа». Да-да, в полетной его силе, скажем мы. Философия крыластости мира в человеке, он – исток, корень такой цивилизации… И не мог жить без крыла и Коля Шипилов. В тексте, лежащем передо мной, были уже выделены оранжевым фломастером строки, которые рождали в моей душе свой отзыв. Эти трепетные фрагментики и настраивать стали мою душу на сказку. Вот первый:
«Сколько помню Николая, всегда у него на манер крыла жила за спиной шестиструнная гитара – верная спутница жизни и боевая подруга».
И далее:
«Жили они после приезда из Южно-Сахалинска в Карьере Мочище». Мог я там встретить Колю, когда служил в Южном в зенитном полку.
«Аммоналовые склады с примыкавшими к ним Самыми Сладкими в Мире Зарослями Черемухи» на родине писателя. Я назвал их про себя мысленно садом детства маленького Коли Шипилова, лицеем, взрастившим чувствительную его душу.
«Наша малая родина, наша серебряная глубинка».
«Легкий на подьем, он объездил почти всю страну. Но только нет в ней такого места, которое тянуло б его назад с такой силой, как эта небогатая, суровая и нежная часть земли с запахом подвядшего сена, с тополевыми улочками и палисадниками, где когда-то впервые шевельнулось его сердце от материнских песен и куда он теперь шаг за шагом возвращается». (Рассказ этот напечатан был при жизни писателя).
«С отъездом Николая в Москву… нарушилась стрелка кристаллизации, которая гармонизирует все многофигурные дружеские и творческие отношения».
А это – из повествования о Пришвине и Золотой курочке:
«В Усолье приплываешь, как будто не в село, а в какое-то жительство лесных существ, не нарушающих общий пейзаж: так все вокруг лесисто, болотно, так много природы».
«Настя была как золотая курочка на высоких ногах, – рисует Пришвин портрет своей героини. – Волосы у нее ни темные, ни светлые, отливали золотом, веснушки по всему лицу были крупные, как золотые монетки, и частые, и тесно им было, и лезли они во все стороны. Только носик был чистенький и глядел вверх попугайчиком».
«В своей сказке-были Пришвин отправляет Настю с Митрашей за клюквой».
«И пошли они на Блудово болото, на Высокую гриву, через Звонкую борину искать самое заветное клюквенное место».
«Золотая Курочка пошла по проторенной тропинке, а упрямый Мужичок в мешочке по компасу полез к Слепой Елани – самому топкому месту на Блудовом болоте».
«Красота – это Отечество – с людьми, лесом, с полем, с Богом». Как и день каждый – Отечество Нашей Жизни. Счастье наше. Не без печали, однако. Из кровотока А. П. Чехова передалось такое восприятие мне. Не случайна тоска в этой его фразе: «Замечательный день сегодня. То ли чай пойти выпить, то ли повеситься».
«Поэтесса Валентина Невинная в одном из своих стихотворений написала о нем: «Птица божия – Коля Шипилов». Но еще раньше он ответил в песне:
«Колины книги и песни, Колины фильмы и записи ищут для себя Родной Дом, а не жилплощадь».
Первый канал телевидения посвятил этот день семидесятилетию Владимира Высоцкого. И щемящие были передачи, такое цепляли они в наших с женой душах, что комок к горлу подступал у меня и слезы наворачивались у жены, которая раньше не все понимала в песнях гениального барда. Тут же они звучали так, что рвали сердце обоим нам. Янтарик тоже смотрел с нами одну из передач и сидел притихший как воробей.
В мозг мой впечатывались слова, фразы, обрывки их, строки песен, молнийные собственные свои заметы, фрагменты видеоряда:
От жизни умер.
Чтоб жизнь улыбалась волкам – не слыхал.
«Такой маленький, а пьет». О хрипатости голоса Высоцкого.
«Шея – орган». О пении Высоцкого.
Пошли мне, господь, в дороге не упасть.
Два разных Гамлета сыграл. Двувратный Гамлет, как могли б трактовать его в Элладе. Двувратный и Высоцкий. Быть или не быть? Быть! Так трактовал он Гамлета. И свое уже: песни или другое все в творчестве? Более 800 песен написал Высоцкий, и его это слова: «Если на чашу весов положить песни, они сразу перетянут».
Одногодок мой Высоцкий.18 июля (в день моего рождения) репетировал он в последний раз Гамлета, и рухнули деревянные конструкции на сцене, а через неделю его не стало. Словно бы висел над ним Дамоклов меч.
Мама его рассказывает: «В день смерти лопнули дома и завернулись струны его гитары».
