ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 1

Если в вашем доме живет человек, который постоянно разбрасывает вещи, никогда не убирает за собой посуду, спокойно берет деньги из вашего кошелька, может притащить к ужину без всякого спроса десять друзей, при этом абсолютно уверен, что его всегда простят, да еще он постоянно ноет, что вы его не уважаете и о нем не заботитесь, то не стоит в сердцах восклицать: «Ну за что господь послал мне этот крест?» Скорей всего, вы сами произвели сие сокровище на свет и добрый боженька тут ни при чем.

– Ну за что господь послал мне этот крест? – сердито воскликнула Катюша, входя на кухню.

Я оторвала взгляд от кастрюльки, где закипало молоко.

– Что случилось?

Катюша швырнула на стол дневник Кирюшки.

– Вот, полюбуйся! Ультиматум. «Если завтра мать Романова Кирилла не явится к девяти утра в мой кабинет, он будет исключен из школы непременно. Ласкин».

Я уронила ложку на плиту.

– Вот странный человек!

– Да уж! – воскликнула Катюша и стала открывать бутылку с водой. – Ты очень деликатно выразилась! Странный! На мой взгляд, он просто безобразник!

– Ты не права, – покачала я головой и потянулась за пачкой геркулеса.

Мопсиха Феня, поняв, что процесс приготовления ее любимой каши вступил в завершающую стадию, тихонько заскулила. Я покосилась на Феню. Интересно, почему она постоянно хочет есть? Конечно, Фенечка слегка великовата для мопса, если уж совсем честно, то она по весу ближе к сайгакам, таким милым, здоровенным животным, и то только голова у Фени слегка напоминает мопсиную. Может, ее родители на самом деле были оленями? Уж больно большая получилась у них дочь. Но я, увы, не знакома с родственниками Фени. Мопсиху подобрала в ветлечебнице и теперь с недоумением наблюдаю за ее бурным ростом. Хотя, вроде бы, прихваченная тогда в том же месте Капа ее родная сестра. Но Капа совсем крохотная, она запросто пробегает у Фени под животом, даже не задевая головой брюшко дорогой сестры. Может, Феня была первой в помете, а Капа последыш? Или они вовсе не родные? Вдруг у Фенечки предки все-таки сайгаки? Ну почему эта мопсиха постоянно ест еду как сено? Я уже и так купила ей миску больше, чем у нашей стаффордширихи Рейчел и двортерьера Рамика. То, из чего ест Феня, больше всего напоминает таз, нет, корыто!

– Просто не знаю! Как с ним поступить? – вздыхала Катя. – Может, все же следует наказать?

– Кого? – удивилась я, помешивая кашу.

Подруга покачала головой.

– Ты меня не слушаешь! Вот! Читай.

Перед носом снова оказалась страница из дневника. Надпись, сделанная ядовито-красными чернилами, опять бросилась в глаза. «Если завтра мать Романова Кирилла не явится к девяти утра в мой кабинет, он будет исключен из школы непременно. Ласкин».

– Каким образом этот Ласкин думает исключить из школы кабинет? – спросила я. – Потом, чей кабинет? Математика, физика или химика?

Катюша моргнула.

– Лампа! Речь идет о Кирюшке! Он опять набезобразничал.

– Мне всегда казалось, что учитель обязан хорошо владеть родным языком, – усмехнулась я, – а то после прочтения гневного ультиматума мне показалось, что сей Ласкин собрался при помощи лома и кирки крушить перекрытия!

Катя обхватила голову и застонала. Я обняла ее.

– Ну с какой стати ты вдруг расстроилась?

– Ласкин – директор, – пояснила Катюша, – он отчего-то дико обозлился на Кирюшку. Я позвонила в школу и попросила: «Нельзя ли перенести встречу, у меня на утро назначена сложная операция, очень тяжелый больной».

– И что ответил господин Ласкин?

– Каменным голосом отчеканил: «Нет» – и швырнул трубку.

– Очень, видно, воспитанный, милый дядечка!

– Но я не могу отменить операцию!

– И не надо. Сама схожу в школу. И вообще, чего ты влезла в это дело, – укорила я подругу, – ну-ка, давай вспомним. Кто бегал туда, когда Кирюшка намазал клеем порог учительской и химичка намертво прилипла к полу?

– Ты.

