Ты и я

Иллюстратор Людмила Лебедева

Корректор Анастасия Казакова

Дизайнер обложки Мария Фролова

© Галина Шишкова, 2023

© Людмила Лебедева, иллюстрации, 2023

© Мария Фролова, дизайн обложки, 2023

ISBN 978-5-0060-8347-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Действующие лица

Я, Маша Черкасова (Мария Александровна).

Надежда Кулагина, самая близкая подруга на всю жизнь.

Саша, её муж.

Вася, друг Саши.

Наташка, закадычная подружка из Полтавы.

Ученики «Б» класса, мои одноклассники:

Лена Степанова, моя подруга с пятого по девятый класс;

Петя Дергач, лучший друг и сосед по дому;

его друзья Игорь Малеев, Володя Некрасов, Витя Зиновьев;

ещё одна четвёрка друзей в классе – Витя Савельев, Миша Львов, Серёжа Леонов, Сева Раскин;

наша знаменитая в школе троица – Саша Петров, Саша Грачёв, Ромка Орлов;

Татьяна Баринова, соседка по парте с десятого по одиннадцатый класс;

её подруги Татьяна Леонтьева, Света Осокина;

Лиза Чайкина, моя подруга по жизни;

её компания – Вера Перова, Рита Светлова, Маша Левченко;

Таня Смыслова, близкая подруга Лизы Чайкиной с шестого по восьмой класс;

мои подружки в девятом классе – Вера Измайлова, Нина Большакова, Аня Максютина;

ученики нашего класса в разные годы учёбы – Лида Степанова, Нина Корюшкина, Серёжа Данилец, Коля Молчанов, Юра Лунёв, Володя Попович, Юра Ганелин.

Ученицы «А» класса Жанна Чернова, Люся Серова.

Наши учителя:

Лидия Васильевна, наша самая первая учительница;

Валентина Александровна, классная руководительница, преподаватель физики;

Ирина Ивановна, преподаватель математики;

Владимир Михайлович Петровский, преподаватель химии;

Александра Сергеевна, преподаватель литературы;

Вера Юрьевна, преподаватель физкультуры и домоводства;

Галина Игоревна, преподаватель истории;

Татьяна Александровна, учительница младших классов, у нас не преподавала;

Игорь Леонидович Глазов, директор школы;

Альбина Николаевна, завуч (заведующая учебной частью).

Представители машиностроительного завода:

Владимир, Вячеслав, Лев;

Щукин, мастер, преподаватель по токарному делу.

Ученики школы №2:

Андрей Бежин, Сергей Юров, Максим Кругликов, Юрий Привалов, Виктор Колесников, Михаил Загорский, Виктор Купарин;

Зоя Званцева, моя хорошая подруга в девятом и десятом классах.

13-я школа: Лёня Михеев.

Клуб «Романтик»: Игорь.

Пролог

Всё началось с чердака. Только не думайте, что сейчас на свет появятся какие-то старинные документы и карты, начнётся поиск сокровищ или это начало какой-нибудь детективной истории. Нет, речь пойдёт о любви. Кого эта тема не интересует, не стоит тратить время на дальнейшее прочтение страниц.

Итак, всё началось с чердака. Я, Мария Александровна Черкасова, через несколько дней буду отмечать свой семидесятипятилетний юбилей. Соберётся много гостей, которые приедут на нашу дачу, построенную в конце шестидесятых годов прошлого столетия ещё моими родителями недалеко от Москвы. Милый сердцу дом, старый сад, старый чердак. И зачем я туда полезла? А решила я приготовить для гостей плов. Настоящий плов из баранины! Меня научили его варить в Средней Азии, когда я ездила туда в командировки ещё во времена Советского Союза. Плов я готовила редко, а теперь захотела тряхнуть стариной. И вспомнила, что несколько лет назад мы забросили чугунный казан на чердак за ненадобностью. Купила я его в той же Средней Азии, уже давно.

Не могу сказать, что я воодушевилась мыслью забираться куда-то наверх. Там было так много хлама, что надежда найти казан была мала. Я поднялась по скрипучей лестнице с фонарём в руке, так как электричество на чердаке отсутствовало, и попала в такую старину, что даже захотелось немного посидеть в старом ненужном кресле, стоявшем в углу. На нём стопкой лежали какие-то старые книги.