ПО УМОЛЧАНИЮ:
Судьба как самосжигание – рациональная запрограммированность человека героического ее строя на такое проживание собственной жизни. Эти полыхающие люди – факелы в истории человечества. Одна судьба из череды их – уже вспышка, заря на столетия жара, который потом будет светить звездою тысячи лет. Каждый человек чувствует таких людей индивидуально. Мою кровь зажигают Джордано Бруно, финский лингвист Александр Кастрен, Николай Островский, Василий Шукшин и Владимир Высоцкий. Он из плеяды тех, кто как Николай Рубцов, Сартр, Камю, Унамуно адекватен судьбой своим творческим исканиям. От рождения «мерцал закат как блеск клинка» над ним, бардом, который говорил себе: «Я придти не первым не могу», «Мне наплевать на королевские дела», «Упрямо я стремлюсь ко дну» и «Мне выбора иного не дано». Он был запрограммирован на героическую трагедию. И апофеоз его звенящей, как гитарная стрела, жизни – знаковая эта песня:
Владимира Высоцкого на спор будто вбили в жизнь, и смерить барда оказалось возможным лишь после смерти. А в Дубне смогли и при жизни. И как выхлестывал он свою душу песнями в этом раю «физиков» и «лириков». Родным был Высоцкий людям будущего, провозвестникам грядущих нанатехнологий. Горение его – доведенные до огня высокого деяния песни. Он вращал Землю, как Джордано Бруно. И это нетленная его судьба теперь вечно пребывать в мире, где остается, по Гумилеву, одно:
Голос с экрана о Высоцком: тоненький, маленький человечек. И сам он в кадре адекватный сказанному о нем. По-птичьи быстрый поворот головы. «Синица, – отозвалось во мне. – Как Коля Шипилов».
И за письменным столом уже, перед разворотом газеты подумал, что яростно творили оба этих барда Красоту, как творил ее и Карл Фаберже. И не могло быть иначе: были они из сонма синиц артистического человечества.
Вызрел у меня концептуальный смысл сказки. Знакомиться с коллекцией изделий Фаберже – свершать омовение души в роднике Красоты, осознавая, что жизнь человека – деяния на частотах творчества и что в любом деле можно достичь божественных, артистических высот, что семья – чаша радости и добра и что все в жизни слитно, что смысл ее в божественной этой гармонии: где радость – там любовь, где любовь – там красота, где красота – там идеал. Как никогда ясно мне стало, что, созерцая Красоту, человек воскрешает в себе Бога. Так любуется золотой нивой хлебов после трудов праведных пахарь. И хочется человеку в такие духоподъемные минуты взлететь по-птичьи. Парить в атмосферах выше облака ходячего и выше леса стоячего. Истинно всемогущим мог осознать себя и Всевышний, этот Интеллект вселенной, сотворив все сущее в Мироздании.
И открывается теперь это мне в сказке. Что-то подобное ощущает и Янтарик, хотя не может еще выразить чувствования свои словами.
Вновь по-синичьи быстрый поворот головы нашей Золотой Курочки, она будто перепорхнула от витрины к витрине. И вот, наконец, сияет нам свет светов хрустального глобуса, который от входа еще в третий зал магнитно притягивал мой взгляд. Это кульминация сказки.
Увидев издали глобус из хрусталя, окликнул Янтарика:
– Ты сюда, сюда смотри, а то крутишь головой по всем сторонам.
Устремил взгляд на свет светов зала и Янтарик. Загорелись его глазенки, и проговорил он озадаченно: «Не понимаю даже, как это случилось, что не видел я такое чудо, когда с папой в Музей ходил. Все пасхальные яйца видел, курочку, карету царскую, ландыши и другие цветочки, алмазики, бриллиантики. А хрустальной Земли не было, дедушка». «Наваждение просто какое-то!» – с милой серьезностью сокрушался он.