– А в тот день, когда биологичка упала в обморок? Помнишь? Кирюша вставил между челюстями скелета спичку, учительница провела указкой, показывая, как растут зубы, тоненькая палочка сломалась, и анатомическое пособие «укусило» указующую трость. Право, меня тогда искренне удивило поведение педагога. Ведь ведет биологию и должна вроде понимать, что скелет не способен на активные самостоятельные действия. А она свалилась без чувств. Право, глупо! Так кто тогда уладил ситуацию?

– Ты, – вздохнула Катя, – и вообще получается, что ты ему больше мать, чем я.

– Вот и славно, – закричала я, кидаясь к каше.

Но поздно: высокая, белая шапка взметнулась над кастрюлькой и в то же мгновение выплеснулась на плиту. В кухне противно запахло горелым.

– Вот где настоящее горе, – пришла я в отчаянье, – теперь отскребать кучу посуды и плиту! И кашу заново варить! А ты из-за ерунды переживаешь. Прямо с утра сношусь в школу и погашу конфликт. Небось, дело выеденного яйца не стоит.


Утром мы с Кирюшкой пошли в школу вместе.

– Лучше сразу предупреди меня о всех своих шкодствах, чтобы я приготовилась к любым коллизиям, – попросила я.

Мальчик заныл:

– Я ничего плохого не делал!

– Кирюша! В данном случае я выступаю в качестве твоего адвоката, а законнику следует рассказывать всю подноготную, иначе он не сумеет помочь подзащитному.

– Ну, правда, – стонал Кирюша, – я даже не успел в класс подняться. Он на меня в раздевалке налетел.

– Кто?

– Богодасыср Олимпиадович!

Я притормозила.

– Кто?!

– Ну директор наш, Ласкин.

– Послушай, Кирюша, – тихо сказала я, – понимаю, что школа похожа на тюрьму, но ведь альтернативы нет, придется отсидеть весь срок до конца. Кстати, тебе уже недолго осталось, прикинь, каково сейчас первоклашкам. Так вот, можешь обзывать директора за глаза как пожелаешь, я не стану читать тебе лекции об уважении к старшим, но мне изволь сообщить его настоящее имя!

– Богодасыср Олимпиадович Ласкин, – засмеялся Кирилл.

Я тяжело вздохнула. Увы, Кирюша плавно въехал в такой возраст, который большинство родителей справедливо считает ужасным. И не знаешь теперь, как себя с ним вести. Начинаешь злиться, он плачет и кричит:

– Ты меня терпеть не можешь!

Станешь оказывать ему знаки внимания, возмущается:

– Я уже не маленький, отстань с подарками!

Одно я знаю точно: нудных нотаций читать нельзя. Лично я, тихая, послушная девочка, все детство просидевшая в обнимку с ненавистной арфой, еле-еле сдерживалась, когда моя мама начинала очередную беседу на тему «Родители плохого не посоветуют, слушай внимательно, хочу предостеречь тебя». Пустое это занятие – уберегать другого от своих ошибок. Спокойствие, Лампа, только спокойствие, начни сначала.

– Кирюша, скажи подлинное имя директора, – попросила я, – не могу же называть его кличкой, которую мужику дали любящие дети. Бего… до… па… надо же! И не выговорить!

– Ага, – кивнул Кирюшка, – я сам долго тренировался: Богодасыср Олимпиадович. Это его родное имечко. Расшифровываю первую часть. Богом данный сын своих родителей! Если сложить начало всех слов в фразе, и выходит – Богодасыср. А Олимпиадовичем он стал тогда, когда его отец ушел от матери. Ласкин посчитал поступок папы предательством и официально поменял отчество. Говорят, он несколько лет потратил, чтобы ему такое разрешили. Ласкин дико злится, есть кто-то его имя путает, по-этому ты лучше сейчас повторяй про себя: Богодасыср, Богодасыср… Ясно?

Я кивнула. В общем, да. В конце концов, ничего удивительного, сама живу с паспортом, где указано имя Евлампия.

– Вон он, – шепнул Кирюша, когда мы вошли в вестибюль школы, – Ласкин.

Не успела я открыть рта, как крохотный, лысый мужчинка, размером чуть побольше нашей Фени, подлетел к нам и густым басом заорал:

– Романов! Мать твою привел?

Я вздрогнула, откашлялась и спокойно ответила:

– Твоя мать тут. Здравствуйте!

Но Ласкин, очевидно, был не настроен улыбаться.

– Немедленно отвечайте, как вам удалось воспитать такого!

Толстый палец директора, покрытый пятнами непонятного происхождения, уперся в Кирюшку.