Казан я нашла сразу – мы его недалеко засунули, он находился рядом с лестницей; а вот книгами я заинтересовалась. Что там, интересно, было сложено? Можно будет взять почитать. Всё было покрыто толстым слоем пыли, и я не сразу обратила внимание на какой-то пакет, завёрнутый в старую газету и перетянутый бечёвкой. Прихватила и его вместе с двумя книгами и казаном; потом разберусь. Пока я передвигалась по чердаку, поднялось такое облако пыли, что поскорее ретировалась. Как бы аллергия не началась!

Я не сразу вскрыла пакет. Положила его вместе с книгами в сторонку, а сама занялась казаном – нужно было хорошенько его почистить и отмыть. И только потом развернула старую газету. В свёртке были две толстые тетради в коленкоровом переплёте, явно старые и потрёпанные, какие-то письма и разрозненные листки с записями. Я сразу узнала их. Боже мой! Это же старые дневники и письма из далёкого прошлого. Из шестидесятых годов. Я помню: начала писать дневник в пятнадцать лет, в девятом классе, а закончила, уже когда поступила в институт. Сколько же лет я не видела этих бумаг! Я и забыла, что они существуют. Думаю, моя мама, когда я вышла замуж, завернула их в газету, отвезла на дачу и закинула на чердак. Нечего было этим бумагам делать в новой моей жизни. Как же я теперь была ей благодарна, что она сохранила их, а не выбросила! Вернуться в то старое время, снова ощутить этот неповторимый запах детства и юности и летать, летать, летать! Мне не терпелось заглянуть туда поскорее: что же там, в них?

Первая толстая тетрадь – стихи. Половину тетради занимают стихи разных поэтов. Переписывала сюда всё, что мне нравилось. Вторая половина – мои собственные. Очень интересно будет почитать, что там я сочиняла в пятнадцать лет. Может, некоторые даже понравятся? Но это позже, ведь тут меня ждёт что-то ещё неизвестное и таинственное.

Вторая толстая тетрадь и разрозненные листочки – это мои дневники. Вот этим нужно заняться поплотнее, не спеша, интересно ведь снова повстречаться с давно забытым! Прочла я всё залпом, не получилось медленно читать, и внутри поднялась такая нежность к прошлому, к детству, так захотелось не просто спрятать эти записи и забыть, а написать об этом целую книгу. Ведь прошлое нельзя забывать! Может, кому-нибудь будет интересно узнать, как мы жили шестьдесят лет назад, какими были школьниками, как постепенно взрослели. Не знаю, получится ли из этого что-нибудь стоящее, но моим школьным друзьям и родным, думаю, будет интересно прочитать. А там, глядишь, и другие заинтересуются.

А пока вступление. С пяти лет я с родителями жила в подмосковном городе Балашихе. Учиться пошла в 1955 году в школу рядом с нашим домом, а после четвёртого класса нас перевели в только что построенную новую школу, и мы проучились там до конца одиннадцатого класса. Балашиха в те времена была заводским и фабричным рабочим городом и территориально разделялась на три части: Балашиха-1, Балашиха-2, Балашиха-3. Сейчас это огромный город, который так разросся, что примыкает к Москве, а тогда он был намного меньше и до Москвы от Балашихи нужно было проехать около двадцати пяти километров. Я жила в Третьей Балашихе. Первая и Третья Балашихи почти примыкали друг к другу и выходили на шоссе, разделяясь речкой Пехоркой. Вторая же Балашиха располагалась за ними, в глубине от магистрали. Между Второй и Третьей Балашихами вклинивался мыс леса, а я жила как раз на окраине Третьей, где сразу за нашим домом этот лес начинался и уходил вглубь от шоссе на многие километры. До Москвы можно было добираться на электричке от конечной станции во Второй Балашихе до Курского вокзала в Москве, а также на автобусе, который проезжал по нашей части города целых три остановки, а затем через Балашиху-2 и Балашиху-1 выезжал на шоссе Энтузиастов и ехал в Москву к метро «Измайловский парк» (теперь эта станция метро называется «Партизанская»). В царское время это было не шоссе, а Владимирская дорога или Владимирский тракт, по нему в Сибирь отправляли каторжников и ссыльных; позже – Московско-Нижегородское шоссе. В 1922 году начальный участок дороги переименовали в шоссе Энтузиастов в память о борцах за светлое будущее, которые шли по Владимирскому тракту в далёкую ссылку.

