Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Сереброва Екатерина, 2015
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru
1
Ее родители разводятся.
Новость впервые обсуждалась Анной Викторовной с дочерьми – старшей Галей и младшей Вероникой – на кухне, пока Леонид Петрович принимал ванну. В их двушке с высокими потолками, но небольшими квадратными метрами, единственная возможность для тайного обсуждения – вот так, немного позорно, приглушая голоса и боясь разоблачения, под шум льющейся за стенкой воды, собраться на кухне. Вопрос, не против ли девочки, если папа уйдет, прозвучал уверенно и вроде даже ожидаемо для них всех. Но доля страха в глазах мамы проскальзывает, она боится, что дочки не поймут. Хотя, вероятно, лишь опасается неуместных вопросов «почему». Но никто не возражает. Все одновременно выдыхают. Ворчание, острая нелюбовь к гостям, холодность отношений с мамой – видимо, главные причины разлада двадцатилетнего брака.
Но тринадцатилетней Вероники об истинных причинах ничего и неизвестно. Ей просто надоело какое-то моральное давление отца, все его недовольство, постоянные бормотания и хмурый вид. Согласившись с решением мамы, Ника спокойно отправляется в спальню – общую с родителями (гостиная негласно принадлежала Гале, как и обновки в одежде), чтобы попялить глаза в зомбоящик, немножко собраться с мыслями.
Вообще-то, папа такой угрюмый и невыносимый не так и давно.
Вероника плохо помнит детали детства. У нее как-то не лады с воспоминаниями, хотя она легко, с фантастической точностью способна воспроизвести у себя в мыслях музыку, фильм, конспект, страницу учебника – все зрительное и хоть чем-то цепляющее, далеко не все подряд. Ника даже помнит песни и мелодии 80-х, хотя была совсем крохой. Но вот собственные события жизни кажутся бессвязными обрывками. Поднапрячься, конечно, можно, но подобный эффект сильно удивлял ее.
Однако веселого, катающего их с сестрой на своей спине, корчащего рожицы, несущего забавную нелепицу папу Вероника отчетливо помнит. Ее дошкольные и часть начальной школы годы были воистину счастливыми. Вот где действительно идеал, стремление каждого к подобной семье, какой были Серебрянкины. Они с Галей даже проводили больше времени с отцом, нежели с мамой. Это он вывозил их в лес, в какую-нибудь безлюдную глушь, с потертым покрывалом, которое мама не успела выбросить прежде, безвкусными консервами и подгорелыми шашлыками, но им так весело было втроем…
В какой момент пошла трещина, и треугольник резко и навсегда образовался вокруг мамы, а не папы – Нике неясно. Ее главный страх – муравьи, когда она, сопливая пятилетка, ногами залезла в кишащий муравейник, любопытствуя, как и всегда… и как дико потом Вероничка орала от укусов и ужаса, мигом охватившего ею. Вот, что девочка помнит явственно. Но о переменах в папе не знает ровным счетом ничего.
Она отмечает, что ссор между ним и мамой тоже, собственно, никогда не случалось. Бывало, папа сидит как истукан – молчаливый и безучастный, – мама ему раз скажет, два, а потом – хрязь, по башке! И он тут же активен, говорлив (сварлив), все полочки криво, неустойчиво, но прибиваются, лампочки вкручиваются, мусор вынесен. Его стоило подталкивать, иначе семья попросту нищенствовала и увядала в грязи, рухляди и полном равнодушии ко всему. С легкой подачи Анны Викторовны, которая сама ни минуту не сидела на месте, Леонид Петрович слыл относительно нормальным семьянином. Хозяйство у него спорилось плохо, но все же было. Работа, стабильные средства, один, но верный друг, баня по выходным, дача – летом, несложные обязанности по дому.
Когда вдруг у мамы закончилось терпение, а папа перестал довольствоваться таким помыканием и напрочь захотел свободы, в том числе и в плане новых отношений с дамами, Вероника не имеет ни малейшего представления. Ей не жаль папу. Она считает это верным решением, поскольку теперь можно приводить домой подружек из школы.
Довольствуясь такой мыслью, Ника, все еще пребывая в себе, не слышит тихой ругани родителей, она переходит в ванную. Смотрит на свое отражение: довольно мелкие для округлой формы лица зеленые глаза, курносый нос, покрытый веснушками, самые обычные губы – не пухлые и не тонкие. Когда-то русые, но теперь темные, почти черные волосы до плеч. В детстве они были кудрявыми, сейчас лишь слегка вьющиеся. Волосы – единственное, что ей в себе нравится. Еще тонкие длинные пальцы, отлично пригодившиеся ей для занятий на фортепиано, которые больше не вдохновляют – к счастью, из муз. школы Ника уже выпустилась с «четверками» и одной скупой «пятеркой». Нынче хоть можно отрастить ногти, которые были, на удивление, крепкими. Располневшие ноги, увесистые щеки, маленькие глаза, веснушки – Веронику все это бесит. Еще полгода назад на фото она была стройной, без свисающего жира, милой девочкой. Вдруг располнев (хотя и без лишних килограммов при своем росте в сто семьдесят), Ника отказалась от платьев и юбок, возненавидела глядеться в зеркало.
