Добавить цитату


Эпиграф: У этой страны нет названия,

у этой страны нет судьбы.

Я просто даю показания,

когда уже нету страны.

Часть первая. Прелюдия к войне

Вступление

– Запомните, – инструктор номер пять щёлкнул затвором автомата. – Вам не надо напяливать на себя дорогой броник и обвесы, которыми вы не умеете пользоваться. Если вы наденете на себя полмиллиона, то вас обязательно захотят убить скоты с той стороны и свои с этой. Вы должны выглядеть как боевые бомжи, чтобы никто не хотел с вас чего-нибудь снять. Понятно, дебилы? Вы боевые бомжи, тогда у вас есть шанс вернуться домой с дыркой, но живым.

Небольшая толпа новобранцев, в грязных робах моргала красными от бессонницы глазами, кашляла и молчала. Высокий, сутуловатый, худощавый, изрядно осунувшийся Гарик с трёхдневной щетиной тоже молчал.

– А разве нас могут убить свои?

– Могут и убьют, – усмехнулся номер пять. – Занятие окончено. В колонну по четыре, на обед шагом марш.

Началось построение. Новобранцы никак не могли научиться ходить строем. Поэтому всегда долго строились, перепирались и перестраивались. Кто-то кого-то переставлял, кто-то начинал орать, кто-то бегал вдоль строя. Если инструктору это надоедало, то он строил всех сам или, наплевав на стадо, командовал вперёд. Колонна втягивалась в лагерь имея разную ширину и неопределённо растянувшийся хвост, пересекаясь и пропуская десятки таких колонн из новобранцев всех возрастов, одинаково покрытых грязью и волосяной растительностью на лице.

Поздравляю! Вы попали в боевое братство солдат удачи!

Гарик

Гарик родился в большой, сильной стране, которая в его юности развалилась на мелкие запчасти, порождая хаос внутри себя и войну на своих осколках. Гарик жил также хаотично. Он получал образование, которое было никому не нужно. Он устраивался работать на предприятия, которые закрывались, и уходил. Он ругался с начальством и тоже уходил. Наконец он открыл своё дело, вроде, даже начал зарабатывать, но страна дала новое крутое пике, и жизнь Гарика снова забарахталась в круговороте. И надо было уходить, но на этот раз Гарик совершенно не знал куда. Он болтался в неопределённом состоянии пару лет, сводя концы с концами, пока не сломался холодильник.

«Да! Холодильник надо было менять. Также на ладан дышала стиральная машина».

– Через пару месяцев нас ожидает техногенный кризис, – многозначительно сообщил Гарик жене.

– Что-нибудь придумаем, – ответила жена.

Придумки не было никакой от слова совсем. Её не было дня два, потом дня три, потом две недели, потом ещё. Гарик запил. Он и раньше не отличался трезвым образом жизни, но в этот раз пил с каким-то отчаянием. Когда он очнулся, то узнал, что единственный способ решить свои финансовые проблемы – встать на защиту страны, которая влипла в очередную войну. Правда в этот раз по серьёзному. Теперь Гарик знал, куда надо уходить. Ну, и ушёл.

Вербовщик

– На самом деле ничего страшного. В стрелковый бой они не вступают, сразу убегают, – сообщил маленький щуплый человек, представившийся собравшимся, как кадровик.

«И да! Мы просто не можем быстро добежать до них. Поэтому так долго воюем!»

– Пора бросать бутылку и брать оружие.

Действительно, от половины собравшихся изрядно несло сивухой.

– Таких как вы даже в плен не берут.

«Видимо, нет смысла кормить».

– Всем без исключения, в случае гибели, – кадровик сделал многозначительную паузу, – оплатят похороны и бесплатно выдадут флаг на гроб. Флаг обязательно!

«Это окрыляет».

– И не надо мне рассказывать, что вы здесь пришли Родину спасать. Вы здесь за деньги! Хотя одно другому не мешает, но поспорю, что нет денег – нет и вас.

«Пожалуй самая бесспорная мысль».

– А навалять скотам дело святое. Отрубить руки по самые плечи, чтобы не тянулись к нашей земле! – продолжил кадровик. – Поэтому, ваша главная задача: купить нож и мазь для ног. Нож нужен, чтобы выкопать себе окоп, если вы забыли сапёрную лопатку. Мазь нужна, чтобы ноги не воняли. Смажете хорошо перед боем. Потом пятки, как у младенца.

Кадровик улыбнулся и постучал носками ботинок по полу. Видимо, показывая всем, что ноги у него не воняют.

Многие из тех, что «под шафе», начали одобряюще выкрикивать, как они наваляют скотам. Некоторые скромно спрашивали, как им оплачивать кредит, если первая зарплата только через два или три месяца. Но на последний вопрос, кадровик ответить не смог.