В центре Третьей Балашихи на площади размещались большой клуб с кинотеатром и школа, в которой я проучилась с первого по четвёртый класс; за ней был стадион с катком зимой, а за стадионом, уже в лесу, находились несколько озёр. В самом ближайшем от нас мы любили купаться летом. Берега озера были заболочены, поэтому пляжа никакого не было, а был громадный деревянный настил с кабинками для переодевания и сходнями в воду.

От площади шла прямая центральная улица, которая сначала называлась Сталинской, а потом была переименована в Октябрьскую. Это была наша главная пешеходная улица, по которой любила прогуливаться местная молодёжь. Сколько свиданий здесь было назначено, сколько произошло разных знакомств! Параллельно ей с двух сторон шли две другие улицы – Комсомольская и Пушкинская. Я жила в самом начале Комсомольской, недалеко от клуба, стадиона и озера, в двухэтажном доме; как я уже говорила, на окраине. Вокруг нашего дома в этой части города были только двухэтажные дома, поэтому клуб, находившийся недалеко от нас, казался громадным. Школа наша, в которой я проучилась до одиннадцатого класса, стояла в противоположном конце улицы. Недалеко от школы располагался огромный Балашихинский машиностроительный завод имени 40-летия Октября, на котором ученики старших классов проходили производственную практику два раза в неделю.

Деление Балашихи было не только территориальным. Ребята тоже разбивались на три больших клана, и влезать в дела друг друга было не принято. Везде были свои лидеры; просто так приезжать из одной части Балашихи в другую и болтаться без дела было непросто. Конечно, были какие-то пересечения и договорённости, но в общем все три Балашихи жили своей жизнью. На девчонок это не распространялось, перемещайся как хочешь. Тем не менее в нашей школе учились ребята, которые жили во Второй Балашихе; и, наоборот, кто-то, кто жил в Третьей Балашихе, ездил учиться во Вторую.

Вот краткое описание общей обстановки к тому времени, когда начинаются записи в моём дневнике.

А теперь про меня и моих друзей. С самого первого дня учёбы в школе мы были «Б» классом и оставались им до одиннадцатого, хотя и перешли из одной школы в другую. Те, кто учился в «А» классе, изучали немецкий язык, а наш класс «Б» учил английский. Самым большим другом был мой одноклассник и сосед по дому Петька Дергач, его семья жила как раз над нами. Дружили мы класса с четвёртого, когда его родители получили квартиру на втором этаже нашего двухэтажного дома; я же жила на первом. Понимали мы друг друга с полуслова. Нам нравились одни и те же книги, мы любили театр, любили пофилософствовать о жизни, не скрывали друг от друга ничего. Телефонов в доме не было, и мы перестукивались по трубе, которая проходила через комнаты.

В пятом классе увлекались детективами. Помню одну книжку под названием «Грозовой перевал». Это книга не Эмилии Бронте, английской писательницы девятнадцатого века, а какого-то нашего советского автора, книга про шпионов. В ней главный шпион зашифровывал сведения с помощью специального картонного квадрата, разбитого на мелкие квадраты; в некоторых из них были вырезаны отверстия. Этот квадрат накладывался на лист бумаги, и туда можно было вписывать буквы или части слов. Потом квадрат поворачивался на девяносто градусов, отверстия перемещались, в них снова вписывались буквы или слоги; затем поворот ещё на девяносто градусов. И так четыре раза, пока весь квадрат не заполнялся буквами.

Прочесть и понять текст без основного шаблона с отверстиями было невозможно. Мы с Петькой так увлеклись, что сами научились создавать такие квадраты и писали друг другу зашифрованные записки. Потом к нам присоединились другие ребята из класса и мы все только и занимались тем, что посылали друг другу загадочные письма, которые не мог бы прочесть посторонний человек.

Потом появилась книга «Тарантул». Автора я, конечно, не помню, но сюжет! В блокадный Ленинград должен проникнуть шпион, и двум ребятам, брату и сестре, удаётся его схватить. Книга была толстой и необыкновенно интересной. После этого мы с Петькой решили стать разведчиками.

