Ночной снайпер

Часть первая

1

Леха Корнеев – высокий, угловатый парень лет двадцати двух, с густой шапкой коротко остриженных русых волос – полночи ждал этого осторожного, предупредительного стука в дверь своей камеры-одиночки с последующим лязгом засова. Об этом, как и в прошлый раз, его предупредили заранее. Он посмотрел на часы. Два часа ночи. Нормально, вообще говоря. Он и не спал, а так, вздремнул малек в ожидании.

– Собирайся! – строго и негромко сказал контролер Гена Михайлов, недавно поступивший сюда на службу, – плечистый, невысокий, накачанный малый в форме, из-под которой выглядывал десантный тельник.

– С вещами? – подмигнул ему Корнеев, не поднимаясь с койки.

– Вещи оставишь здесь, – серьезно и еще тише сказал Михайлов и вошел в камеру, прикрыв за спиной дверь. – Первый раз, что ли?

– Я все жду, может, на допрос? – Корнеев криво усмехнулся. – Чтоб как в тридцать седьмом году. Говорят, тогда только по ночам допрашивали… Слушай, а сегодня вроде не твое дежурство?

– Корней, не залупайся. – Гена протянул ему знакомый пузырек глазных капель «визин». – Сам все знаешь – зачем и на какой «допрос». Вставай! Времени нет на твои приколы… На, только быстро!

– Не здесь, начальник, – покачал головой Корнеев, поднялся, сунул пузырек в карман. – Тебе же говорили! Лучше за полчаса до еды. Врачи рекомендуют.

– А у тебя только и есть эти полчаса, – сказал Михайлов и тоже посмотрел на часы. – Нет, уже меньше… Ладно, без разговоров, собирайся и не тяни… не торопись, но и не тяни.

– Намек понял, – потянулся, зевнув, Корнеев. – Полночи не спал. Хоть бы днем давали поспать… Ладно, Гена, по капле здесь и еще по одной по прибытии на место.

Михайлов с минуту смотрел, как Корнеев, запрокинув голову, закапывал в оба глаза «визин».

Через минуту они вышли из камеры в гулкий, полутемный коридор тюрьмы. Корнеев привычно сложил руки за спиной, сразу двинулся направо, уже зная, куда идти. Они шли мимо дверей тюремных камер, откуда доносились привычные ночные, слабо различимые звуки, вроде вскрика во сне, храпа или бормотания.

Когда вышли во внутренний двор, где стоял ментовский «уазик», Михайлов чуть отстал, пошел сзади, контролируя. В первый раз, когда произошла подобная ночная вылазка, Корнеев, заметив открытые ворота, оттолкнул его, бросился к «уазику», вышвырнул из кабины водилу и даже успел врубить скорость. Михайлов достал его в прыжке, схватившись за дверцу, и точно так же выкинул его из кабины туда, где корчился на асфальте водила. Здоровенные, как кабаны, мужики в штатском, сидевшие в кабине другой машины, опомнились, подбежали к Корнееву, принялись было его топтать, но Михайлов на них прикрикнул: голову и пальцы не трогать! Потом сам оттащил Корнеева в сторону, велел его осмотреть на предмет телесных повреждений. Главное, чтобы целы были руки и голова. И только после осмотра и перевязки Корнея вывезли из тюряги на дело – связанного и забинтованного…

Была сырая ночь, какая бывает только в конце октября. И полная тишина, какая бывает только глубокой ночью. Этой работенки на мой век хватит, думал Корнеев, идя через двор к уже знакомому «уазику» с проблесковым маячком. Особенно после того, как решили прибиться к Европе и наложили мораторий на смертную казнь (больно нужны мы им там…). Тут такие, как я, и стали востребованы. Если, конечно, вести себя по-умному. А до этого, бывало, казнили по суду кого надо. На однокашника Коляна Сыромятина вот так же, говорят, мокруху повесили. Ночью ствол ему подбросили в подъезде, а он, дурила, его поднял… Не знал, конечно, что его только что использовали на соседней улице. А ствол, говорят, был еще теплый… Но поднимать-то его зачем? Да еще домой тащить? Ну и свидетели с понятыми сразу нашлись. И ствол при обыске отыскали. А суд с ходу приговорил к вышке. У них это быстро… Те, кому надо, одним выстрелом двух зайцев, в смысле двух жмуриков, одновременно поимели. Одного по понятиям, другого по закону. А тут государство родное в роли мокрушника выступило… Оно – самый эффективный киллер, уже не помню, кто сказал. Никогда не промахнется. У придурков век недолгий.