– Ну, – протянула я, – в общем, просто. Хорошее питание вкупе с занятиями спортом, прогулки на свежем воздухе, вот и получился замечательный мальчик!

Ласкин вытаращил глаза.

– Идите-ка сюда, сейчас покажу, как он ведет себя!

Я удивилась. Неужели директор с упоением примется сейчас мазать клеем полы, запихивать спички в рот скелету и бить окна? Может, лучше не демонстрировать мне всяческие шалости, а попросту спокойно рассказать о них?

Схватив за плечо, Богодасыср поволок меня в глубь раздевалки. Сентябрь в этом году выдался дождливым, и на полу не слишком просторного помещения валялось много курток разного размера. Для детской одежды явно не хватало вешалок.

– Вот, – ткнул пальцем Ласкин в стену.

Я с удивлением посмотрела в указанную сторону. Сбоку прибиты крючки, более широкие и удобные, чем остальные.

– Видите! – не успокаивался директор. – Надпись заметили?

Мой взгляд переместился чуть выше и уперся в плакат: «Крючки только для учителей».

– Прочитали? – рявкнул Ласкин.

– Ну да!

– Знаете, что сделал ваш хулиган?

– Нет, – растерялась я.

– Он подошел ко мне и спросил: «А куртку сюда можно повесить?»

Приступ хохота подступил к моему горлу.

– Действительно, нехорошо, – сдавленным голосом пробормотала я, – если крючок предназначен для преподавателя, то вешать на него верхнюю одежду не слишком этично!

– Очень рад, что мы с вами нашли общий язык, – помягчел директор, – вы должны наказать Романова.

– Всенепременно.

– Лишить его компьютера, телевизора, плеера, походов в кино и мороженого на полгода! – плотоядно воскликнул Ласкин.

– Конфисковать имущество и расстрелять, – вырвалось у меня.

Ласкин напрягся.

– Не вижу ничего смешного. Мальчик нахамил директору и должен быть выпорот ремнем, иначе я лишу его занятий на месяц.

Я представила себе ликование Кирилла, когда тот узнает, каким образом Богодасыср решил проучить его, потом сообразила, что Лиза мгновенно перебьет все окна в школе, дабы получить такой же «срок», и воскликнула:

– Вот на это вы не имеете права. Маргарита Михайловна говорила, что отстранение от занятий теперь строго-настрого запрещено. Даже из класса во время урока ребенка выгнать нельзя, это нарушение права на получение знаний.

Услыхав имя своей начальницы, дамы, заведующей образованием в нашем околотке, директор насторожился.

– Маргарита Михайловна? А вы ее знаете?

– Очень хорошо, – усмехнулась я.

– Откуда? – продолжал любопытствовать Ласкин.

– Она моя подруга, – ответила я, – близкая, в халатах друг к другу ходим.

Самое интересное, что это правда. Маргарита поселилась в квартире, расположенной под нами, не так давно, и она теперь регулярно прибегает к нам в пижаме и бигудях, потому что кто-нибудь из Романовых обязательно забудет закрыть кран в ванной и несчастной Маргарите на голову льется вода. За последний год мы трижды обновляли побелку в ее квартире. Потом Сережке пришла гениальная идея в голову. Он вызвал мастеров, и те установили у Риты натяжные потолки, а у нас сенсорные краны, такие, которые сами собой перекрывают воду после того, как вы заканчиваете мыться. Теперь в доме тишь да гладь, божья благодать. Но Рита, привыкнув носиться к нам скандалить, стала забегать просто так, на огонек, и мы подружились.

– Сразу надо было сказать, – окрысился Ласкин.

– О чем? – ухмыльнулась я.

– О дружбе с Маргаритой Михайловной, – буркнул директор.

Я пожала плечами. Ну согласитесь, странно отпускать ребенка на занятия, повесив ему на шею табличку: «Мама мальчика часто пьет чай с главной начальницей по образованию».

– Кирилл хороший мальчик, – затряс хвостом Ласкин, – активный и неординарный.

– Значит, я могу идти домой? – уточнила я.

– Конечно, конечно, – закивал Богодасыср.

Я вышла на крыльцо. Так, раз уж пришлось в подобную рань оказаться на улице, то использую время с толком, съезжу на рынок, куплю хорошего мяса и сварю борщ. Летом мы ели окрошку и холодный свекольник, а сегодня Юлечка, посмотрев на дождь, сказала:

– Горячего супчика хочется. Сделай одолжение, Лампудель, не готовь на ужин салат из капусты! Мой организм жаждет отвратительно жирных, вредных для здоровья котлет и наваристого борщика.