Сам Петя дружил ещё с тремя ребятами из нашего класса – Володей Некрасовым, Игорем Малеевым и Витей Зиновьевым (Зиновичем, так мы его звали), который в восьмом классе пришёл учиться к нам и присоединился к компании Петьки. Я их за глаза называла «мушкетёрами»; правда, они этого не знали. Лидером у них был Игорь Малеев, самый серьёзный и уверенный парень в нашем классе. Володька Некрасов и Петька Дергач вечно что-нибудь придумывали. Витя, очень спокойный и молчаливый, был немного в тени, но добавлял разнообразие в эту разношёрстную по характерам четвёрку друзей. В их компанию я постепенно стала плотно входить только в десятом классе; до этого я дружила только с Петькой и Володей, который жил рядом, в соседнем доме. Наверное, тут немаловажную роль сыграл сам Петя, а может ещё что-то, мне неведомое, и в одиннадцатом классе они внезапно прониклись ко мне большой симпатией и уважением.

Думаю, дело было вот в чём. Иду я как-то домой и вижу, что на лавочке у подъезда сидят все четверо и пилят напильником какую-то металлическую пластину. Снизу ребята подложили газетку, чтобы на неё сыпались опилки.

– Что это вы тут делаете?

– Ты можешь сходить в аптеку и купить марганцовку? – спросил Петька.

– А ты сам? – У Пети отец был заведующим аптекой. – Тебе проще всего.

– Мне он не даст.

Я поняла, что дело тут секретное. Отправилась в аптеку и попала как раз в лапы отца Пети.

– А зачем тебе марганцовка?

– Горло болит, хочу пополоскать ею. – Я сделала невинное лицо.

– Обманываешь. – Он хитро посмотрел на меня.

Я удивилась:

– А для чего ещё она нужна?

Мой вид был таким наивным и простодушным, что отец Петьки выдал мне марганцовку, но долго провожал задумчивым взглядом.

И что вы думаете, для чего она была нужна? Ребята изготовили какую-то смесь, которая должна была взрываться. И мы, здоровенные семнадцатилетние лбы, отправились в лес эту смесь взрывать. Ну ладно ребята, но я-то, я-то! Великовозрастная девица! С восторгом потащилась с ними в лес, благо он был рядом с домом. Мальчишки заложили заряд, мы залегли за кустами метрах в двадцати. Уже не помню, как они его подожгли, но взрыв получился. Ура! Все были удовлетворены. Больше интереса к этому занятию не проявляли.

Но меня ребята зауважали, после этого я влилась в их компанию полноправным членом. Девчонки из класса ревновали – мальчишки входили в лучшую часть мужского коллектива. Если вечеринки устраивались у Пети или Игоря, я всегда присутствовала на них, меня приглашать было не нужно.

В одиннадцатом классе мы впятером ездили в Москву в какое-нибудь кафе-мороженое, у нас было несколько таких любимых мест. Почему-то других девчонок не звали. До чего же мне было лестно и приятно сидеть в кафе, а потом прогуливаться по улице Горького, теперь Тверской, или по Новому Арбату в окружении таких великолепных ребят! Самое главное, они вовсе не относились ко мне как к «своему парню», что часто бывает в такой ситуации. Нет! Я всей кожей чувствовала, что они в такие моменты просто восхищаются, что с ними вместе прогуливается такая прекрасная девушка. И никто из них в меня влюблён не был, по крайней мере я на это надеялась. Меня вполне устраивало, что они мои друзья.

Самой большой моей подружкой была Лена Степанова. Дружили мы, по-моему, с четвёртого класса, когда она с родителями приехала в наш город. Ленка всегда пыталась верховодить, и её раздражало, что это не всегда получалось. Но жили мы душа в душу, если не считать небольших дурацких ссор неизвестно из-за чего. Я росла «гадким утёнком»: очень долго оставалась худеньким невзрачным подростком, когда девчонки нашего класса уже начали формироваться в девушек. Только к концу восьмого класса что-то произошло в моём организме и я стала догонять подружек. Но вот это чувство длительного несовершенства навсегда, наверное, осталось в глубинах подсознания, из-за чего я в отношениях с противоположным полом часто испытывала чувство неуверенности. И чтобы скрыть и перебороть это, я замечательно играла роль то неприступности, то безразличия, то какого-то высокомерия. С возрастом всё, конечно, прошло, но в школьные годы мне это часто мешало жить. Я очень просто общалась с ребятами, к которым относилась по-дружески или равнодушно, но не дай бог, если хоть чуть-чуть задеты чувства!