А он, Корней, в первый раз именно как придурок себя повел, когда вот так же за ним приехали. Решил, что везут его в последний путь. Потом только дошло, что для этого не обязательно куда-то далеко возить. Можно было просто кинуть в общую камеру, где сидят ссучившиеся. Они и организуют самоубийство через повешение на собственной портянке, за что им скинут по паре годков, как за примерное поведение. Такие камеры теперь появились в каждой тюрьме. Особенно после объявления моратория. Тамошние сокамерники моргалы выкатят, когда менты для понта начнут дознаваться: как, мол, так, неужто сам взял и повесился? Мол, ты че, в натуре, гражданин начальник? Все спали, согласно заведенному режиму, никто ничего не видел, не слышал. Сами, начальник, не врубимся, как он так взял и, типа, повесился на лампочке Ильича. И, слышь, даже записки никакой не оставил, мол, никого в своей смерти не виноватит…

Прежде чем сесть в машину, он оглянулся на Михайлова, смотревшего вслед. Понятное дело, страхует на всякий случай. Неужто специально для него, Корнеева, Михайлова взяли на эту службу? И еще заставляют дежурить вне очереди? Другие прежние контролеры – сявки, бакланье, марухи, фраера… один чище другого. А этот – Рембо местного разлива. Значит, уже есть чем нам гордиться, будет что рассказать внукам на старости лет, если доживем… Он взглянул на темные окна тюрьмы. Да кто и что увидит, даже если сейчас и посмотрит при тусклом свете фонарей? А увидит – что подумает? Ну, повезли еще одного бедолагу на Пресню, на пересылку, первый раз, что ли.

Пока ехали по ночной Москве, Корнеев задремал, чувствуя тепло грузных туш, стиснувших его с двух сторон на заднем сиденье. Поспать перед такой работой – самое то.

Если раньше его оба раза вывозили куда-то из Москвы, то сейчас они заехали, судя по всему, недалеко, в какой-то грязный двор, где стояла школа-пятиэтажка. Там их уже ждали. Мент, сидевший справа, выбрался из машины, подошел к ожидавшим, о чем-то с ними заговорил.

А здорово они все продумали, сучары, думал Корнеев, глядя на ожидавших. А что им, заказчикам, оставалось, если он по глупости стал слишком много запрашивать? Жадность столько уже сгубила фраеров, а все равно… Вот и навело их на мысль: мол, зачем ему, Корнею, вообще платить? Когда можно и за так? Он ведь кто? Разыскиваемый опасный преступник, на котором штук десять заказов, исполненных в лучшем виде… На пожизненный срок вполне потянет. А и повесим-ка на него, болезного, грабеж ювелирного магазина и дадим через суд червонец? Вот и пусть отрабатывает под страхом, что вдруг опознают в нем того самого снайпера и дадут вышку… То есть еще спасибо должен нам сказать… И теперь у него алиби – лучше не придумаешь: в тюряге сидит. В случае, если начнут именно его искать, мол, Корнея почерк, больше некому, – так они меня к ним, под конвоем…. Вот, мол, подозреваемый Корнеев у нас сидит в камере под присмотром надзирателей. Десять лет строгого режима. И получается, это он, Корней, кому-то еще обязан, что легко отделался… В долгу неоплатном, можно сказать. И ему теперь вовсе не платят. Вернее, платят его же собственной жизнью. Шлепнул кого надо из винта – вот тебе за это еще год жизни. А то профессионалы, те, что на воле, больно много запрашивают. А таких, вроде меня, Лехи Корнеева, бесплатных да безотказных, еще поискать. Узнать бы точно, на кого пашу… На органы или на фирму? Тогда хоть станет понятнее, когда решат от меня избавиться. Но не все сразу. И аккуратно все надо делать, чтоб не насторожить да не вспугнуть.

– Иди сюда, – негромко сказал ему, обернувшись, мент после окончания переговоров.

– Иду. – Корнеев привычно сложил руки за спиной, направился к ожидавшим. Он повнимательнее присмотрелся к ним, но опять никого не узнал. В прошлые разы менты были другие. Или это были другие заказчики?

– Ты это брось! – нахмурился мент. И ударил его сзади по рукам. – Довыкобениваешься! опусти руки, говорю!

Они приблизились к дверям школы. Переглянулись.

– Сигнализация? – негромко спросил кто-то из заказчиков.

– Отключена, – ответил мент, доставая ключи.

– Сторож?

– Нажрался до посинения. На халяву-то…

Он открыл дверь школы, ржавая пружина неприятно заскрипела, и они вошли в темный вестибюль со светлыми квадратами на полу от тусклых уличных фонарей. Корнеев оглянулся. Сладковатый запах подгоревшего молока, должно быть со стороны кухни, запах сырых тряпок после уборки полов. И полная тишина.

Они стали подниматься по лестнице, Корнеев молча шел между ними, понимая, что лучше ничего не спрашивать. Все скажут сами.

На пятом этаже мент открыл ключом угловой класс в конце коридора. Там они подошли к окну.

– Черт, рама заклеена! – сказал один из заказчиков, массивный и багроволицый. Он провел пальцем по бумажной ленте, которой были проклеены окна, пока она не прорвалась. Под ней обнаружилась вата.

– Да и х… с ней, рви! – сказал другой, бледный, возможно старший, явно нервничая. – Времени нет…

– Надо было предусмотреть, – строго сказал багроволицый.

– Кто ж знал! – огрызнулся его напарник. – Ты окна в это время заклеиваешь?

– Может, тогда с чердака?

– Раньше надо было думать. Времени в обрез… Открывай!