Он жил в сказке и стал рассказывать мне с живостью, фантазируя без удержу, как, надумал поиграть с Золотой Курочкой, спрятался за кедрами, но капитанша-кошка тут появилась с пиратского фрегата, медузу ей в глотку, и целый кошарий с ней. Капитан зычно скомандовал: «Свистать всех наверх!» «Ты тупой, коллега!» – заявила она капитану. «Вот об этом я и не подумал», – ответствовал тот. И по команде старой котихи уже скользить стали кошки по стволам деревьев, как по реям. Зашумел лес, закипело, как флотский борщ, море. Да боцманша с кокшей потом вовлекли всех в игру – кричать, как филин «У-гу-у» и прятаться. То-то было и страшно и весело. Котиха с капитаном-пиратом организовали еще пение. И запел Янтарик, дорвавшись до сказочной воли, в хоре с бродягами моря:
Так, заигравшись, потерял мой внук из виду Золотую Курочку, хотя при склонности ко всяким фантазиям, мог в Берендеевом лилово-золотом лесу усмотреть и комедию с Петрушкою, и с козой барабанщицей, и всякое еще разное. «Так много леса и всего в нем и так интересно, три тысячи чертей», – словно бы оправдывался Янтарик, повествуя с детской искренностью, как блудил потом, как прошел Высокую гриву, и вот перед ним – Звонкая борина. Пересек ее и попал на Блудово болото, а тут топко кругом. Совсем растерялся Янтарик и даже испугался, но вспомнил, что положил дома в кармашек куртки школьный компас и, ориентируясь по нему, нашел, наконец, нас.
ЛК:
«Самое замечательное в этом зале, конечно же, настольные часы с глобусом в верхней части. Корпус часов изготовлен из нефрита, а глобус сделан из цельного, крупного блока горного хрусталя. Нашли же такой в природе! Без каких-либо изьянов, без трещин он, ясный и чистый, как личико младенца. Это было большой удачей для мастеров, что попал он им в руки. На него нанесена абсолютно точная географическая карта материков. Прочерчены меридианы, параллели. Это настоящий глобус, только в миниатюре. Когда часы идут, то он медленно вращается, и все это выглядит, как видите, очень эффектно. Ну, и все на этом. Итожа нашу экскурсию, скажу: коллекция, приобретенная Виктором Феликсовичем Вексельбергом, возвращение ее в Россию – удивительно романтическое окончание, как писали о ней, одной из самых захватывающих историй в истории искусства».
Мысленный мой комментарий был краток: «Столько увидели мы всяких художественных наворотов в представленной музеем коллекции. И вот среди вещей массового потребления эти часы с идеальным по совершенству хрустальным глобусом! Символично, что созданы они в ряду изделий именно народного пользования (и понимания – тоже!), для всех. Истинно, все гениальное просто».
Янтарик оживился, он сиял и лучился. Мы глядели друг на друга счастливыми глазами с двух сторон хрустального земного шара, который был прозрачен для нас, как прозрачен он для частиц нейтрино. Так бы переглядывались в него Медведев, Обама, Саркози, Берлускони и другие Президенты. Являли б они с народами своими, как и мы с Янтариком, может, одного Ноосферного человека, в котором двувратно жили мудрец и ребенок. Тикали волшебные часы Карла Фаберже, Земля невесомо крутила хрустальные свои бока, и мы были одновременно в Тихом Океане и в Индийском, в Ледовитом и в Атлантике, в Америке и Евразии, в Африке и Австралии.
– Знаешь, что означает имя твое? – спросил я Янтарика и сам же ответил ему:
– Янтарь с греческого – электрон, и ты – элетрончик.
– А ты кто? – спросил в свою очередь он, и я ответил ему играючи-басовито: – Протон, ядерная сущность.
Мы лучились с Янтариком в радости, открывая для себя подобно Колумбу Красоту нового мира, Отечества нашего – с людьми, с полем, с Богом. Лучились и звезды все во Вселенной. Ноосферный человек, которого мы являли сейчас с Янтариком, был слитным в двувратной своей сути. Электроны каждой клеточки нашего тела были связаны с электронами каждого зверя, каждой рыбы, каждого сердца, которое стучит, каждой мерцающей в небе звезды. В прямом контакте с сознанием Вселенной пребывал Ноосферный человек этот. Сознание его простиралось все шире и шире, тело словно бы плыло в океане света. Он становился лесом, рекой, горою и небом, видя происходящее рядом и в то же время за тысячи километров. Восторг переполнял меня: нашел я свой философский камень, хрустальную эту сферу.
– Спроси, Янтарик, чего же хочет тело этого Человека?
– Чего же, чего хочет, бессмертия? – прошелестел он тоненьким своим голоском, и ответила ему каждая клетка в хоре сонма их:
– Но ведь я бессмертна. Бессмертна! Я везде в золотом потоке волн свободного космического эфира.
Вселенная светилась мириадами крошечных золотых точек. Сияли будто б и переливались все блески и свечения сонма алмазов и бриллиантов изделий великого Карла Фаберже.
Спросил о своем и я:
– О чем шелестите вы, звезды?
– О том, что едины мы с вами, крылатые люди, и являем собой Творящее Сознание.
Во мне продолжала кипеть радость от того, что нашел я второй уже раз свой философский камень. Впервые это случилось в молодости, и я стал рассказывать Янтарику о тех годах.