У нас с Ленкой были длинные косы, что в шестидесятые годы было совсем не модно. А так хотелось выглядеть красивыми! Я долго уговаривала маму разрешить отрезать косу. Мама, конечно, сопротивлялась: такая роскошная длинная коса, такая красота! Ленка тоже уговаривала свою маму. Наконец мы получили разрешение сделать модную стрижку сразу по окончании экзаменов, которые мы должны были сдавать после восьмого класса.

И вот этот день наступил. Мы поехали в Москву на Ленинский проспект – там находилась какая-то знаменитая парикмахерская, которую нам посоветовали знающие девчонки. Долго сидели в очереди, народу было много, так как парикмахерская пользовалась большой популярностью. Но когда дело дошло до нас, мастера наотрез отказались отрезать нам косы. Оказывается, у них вышло постановление: только в присутствии родителей. Уже было несколько скандалов по этому поводу, и работники решили подстраховаться.

Сколько мы их ни упрашивали, они ни в какую! Уныло побрели мы по Ленинскому проспекту, ни на что не надеясь. Около метро увидели небольшую парикмахерскую, совсем невзрачную, и от отчаяния решили заглянуть туда. В салоне посетителей не было, мы были единственными. Робко уселись в кресла, думая, что вот сейчас снова выгонят. Неожиданно для нас никто ничего не спросил. Я вытащила небольшой журнальчик причёсок, который моя мама привезла из ФРГ (она часто бывала там в командировках, поэтому у меня дома всегда были какие-то знаменитые немецкие модные журналы и каталоги). Мы уже давно выбрали с Ленкой из него себе причёски и теперь показывали мастерам. У девушек загорелись глаза: такие журналы в Москве нужно было ещё поискать. Постригли они нас прекрасно, сделали укладки такие, как в журнале. Косы осторожно сложили, чтобы волосы не спутались, ведь из них можно будет потом сделать прекрасный шиньон. Я так была довольна, что подарила своему мастеру немецкий журнал; а мама привезёт другой.

Мы шли по улице, ветер раздувал волосы, и мы считали себя самыми красивыми на свете девушками. Пятнадцать лет! Только начало жизни! Проходящие мимо ребята оглядывались на нас, но мы были независимы и неприступны. Вот оно, счастье!

Лиза Чайкина… Дружим всю жизнь, с первого класса. Подруга и вроде бы не подруга, а всю жизнь стремились стать близкими. Так много связано с ней по жизни, а совсем главными друг другу так и не стали. В первом классе мы сидели за одной партой. Это было глубочайшей ошибкой нашей учительницы – посадить нас вместе. Двух таких хохотушек и выдумщиц, какими были мы, нужно было ещё поискать. Что называется, покажи пальчик, и мы зайдёмся от смеха. Придумщицы! Сочинили историю о какой-то Хрюшатине. До сих пор мы с ней так и не разобрались, кто это был: то ли толстая тётка, похожая на свинку-хрюшку, то ли настоящая хрюшка, одетая в женское платье; скорее всего, второе. Мы ещё представляли её в шляпке и с зонтиком. С ней всегда происходили всякие смешные истории, и мы просто заливались хохотом, придумывая их. А жалко, что ни одного рассказика о ней мы не записали, в памяти они не сохранились.

В третьем классе я прочла книгу Льва Кассиля «Кондуит и Швамбрания». Меня до того поразила карта придуманного главным героем острова-страны под названием Швамбрания, что я просто заболела идеей тоже создать собственный остров-страну. На большом листе ватмана нарисовала карту, написала названия рек, городов, гор и прочего, что можно было расположить на карте. После прочтения «Чёрной стрелы» Стивенсона я уже имела какое-то понятие о войне Алой и Белой Розы в Англии, поэтому назвала свою страну Алой Розой. Лиза тоже нарисовала карту и назвала свою страну Белой Розой. Мы привлекли ещё двух девчонок из четвёртого класса – они жили рядом со мной, я с ними дружила, мы вместе ходили в танцевальный кружок; у нас получилось уже целое сообщество. Я решила устроить «дипломатический приём». Мама испекла сладкий пирог и уехала на работу, а мы зазвали ещё одного мальчишку из нашего класса, Серёжку Данильца, он согласился тоже сделать карту и придумать страну. В Серёжку в те времена была влюблена половина девчонок нашего третьего класса, мы с Лизой тоже. Я уже не помню, выполнил ли он своё обещание или ему просто захотелось поучаствовать в наших проделках, но он с удовольствием изображал из себя правителя государства и поедал мамин пирог.

