Лунный камень

V

– Добро пожаловать домой, мистер Фрэнклин! Вы приехали несколькими часами ранее, чем мы вас ожидали, – радостно воскликнул я, когда мы остались одни, и попытался подняться с песка, но мистер Фрэнклин остановил меня.

– У этого странного места есть одно преимущество, – заметил он, – мы здесь одни. Не вставайте, Беттередж, я должен сказать вам кое-что. У меня были серьезные основания на то, чтобы приехать раньше. Я подозреваю, что за мной в Лондоне следили три или четыре дня, поэтому я и приехал с утренним, а не с вечерним поездом. Мне хотелось ускользнуть от одного иностранца весьма мрачной наружности.

Эти слова чрезвычайно удивили меня, и в голове, как молния, промелькнула мысль о трех фокусниках.

– Кто следил за вами, сэр, и зачем? – спросил я.

– Расскажите мне о трех индийцах, что были у вас сегодня, – сказал мистер Фрэнклин, не обращая внимания на мой вопрос. – Может быть, Беттередж, у моего иностранца и этих фокусников найдется что-то общее.

– Но как вы узнали о них, сэр? – изумился я, отвечая вопросом на вопрос.

– Пенелопа сообщила мне, – ответил мистер Фрэнклин. – Так что говорили эти фокусники?

Делать было нечего, пришлось выложить все начистоту.

– «Он сегодня приедет по этой дороге?», «Имеет ли англичанин при себе это?» – задумчиво повторил мистер Фрэнклин и помрачнел. – Я полагаю, – продолжал он, вынимая из кармана маленький запечатанный пакет, – что за «этим» кроется вот что: знаменитый алмаз моего дяди Гернкастля.

– Великий боже! – вскрикнул я. – Как это к вам попал алмаз нечестивого полковника?

– Нечестивый полковник завещал его в подарок на день рождения моей кузине Рэйчел, – пояснил мистер Фрэнклин, – а мой отец как душеприказчик нечестивого полковника поручил мне привезти его сюда.

– Полковник завещал алмаз мисс Рэйчел? – удивился я. – А ваш отец – душеприказчик полковника? Ну дела! Готов биться об заклад с кем угодно, что ваш отец не захотел бы дотронуться до полковника даже щипцами!

– Сильные выражения, Беттередж. Этот человек принадлежал к вашему времени, не к моему. Расскажите мне о нем, что знаете, и я открою вам, как мой отец стал душеприказчиком, и еще кое что.

Видя, что он говорит серьезно, я поведал ему все. Сущность своего повествования – единственно для вас – я привожу ниже. Будьте внимательны, а то вы совсем собьетесь с толку, когда мы зайдем подальше в этой истории.

Я начал с отца миледи – старого лорда с крутым нравом и длинным языком. У него было всего-навсего пять человек детей: два сына и три девицы, появившиеся на свет одна за другой так скоро, как только позволяла природа; моя госпожа, как я уже говорил, была самой младшей и самой лучшей из трех. Старший сын наследовал титул и имение отца, младший – высокородный Джон – получил прекрасное состояние, оставленное ему одним родственником, и определился на военную службу.

Дурна та птица, которая пачкает собственное гнездо. Я считаю благородное семейство Гернкастлей своим гнездом и буду рад, если мне позволят не вдаваться в подробности о высокородном Джоне, так как, по мне, это один из величайших негодяев, когда-либо живших на этом свете. Он начал службу с гвардейского полка, но слишком большая строгость армии оказалась не по душе высокородному Джону. Тогда он отправился в Индию, чтобы посмотреть, как обстоят дела там, и попытать счастья на настоящей службе. Он участвовал во взятии Серингапатама, а вскоре после этого перешел в другой полк, а затем и в третий. Там его произвели в полковники, и, получив однажды солнечный удар, он вернулся в Англию.

Джон приехал с такой репутацией, что для него закрылись все двери. Миледи (только что вышедшая замуж) первая объявила (с согласия сэра Джона), что ее брат никогда не войдет к ней в дом. Много пятен на репутации полковника заставляло окружающих избегать его, но мне здесь нужно упомянуть только об одном пятне, навлеченном на него алмазом.

Ходили слухи, что Джон завладел этой индийской драгоценностью таким способом, о котором нельзя было говорить вслух. Не нуждаясь в деньгах, он никогда не пытался продать алмаз. Полковник никому его не дарил и не показывал его ни одной живой душе. Одни думали, будто он опасался, что это навлечет на него неприятности со стороны начальства; другие (не знавшие натуру этого человека) говорили, будто он боится, что если покажет алмаз, то это будет стоить ему жизни. В этих последних сплетнях, возможно, была доля правды: в Индии его жизни дважды угрожала серьезная опасность. Никто не сомневался, что Лунный камень являлся тому причиной. Когда полковник вернулся в Англию и понял, что его обходят стороной, все опять же приписали это Лунному камню.