Однако как легко разрешаются проблемы, если вы имеете в подругах Риту. Безобразник Кирюшка мигом трансформировался в хорошего мальчика. Его хулиганистость теперь называется активностью, а неумение себя вести неординарностью. Только не следует думать, что Кирюша ухитрился столь радикально измениться всего лишь за пару мгновений. Просто Богодасыср посмотрел на проблему, так сказать, с другой стороны и понял: не все так плохо! У Кирюшки имеется масса достоинств, и одно из них: дружба его родственников с непосредственным начальством директора.


В самом великолепном настроении я приехала на рынок и стала ходить между рядами, выбирая кусок грудинки. Звонок мобильного застал меня в самый неподходящий момент: когда слишком улыбчивая торговка бухнула на весы шматок мяса. Стрелка запряслась, я уставилась на нее во все глаза. На базаре следует быть внимательной. Зазеваешься, мигом обсчитают.

– Лампуша, – заканючило из трубки, – все! Доконал меня окончательно! Полностью!

Я оперлась на прилавок. Ох, не зря Сережка упрекает меня в глупости! Ну сколько раз он твердил:

– Лампудель, внимательно смотри на определитель номера. Для чего я его тебе поставил? Да чтобы облегчить жизнь! Если не хочешь болтать со звонящим – не отвечай. Все очень просто.

Мне понравилась идея с определителем номера. Наверное, у всех случаются моменты, когда не хочется общения, но ждешь важного звонка, поэтому и хватаешь трубку. Определитель убережет вас от зряшных контактов, одна беда, я постоянно забываю поглядеть на выскочившие на дисплее цифры и оказываюсь в идиотском положении. Ну что мне стоило проявить внимательность? Сейчас бы, преспокойно купив грудинку, я уже торопилась бы домой со всех колес, успела бы и супчик сварить, и книжку почитать. Но теперь замечательным планам пришел кирдык. С той стороны провода Оля Белкина, или Ляля, или Леля, она отзывается на любое из этих имен, а еще она меньше двух часов разговаривать не привыкла, и подавляющую часть беседы составляют жалобы Ольги на тяжелую жизнь. Поняв, какое несчастье со мной случилось, я быстро сказала:

– Леля, давай поговорим позднее, у меня мало денег на телефоне.

– Ладно, – неожиданно согласилась она.

Я насторожилась, победа далась слишком легко, что-то тут не так. Белкина не привыкла сразу сдавать позиции.

– Ты где? – воскликнула Оля.

– На рынке.

– Когда вернешься?

– Через час, – быстро соврала я.

На самом деле езды до нашей квартиры меньше пяти минут, в переулке, по которому мне предстоит сейчас ехать, никогда не случается пробок. Но я хотела спокойно сварить суп.

– Ты поторопись, – велела Леля.

– Постараюсь.

– Да уж, поспеши, а то мне неудобно в таком положении на подоконнике сидеть, – сообщила она.

Я вздрогнула.

– Где сидеть?

– На лестнице, – ответила Оля, – около твоей запертой двери. Я поругалась с Генкой! Все! Конец! Надеюсь, пустите меня к себе на время? Не выгоните беременную женщину вон?

Я не удержала пакет с грудинкой, он шлепнулся на пол, издав короткий звук «чавк».

– Давай, Лампа, побыстрей, – заныла Белкина, – а то уже поясницу надуло. Ох я бедная, несчастная, горемыка.

Я подняла кулек и попыталась избавиться от Белкиной.

– Олечка, езжай домой, Гена, наверное, волнуется!

– Ни за что!

– Но ты же не можешь бросить своих любимых черепашек, – цеплялась я за последнюю надежду, – они умрут без мамы.

– Я взяла их с собой, – последовал ответ, – неужели, по-твоему, я способна оставить деток Гене, безответственному, неаккуратному, отвратительному…

– Ты приволокла на себе пятидесятилитровый аквариум? – снова уронила я грудинку.

– Нет, конечно, – возмутилась Ольга, – черепашки в банке. Поторопись, мне плохо, еще рожу тут, на лестнице.

– Не надо! – заорала я и побежала к машине.

История жизни Евлампии рассказана в книгах Дарьи Донцовой из серии «Евлампия Романова. Следствие ведет дилетант». Издательство «Эксмо».