В четвёртом классе мы с Лизой создали оперетту. Я сочиняла тексты арий, музыку брали из классики или эстрадных песен, Лиза придумывала сюжет. Там было что-то о двух служанках, которые сбегают от злых хозяек и пускаются во всякие приключения. Помню, самой первой была ария хозяйки, которая ругает свою служанку, на музыку Глинки «Славься» из оперы «Иван Сусанин».

В пятом классе мы с Лизой как-то отдалились, я подружилась с Ленкой Степановой, а Лиза – с Верой Перовой, и уже потом к ним присоединились Маша Левченко и Рита Светлова. Они почти одновременно пришли к нам в восьмом классе, вместе с Серёжей Леоновым; так девчонки и стали дружить вчетвером. Правда, это не повлияло на наши с Лизой отношения. Как были хохотушками, так и остались! Помню, сидим в кабинете физики на уроке в десятом классе, наша учительница Валентина Александровна, дородная женщина, ходит по классу в новых белых, на толстеньких каблучках сапожках. Сапожки красивые, и я бы не обратила на них внимания, если бы Лиза вдруг не шепнула: «Смотри, как будто поросячьи копытца». Со спокойствием было покончено. Мы с ней тряслись от хохота, вытирая под столом слёзы, пока нас Валентина Александровна не выставила из класса. Мы с Лизой дружили и дружим всю жизнь. Сейчас, конечно, встречаемся реже, а в молодости часто ходили на выставки и концерты. Однажды в Доме композиторов шёл какой-то камерный концерт, выступал певец, он был альбинос, с совершенно белыми волосами и ресницами. Пел он очень хорошо, но немножко смешно поднимал и поворачивал голову. Я это заметила и заставила себя не обращать внимания, чтобы не засмеяться, но тут всё испортила Лиза – она наклонилась ко мне и шепнула: «Как петушок!» И вот в зале, где все тихо и внимательно слушают, где невозможно встать и выйти из середины ряда, две серьёзные молодые женщины, прилично одетые и на вид вполне интеллектуальные, начинают сотрясаться от беззвучного хохота, не зная, куда деться. У меня даже живот заболел от смеха. Нет, вместе нам находиться в общественных местах нельзя!

Вера Перова, подруга Лизы с младших классов, – умница, спокойная, рассудительная, с ней всегда можно было поговорить о наболевшем, она поможет советом. Несколько лет, по-моему с шестого по восьмой класс, она прожила с родителями в Германии – её отец был военным, потом вернулась, снова попала к нам и снова стала дружить с Лизой.

Рита Светлова – её фамилия совершенно точно отражает её образ и характер. Более доброго и участливого человека на земле нужно было ещё поискать. Просто свет в окошке! Её любили все, иногда подшучивали над ней: она была немного простодушна, но как же тепло всегда было рядом с ней!

Маша Левченко; пожалуй, у меня не хватит эпитетов, чтобы её описать. Это оазис среди наших девчонок, вечно что-то придумывающих, суматошных и мчащихся куда-то вперёд. Необыкновенно женственная; не могу сказать, что красавица, но очень симпатичная. Ей и не нужно было быть красавицей – она притягивала к себе именно своей женственностью. Никогда не повышала тона, говорила тихим приятным голосом, но всегда в точку. В одиннадцатом классе расцвела, и не у одного мальчишки забилось сердце при виде неё.

Следующая близкая мне компания из нашего класса состояла из трёх девчонок. Они дружили с самого детства, чуть ли не с детского садика: Татьяна Баринова, Татьяна Леонтьева, Света Осокина. Баринова – это несомненный лидер, очень решительная. Прекрасная певунья, часто на вечерах выступала одна с песнями; мы же, все остальные, больше пели хором. Я просидела с ней два года за одной партой – в десятом и одиннадцатом классах. Энергии у неё невпроворот; если нужно что-то отстаивать в жизни – это она. Света Осокина была под стать ей – конечно, не такой лидер, но всегда стояла плечом к плечу с Татьяной, если нужно за что-то бороться. И Татьяна Леонтьева – молчаливая, спокойная, «вещь в себе». Молчит, молчит, но если скажет, то это и будет самое верное решение, которого все ищут.