Другие в таких затруднительных обстоятельствах постарались бы оправдаться перед светом. Но уступать было не в привычках высокородного Джона. Он держал при себе алмаз в Индии, желая тем самым показать, что он не боится быть убитым. Он оставил при себе алмаз и в Англии, желая показать, что презирает общественное мнение. Время от времени до нас доходили о нем самые разные слухи. Одни говорили, будто он стал курить опиум и собирать старинные книги; другие – что он занят какими-то странными химическими опытами; третьи – будто он пьянствует и веселится с самыми низкими людьми в лондонских трущобах. Как бы то ни было, полковник вел уединенную, порочную, таинственную жизнь.

За два года до того времени, которое я теперь описываю, и года за полтора до своей смерти полковник неожиданно приехал в дом миледи в Лондоне. Это было двадцать первого июня в день рождения мисс Рэйчел. По случаю торжества собрались гости. Вдруг лакей пришел доложить мне, что какой-то господин желает меня видеть. В передней я нашел полковника, похудевшего, состарившегося и изнуренного, но по-прежнему дерзкого и злого.

– Ступайте к моей сестре, – приказал он, – и доложите, что я приехал пожелать моей племяннице много раз счастливо встречать этот день.

Гернкастль уже несколько раз пытался письменно примириться с миледи, но только для того, чтобы лишний раз досадить ей, однако к нам в дом он приехал впервые. Я хотел было сказать ему, что у миледи гости, но дьявольское выражение его лица испугало меня. Я пошел наверх с его поручением и, по его собственному желанию, оставил его ждать в передней.

– Скажите полковнику Гернкастлю, – произнесла миледи, когда я передал ей поручение брата, – что мисс Вериндер занята, а я не хочу его видеть.

Я попытался уговорить миледи дать ответ повежливее, зная, что полковник не обладает сдержанностью джентльмена, но все тщетно!

– Когда понадобится ваш совет, – одернула меня госпожа, – я попрошу его у вас. Теперь же в этом нет надобности.

Миледи также обладает, самую малость, не более, фамильной горячностью.

Я пошел вниз с этим поручением, но взял на себя смелость передать его в новом, исправленном виде.

– Миледи и мисс Рэйчел сожалеют, что они заняты, полковник, – сказал я, – и просят извинить, что они не будут иметь чести видеть вас.

Я ожидал, что он вспылит, но, к моему удивлению, Гернкастль принял это с неестественным спокойствием. Глаза его, серые и блестящие, устремились на меня; он засмеялся, не громко, как все, а про себя – тихо, страшно и зло.

– Благодарю вас, Беттередж, – проговорил он, – я буду помнить день рождения моей племянницы.

С этими словами он повернулся и вышел из дома.

Наступил следующий день рождения, и мы узнали, что полковник болен и лежит в постели. Полгода спустя, то есть за полгода до того времени, о котором я теперь пишу, миледи получила письмо от одного весьма уважаемого пастора. Оно сообщало два удивительных известия: во-первых, что полковник простил на смертном одре свою сестру, а во-вторых, что он простил и всех остальных и имел весьма назидательную кончину. Я искренне уважаю церковь, но я убежден, что высокородный Джон находился во власти дьявола и что последний гадкий поступок в жизни этого гнусного человека состоял в том (с позволения вашего сказать), что он обманул священника.

Вот то, о чем я поведал долгожданному гостю. Я заметил, что рассказ о том, как миледи не приняла полковника в день рождения Рэйчел, поразил мистера Фрэнклина, словно выстрел, попавший в цель.

– Благодарю вас, Беттередж, – произнес он. – Теперь моя очередь. Но, прежде чем я расскажу вам о своих открытиях, которые я сделал в Лондоне, я поделюсь с вами тремя волнующими меня вопросами. Итак, слушайте меня внимательно, Беттередж, и загибайте пальцы, если вам это поможет. Вопрос первый: был ли алмаз полковника проклят в Индии? Вопрос второй: последовало ли проклятие за алмазом полковника в Англию? Вопрос третий: знал ли полковник о том, что проклятие последовало за алмазом, и не со злым ли умыслом он оставил его в наследство Рэйчел?

С этими словами в наш спокойный английский дом вдруг ворвался дьявольский индийский алмаз, а за ним заговор живых мошенников, навлеченных на нас мщением мертвеца. Видано ли такое в девятнадцатом столетии, заметьте, в век прогресса, в стране, наслаждающейся благами британской конституции? Я заерзал на песке. Мистер Фрэнклин, заметив, как я борюсь не то со встревоженным желудком, не то с духом – для меня, как видите, это одно и то же – резко спросил:

– Да что с вами такое?

Что со мной такое? Ему я не сказал, но вам по секрету признаюсь: мне хотелось закурить трубку и почитать «Робинзона Крузо».