– Простите, – поинтересовался Гарик. – Если в плен попадёшь, зарплату платят?

– Чувак, мы тебе в плен попасть не дадим! – раздался бравый подпитый голос откуда-то слева.

Денег на нож у Гарика не было, поэтому он купил мазь.

Жена

Жена, как и полагается плакала. Она плакала искренне, также как искренне любила своего мужа. Может быть на всём свете не было человека, который был готов терпеть все закидоны Гарика, но последние, на почве усталости от нищеты, начали зашкаливать.

– Может, что-нибудь придумаем? – с надеждой говорила она по вечерам, прижимаясь своим маленьким телом к непутёвому мужу.

– А что мы придумаем?

– Найдём тебе работу.

– На поесть? А кредит твой? А холодильник купить надо?

– Найдём хорошую работу.

– Мы уже нашли три штуки. На одной кинули, на второй кинули. На третьей зарплата – коту на еду не хватает. Я поеду.

– Всё правильно, но, может быть, сдашь билет?

– Нет. Кстати, нам надо расписаться. А то пристрелят меня, а ты и не докажешь, что жена. Флаг не дадут.

– Дурак, ты.

– Согласен. Но завтра в ЗАГС. Согласны ли вы, прекрасная леди, стать моей женой? Юридически.

– Согласна, – жена тяжело вздохнула и сильнее прижалась к плечу мужа.

– Не расстраивайся, жена. Я у тебя как Д’Артаньян двадцать, нет, тридцать лет спустя: «Приключения продолжаются!».

ЗАГС, сумка, поезд, слёзы, попутчики, вокзалы, паровозы.

Попутчики

Чем ближе к войне, тем больше встречалось людей в военной форме, редко попадались раненные. На перроне запомнились бравые парни, косая сажень в плечах, в новеньких тактических ботинках, с девочками в обнимку. Интересно выжили?

В вагоне на первый взгляд военных вообще не было. Девочки и мальчики, молодые и старые. Будущих воинов можно было определить по коротким стрижкам и потёртым курткам, которые предназначались на выброс – хотя показатели спорные. Но за двое суток, так или иначе, завязывались знакомства.

– Нет, дружище. Есть кое-что, что ты точно не взял, – снайпер, ещё раз любовно взвесил в руке оптику и убрал в рюкзак. – Знаешь, что?

– Откуда? Я же первый раз.

– Сидишь ты в палатке или ещё где. Дождь идёт. В сланцах не выйдешь, а в берцы каждый раз залезать неохота. Значит, что?

– Что?

– Что, что. Галоши! Места занимают мало и удобно.

– Действительно, удобно. Так и не подумаешь, – улыбнулся Гарик. – Помниться давным-давно наша страна была рекордсменом по выпуску галош. Интересно, а сейчас?

– Сейчас не знаю. Может быть галоши ещё выпускают. С остальным напряжно.

Снайпер воевал с восемнадцати лет, поучаствовал везде, начиная с первой Чеченской. Напарником на этой войне у него была совсем молоденькая девчонка.

– Мы с ней вместе на задачи ходим. Она там с четырнадцати воюет, – снайпер показал фото.

– Скажи честно, у тебя там не только война, но и любовь?

– Честно, да, – немного смутился снайпер.

На соседней полке вояки обсуждали, как их бросили на бетонные укрепления, и из двух с половиной тысяч осталось сорок восемь человек. В каждом слове сквозила большая любовь к правительству и командованию. Настроение не улучшалось.

В вагоне появился молодой парень в гимнастёрке старого образца и тактических перчатках. Он подсел к девчонкам и громко начал повествовать, что он наёмник, который прошёл три войны. Хотя на вид парню было не больше двадцати двух лет, его никто не перебивал. Девочки слушали, развесив уши. Гарик временами косился в его сторону, особенно, когда воин начал читать стихи. Все трое суток пути молодой ветеран предлагал руку и сердце всем молодым барышням, за что его прозвали женихом.

Гарик сдружился со снайпером, который настоял на совместной кормёжке, приметив, что Гарик сидит исключительно на «дошике». Они по-братски поедали копчёности, бывалого вояки, посмеиваясь над громкоголосыми рассказами жениха.

– Дураков везде хватает, может, и вправду воевал, только контузило сильно. Фляга потекла.

Вдруг одному из пассажиров стало плохо. Проводник померил ему давление. Дал успокоительное и что-то ещё. Это показалось немного странным, т.к. мужик не бухал и выглядел вполне крепким.

– Что это с ним? – спросил снайпер.

– Ему по телефону сообщили, что его друг убит, – вполголоса сообщил проводник. – А он как раз в свою часть едет.