А вот троица наших мальчишек: Саша Петров, Саша Грачёв и Ромка Орлов. Тоже друзья с первого класса, жили рядом, в соседних домах; ребята, которые явно выделялись из общей массы школы. В седьмом классе организовали с ещё двумя старшеклассниками ансамбль; великолепно играли, когда в школе устраивали танцы. Они были, как теперь говорят, западниками. Тогда такого термина не было, всё западное было запрещено, но это не мешало Сашке Грачёву где-то доставать пластинки или магнитофонные записи всех современных западных групп и певцов. Ребята разучивали самые модные иностранные хиты и радовали нас на всех школьных вечерах. Молодцы! Лидер – спокойный Саша Петров, высокий красивый парень, немного медлительный; прежде чем что-нибудь сказать, подумает. Добрейшая душа Саша Грачёв, хулиганистый скептик Ромка Орлов.

В шестом классе, в те давние времена, в начале шестидесятых годов, мы, девчонки, ещё не знали, что такое колготки или рейтузы, носили тёплые чулки, которые пристёгивались к так называемому поясу с резинками. А зимой, чтобы ничего не отморозить, под юбки надевали толстые байковые с начёсом коротенькие штаны. И вот однажды сижу я за партой, идёт перемена, рядом стоит Света Огурцова, дородная девочка (она потом, после шестого класса, перешла в другую школу), и разговаривает с кем-то. Сзади подкрадывается Ромка Орлов, прижимает ко рту палец, показывает мне: мол, молчи, – и вытаскивает из кармана огромную английскую булавку, пристраивается около Светки и начинает втыкать ей сзади эту булавку. Светка стоит разговаривает, ничего не замечает. Даже я заинтересовалась. Ромка втыкает дальше – ноль внимания. Он удивлённо смотрит на меня и продолжает втыкать булавку Светке в заднее место. Никакой реакции. Булавка уже вся вошла, а ничего не происходит. Ромка удручённо вытаскивает её и уходит. Я расхохоталась, а Светка так и не поняла, почему я смеюсь. Бедный Ромка! Он не знал, какие толстые штанишки мы носили!

В десятом классе сформировалась ещё одна группа из четырёх ребят: Серёжа Леонов, Сева Раскин, Миша Львов и Витя Савельев. Сева учился с нами с первого класса, достаточно саркастичный и с тонким чувством юмора парень. Играл на гитаре, мы часто собирались у него на вечеринки в старших классах, его родители не возражали. Серёжа Леонов пришёл к нам в восьмом классе – приехал из Германии, где служил его отец. Они сразу с Севой подружились и стали неразлучны. Миша Львов и Витя Савельев перешли к нам в десятом классе из «В» класса. Этот класс был сформирован за год до этого из учеников восьмилетней школы после её окончания.

Я рассказала здесь пока только о тех ребятах моего класса, о которых пойдёт речь в записях и которые будут играть какую-то роль в моей жизни. Про остальных буду рассказывать в повествовании по мере того, как они будут появляться на страницах дневника. Это не только ученики нашего класса, но и ребята из других школ. Но и те, о которых я уже немного рассказала, – это, конечно, не весь наш класс. Он был большим, тридцать человек; кто-то приходил, потом, проучившись несколько лет, уходил, кто-то оставался. Дружили все; я не знала в жизни больше такого необыкновенного класса, как наш, мне очень повезло. Каждый из нас считал себя личностью, а весь класс был таким монолитом, что даже учителя прислушивались к нашему мнению. Если мы что-то решили, спорить с нами было трудно. Конечно, таким монолитом мы стали не сразу. Просто то, что закладывалось в нас нашими учителями с самых первых дней учёбы в школе, постепенно давало свои ростки. Это соединяло и переплетало нас в единый канат, пожалуй, единого отношения к миру, несмотря на то что мы, конечно, все были разными и у всех по-разному сложилась жизнь. В один прекрасный момент мы окончили школу, но этот канат, сплетённый из стальных нитей, не давал нам расстаться и разойтись навсегда по миру в разные стороны. И сейчас, через много-много лет, хотя и не часто, но мы встречаемся и как будто возвращаемся в тот светлый мир детства и юности, который в наших душах так и не смог погаснуть. Мы никогда при встречах не обсуждали и не спрашивали друг у друга, кем мы стали, где работали; поверхностно знали что-то о семьях, детях, внуках. Нам это было не нужно. Не нужно было знать, чего каждый из нас достиг в жизни, а чего не достиг, как она сложилась у каждого; нам нужно было просто встретиться, обняться, узнать, что мы ещё живы, что мы помним друг о друге. Помним всё то, что пронесли с собой через всю жизнь.