Так и сейчас она резко отворачивается, включая в ванне воду. Готовится к вечернему принятию ванны, чтобы расслабленной пойти спать.
Но вместо желанного расслабления, погружаясь, наконец, в теплую воду без каких-либо ароматных примесей – она почти не различает запахов, – до девочки доходит: собственно, особых друзей, которых теперь можно будет толпами приводить, у нее и нет. Вероника давно осознала, но каждый раз неистово отгоняет навязчивую, противную мыслишку, что она безумно похожа на папу. Внутренне. Да и внешне куда больше, чем Галя. Она тоже нелюдима, редко улыбчива и весела, абсолютно в противоположность легкой на подъем, общительной маме. Которая пока еще горестно не вздыхает, надеясь, что Ника другая. Но ни Галя, ни Вероника, похоже, не оправдают надежд Анны Викторовны.
На что девочке пока все равно.
Развод, так развод. Вероника наспех намыливается и смывает пену, заворожено наблюдая за утекающей водой. Ее жизнь кардинально менялась, во что пока сложно было поверить.
Тихо, без скандалов, ранней весной дом покинул папа. Чего все молча в тайне хотели.
***
Довольно долго мама говорит Веронике о потребности сменить школу. В их провинциальном городе есть престижная – единственная, где реально хорошее образование, позволяющее затем поступить в Вуз. Не по годам умная Ника должна там обучаться. Но девочка боится перемен. В прежней школе у нее мало-мальски есть друзья и даже влюбленный в нее мальчик, которого в этом году Вероника смущенно пригласила на свой день рождения. Что, правда, чуть расширило их общение, но не дало шанса на дальнейшее развитие дружбы. Особенно теперь, когда Вероника узнает, что туда, в свой класс, больше не вернется. Потому что обычная, вроде бы, ученица-хорошистка легко обставляет отличников на вступительных экзаменах и проходит на бюджетное место в престижную школу-лицей.
В середине июля Ника узнает о своем поступлении плачет дома, уткнувшись в подушку. Мама ее горя не разделяет, а сестра занята поступлением в Вуз. В этом году Гали не будет рядом вовсе. Что грустно и печально, но куда тревожнее мысли о новой школе. Друг со двора давно съехал, и там, среди новых лиц, Вероника будет абсолютно одна.
Однако прежде, чем наступает сентябрь, она проживает довольно сносное, интересное лето. В семью плавно входит отчим – тезка папы, Леонид. Новый папа нравится Нике: обходительный, вежливый, беззаботный и снова заставивший маму улыбаться. Он как-то разом объединяет их вновь, заряжает своим оптимизмом. Отчим, в противовес родному отцу, достаточно деятелен и трудолюбив, разделяет любовь мамы к огороду. Ника немного стесняется его. Но Леонид почему-то так и не переселяется к ним. Да так и не сближается с Вероникой, с которой по-прежнему по душам, откровенно никто в семье не говорит.
Анна Викторовна пытается заменить и маму, и папу, в ней все больше строгости. От нежного прилива любви до вдруг властного требования, к примеру, немедленно убраться в комнате. Внимания мамы внезапно Нике катастрофически не достает, хотя его и немало. Ревность к Гале, к отчиму – ко всем понемногу. Нарастающий эгоизм, сумятица, подростковые комплексы.
Все усугубляется, когда Ника однажды решается написать свою первую историю. С детства она играла в куклы по заранее выдуманному сценарию. Веронике стыдно, но она играет до сих пор. Точнее, лет в одиннадцать девочка забросила любимых Барби, предпочтя книги классиков, вроде Чехова и его «Трех сестер», но теперь она их достает и тайком играется с особенной жаждой. Куклы – важное средство для написания сказок о принце. С помощью них Ника лучше прописывает диалоги и ситуации. Она совершенно не умеет рисовать, но делает наброски людей, прически, одежду, чтобы еще было лучше представлять героев. Больше всего у Ники выходят истории про любовь бедняжки и принца.
Но к сентябрю тематика рассказов расширяется, все чаще Нику посещают мысли о смерти как о явлении, о душах, призраках и прочей мистики. Неистово творит, днем и ночью, не замечая никого вокруг, забывая о бедах, растворяясь в безоблачном мирке, где ей подвластно все. Люди слушаются, покорно исполняя все ее пожелания.
Чем ближе школа, тем тревожнее на ее увлечение смотрит Анна Викторовна. Наконец, она запрещает писать во время обучения. Вероника молча – как и всегда – покорно кивает. Но сама знает, что хоть ей и по-настоящему нравится учиться, прекратить писать – невозможно.
Потому что в августе вернувшись из детского лагеря раньше срока (Вероника не переносит эти «тупые» игры и сходит с ума при таком количестве незнакомых детей), куклы Ника убирает снова. Поскольку образы являются к ней сами. Поглощая сознание, разрывая его. Кажется, что до безумия осталось чуть-чуть. У Вероники даже рябь перед глазами, разум напрочь «отъезжает», иногда полностью выпадая из реальности и не помня, как прошел день.