И как-то сразу война перестала быть абстрактной. Вот она первая, пусть заочная смерть, но смерть, которой все стали свидетелями. Захотелось подойти к человеку, поддержать, но было неудобно. Гарик со снайпером какое-то время молчали.

– Так бывает. Привыкнешь, – сухо заметил снайпер.

– Наверное, – задумчиво ответил Гарик и ему захотелось обратно к жене, к собачке и дивану, но отступать было поздно, да и некуда – финансы конкретно наступали на горло.

– Нам пора, – снайпер убрал в сумку остатки провизии.

На перроне, ко всеобщему удивлению, жениха забрали менты. Ещё раз поржали. Купили билеты на автобус до точки. Гарик потратил последние деньги на сигареты, обнял снайпера, который дальше двигался своим маршрутом, и полез в автобус, набитый такими же псами войны, как и он.

Начало

Народу собралось много. Съезжались со всех уголков страны. Поразило количество столичных. Гарику всегда казалось, что в столице жизнь намного жирней. Столичные в три горла кричали, что у них там тоже не сахар. Это логично, иначе зачем пихать свою башку в такое приключение? Везде образовывалась приличная очередь. Сквозь новобранцев уверенной походкой проходили вооружённые, небритые парни, которых ждали три автобуса на войну. Именно эти три автобуса не доедут до фронта, а попадут в засаду. Из них не успеет выйти ни один человек. Но об этом пока никто не знал. На бравых вояк смотрели с любопытством и почтением.

Первое, что насторожило – медицинская комиссия. На вербовке сообщили, что медицина очень дотошная и время на комиссию занимает до пяти дней. Однако, пять дней немного сократились до двух минут, если есть наколки, то до пяти. У Гарика наколок не было, поэтому фото на память и вперёд. На бумажке, которую ему выдали, напротив фамилии было написано: штурм. Бумажка Гарику сильно не понравилась.

Один бородатый, лохматый столичный интеллигент – а-ля-геолог, подарил Гарику часы. Рядом образовался приблизительно одного роста с Гариком везде овальный циник, который парой мазков описал общую картину: набирают всех подряд, значит кончился отряд, он лежит в навозной куче, куда ждут других ребят.

Вывод циника был простой, как три рубля: надо найти место директора продуктового склада, тогда можно выжить. Да, такое место заманчиво. Поржали.

В углу шептались двое. Обсуждался вопрос, что один пристроит другого на хорошую должность.

– Там не стреляют, и делать почти ничего не надо. А зарплата такая, как на боевых.

«Вот как надо на войну ходить», – подумал Гарик и посмотрел на свою бумажку с надписью «штурм». Так себе бумажечка. Вроде, хотелось денег заработать, а не сразу с головенкой попрощаться.

Следующим расстройством стал особист.

– Вы понимаете, куда вы попали?

– Нет, пока. Я же первый раз.

Особист с недоумением посмотрел на Гарика. Видимо, ему так не отвечали.

– Но вы понимаете, что вас могут убить?

– Понимаю.

– Отлично! Вы подпишите контракт. Вы обязаны выполнять все приказы командира. В случае отказа выполнять приказ вас расстреляют. Вы должны быть готовы, что будете объявлены вне закона, но, пока у вас контракт, приказы не отменяются, как и расстрел. Всё понятно?

– Понятно.

– Следующий.

Гарик в задумчивости шёл по коридору, занимать очередь на получение амуниции, в простонародье – шмурдяк, и ему никак не давала покоя фраза: «будете объявлены вне закона».

– Здесь всё просто, – хихикая пояснил циник. – Во-первых, мы изначально вне закона, так как мы наёмники, а наёмники в нашей стране запрещены. Во-вторых, нас собрали в такую банду, что мы представляем реальную военную силу в государственном масштабе. А что это значит?

– Что это значит?

– Это значит, что наше начальство может открыть рот на гораздо больший кусок, чем пережёвывает сейчас. Тогда на какой-то короткий промежуток времени, мы будем вне закона.

– А если этот промежуток затянется?

– Тогда это называется гражданская война.

– Окрыляет.

Толпа-очередь, медленно продвигалась по коридору, в конце которого уставшие и недовольные тыловики, монотонными голосами задавали два вопроса: рост и размер обуви. После чего вручали псу войны целую кучу всего и, покрикивая, чтобы не мешкался, обращались к следующему.

По южному быстро стемнело, моросил дождь, фонари освещали лужи на плацу, через сплошную серую мглу едва пробивалась Луна. Гарик, с трудом охватывая выданное имущество, топал прямо по лужам к казарме, где ему предстояло провести одну ночь, перед отправкой в учебный лагерь. Это было начало.