***
Сегодня Вероника идет в новую школу. 8 класс, с углубленным изучением естественных наук, особенно химии. Она пишет, но вовсе не спятила, чего так боялась, но на что втайне все же надеясь. Авось, пытка новыми одноклассниками и не состоится. Но нет, первое сентября наступило.
Сестра умотала в другой город, мама уже на работе, а Ника придирчиво осматривает форму. Черный в красную полоску цвет. Юбку она сразу отметает в сторону. Выбирает брюки, а над блузкой кривится: Вероника ненавидит эти белые блузы. Но смиренно натягивает, сверху сразу набрасывает пиджак и застегивает на все пуговички, под самый воротник. Вздыхая, берет ранец, идет в лицей, на праздничную линейку.
Выстроенные в ряд ученики во дворе школы слушают торжественную речь директора. Ника стоит позади всех, растерянно глядя себе под ноги. Даже отсюда она прекрасно видит лысоватого дядьку-директора, потому что многие ее ровесники значительно ниже ростом. И Веронике это, конечно, не нравится: выделяться ей не с руки. Вокруг – толпа незнакомых и шушукающихся незнакомцев, ее передергивает от страха. Нервное глотание – практически верный спутник. Ей приходиться задерживать дыхание, чтобы не сглатывать слишком часто. Но проще просто ни на кого не смотреть. Что удается.
Потом детей ведут по классам, знакомиться. Старшеклассники же в это время спокойно будут делиться впечатлениями о каникулах, с ними проведут урок на тему вечной дружбы. Ника предпочла бы оказаться там, слушать идиотскую лекцию, но ей придется присутствовать на ознакомительном уроке со своим восьмым «А».
В кабинет она заходит в числе последних, нарочно оттягивая момент. Внутри уже шум и гам, ребята успели перезнакомиться. Все, кроме Вероники, не смеющей поднять на них взгляда. Она выбирает самую первую от двери парту, где свободно. Щеки горят. Сердце учащенно стучит. Но, похоже, никому нет до Ники дела, и это успокаивает. Правда, последней заходит классная руководительница – Шарикова Нина Ивановна, жутко напоминающая внешне жабу, кхм… Она ведет за руку еще более напуганную, нескладную, низкорослую девочку-блондинку в очках. Ника мысленно просит помиловать ее и не сводить с чудачкой, но именно к ней та и подсаживается, вдруг оживленно заулыбавшись.
– Вера, – шепчет девочка.
– Вероника, – хмуро отзывается Ника.
Вера оказывается той еще болтушкой и заводит разговор о своей родне. Серебрянкина слушает вполуха, и то, лишь бы заглушить свой страх перед другими. Ее Вероника не боится. Одну-единственную.
Потом замолкает и Вера, Нина Ивановна коротко рассказывает о себе и просит высказаться всех, кто пожелает. Вероника облегченно выдыхает. Ее никто не принудит говорить на публику, какое счастье! Смельчаков находится немного, все это время Ника гоняет свои мысли. Потом, правда, Шарикова все же просит остальных назвать хоть имена, что каждый по очереди проделывает. Вера представляется тихо, Вероника – еще тише. Их очередь была последней, поэтому, на самом деле, одноклассникам практически плевать, что за страшилы там остались. Поэтому уже после окончания классного часа их обеих моментально путают по именам.
Нике равнодушно на это. Она лишь жалеет, что ее не зовут как-нибудь вроде Александры – это определенно отличало бы ее от Веры. С которой сближаться вообще нет никакого желания, но вдвоем не так и страшно. Если Вероника хочет покоя, то ей придется.
Домой девочки идут вместе. Серебрянкина только довольно улыбается, что сворачивать с главной улицы ей куда раньше, чем обретенной подруге. Живут друг от друга они в получасе ходьбы, как минимум.
Вечером, чтобы поделиться впечатлением, которое переливается через край, что невозможно ждать до прихода мамы, Вероника таки набирает номер своей настоящей подруги, с прежней школы. Что первой делает редко. Но сейчас эмоции зашкаливают. Маша – любительница книг, как и Ника, охотно отзывается на просьбу навестить ее. Обещается, что возьмет с собой Ленку, хоть и недолюбливает ее. Но Веронике дороги они обе: Лена – своим веселым нравом, Маша – начитанностью. Однако в Лене было ценно и другое: она много общается с мальчиками. Как ни крути, как ни зарывайся в учебе и своих рассказах, а загадочная тема мальчиков Веронику тоже манит.
В выходной девчонки обязательно придут. В той школе они списывали у Ники домашку, но ей хочется верить, что дружба их крепка и вечна. Особенно с Ленкой. Ну, а как иначе? У них немало совместных приключений, на самом деле. Ведь в младших классах Серебрянкина была куда веселее, общительнее (тоже в меру, конечно), способная заражать своим любопытством.