Они открыли наконец окно, и в помещение ворвался сырой холодный воздух позднего октября. Багроволицый быстро открыл свой кейс, вытащил оттуда какие-то детали, стали слышны щелчки собираемого прибора ночного видения.

– Только тихо, – сказал бледный Корнееву. – Не суетись… Вон видишь, казино «Золотая львица»?

– Ну, – кивнул Корнеев, глядя на еле заметный отсюда неоновый силуэт пышного женского тела и надпись: «Приятный досуг для всех желающих».

– Вижу. Для всех желающих и имеющих.

– А ты смотри получше. – Багроволицый передал ему собранный прибор ночного видения. – Дверь, видишь, открывается?

– Счас! – Корнеев не спеша достал пузырек «визина», закапал в оба глаза и только после этого взял прибор.

2

Заместитель генпрокурора Меркулов поздно ночью позвонил старшему следователю по особо важным делам Александру Турецкому после недолгого, но напряженного ночного разговора с генеральным.

– Извини, Саня, что разбудил… Меня самого только что подняли… Догадываешься, о чем пойдет речь?

– Судя по твоему расстроенному голосу, опять какую-нибудь бяку подкинешь, – зевнул Турецкий и покосился на жену, отвернувшуюся к стене.

– Угадал… Час назад застрелили Артемова, партнера по бизнесу депутата Кольчугина.

– Ну а я тут при чем? Кстати, Костя, выходит, в последнее время только у него убивают партнеров или помощников? Это, кажется, уже третий? И тоже ночью, снайперской пулей?

– У меня спрашиваешь? Вот ты и узнай! И доложи мне по всей форме.

Турецкий чертыхнулся. Уголовные дела об убийствах двух помощников зама руководителя самой скандальной фракции в Госдуме Кольчугина уже объединены в одно дело и стали головной болью Генпрокуратуры.

Кольчугин буквально достал генерального своими думскими запросами – под телекамеры, с шумом на всю страну. Городская прокуратура не справлялась, а Кольчугин торопил: вдруг до него доберутся? И генеральный, ради спасения чести мундира, согласился взять расследование на свою контору… А что делать, если Кольчугин – зам руководителя самой скандальной фракции Госдумы?

– Это я в курсе… И ты решил на меня повесить? И сообщить об этом в три часа ночи?

– Да, Саня, генеральный лично просил тебе передать. Его самого с постели подняли… Так вот Кольчугин уже прибыл к месту убийства, наорал на милицию и стал кричать: где ваш Турецкий?

– Так это он меня там ждет? – присвистнул Александр Борисович.

– Выходит, так, – вздохнул Меркулов. – Мол, ему сам генеральный тебя обещал… И в чем-то он прав. Если не ты, то другой, но если уж мы взялись, то хорошо бы собрать информацию по свежим следам.

– Костя, это приказ или пожелание?

– Приказ будет завтра, это я тебе гарантирую.

– Все понял. Ты только скажи, когда мы, Генпрокуратура, перестанем обслуживать этих психопатов, добравшихся до власти, которые набирают в помощников бывших уголовников? Им же место не в Думе, а в Кащенко!

– Вопрос не по адресу. А если хочешь знать мое мнение, то не раньше, чем электорат перестанет их во власть выбирать… Ладно, давай не терять время. И держи меня в курсе. Кстати, извинись за меня перед своими девушками. Наверно, я их разбудил.

…Когда телефонный звонок разбудил журналиста Игоря Залогина, тот сначала взглянул на часы и только потом на проснувшуюся Люсю.

– Что, опять? – спросила она. – Уже в три часа ночи?

Игорь пожал плечами, нерешительно протянул руку за телефонной трубкой.

– Я же предлагал отключать телефон на ночь, – сказал он, оправдываясь. – А ты не согласилась.

– Потому что потом я буду во всем виновата, если пропустишь что-то срочное, – сказала Люся и поднялась с постели, чтобы, по обыкновению, нарезать на скорую руку бутерброды. – Поговори уж, только не забудь включить запись, как в прошлый раз. И потише, Надю разбудишь.

Игорь пожал плечами, включил запись на автоответчике. Наверняка звонил все тот же.

– Алло, – послышался приглушенный голос Кольчугина. – Я, кажется, опять тебя разбудил.

Тот самый Петр Кольчугин, избранный вместо умершего депутата Сорокина. Разоблачительные статьи, написанные Игорем о нем и его махинациях, похоже, только прибавляли Кольчугину популярности, когда речь зашла о досрочных выборах. За что он поблагодарил при одном из первых телефонных разговоров, всех, без исключения, кончавшихся угрожающими нотками.

– Да уж, – сказал Игорь. – А мы разве на «ты»?

– Вы еще надо заслужить, – буркнул Кольчугин.

– Стараюсь, да все никак… – хмыкнул Игорь, переглянувшись с женой. – А что у вас за манера звонить среди ночи? Проверяете мою нравственность, сплю дома или в другом месте?

– А чтобы давить на вас, гадов, тех, кто злоупотребляет свободой слова! – буркнул Кольчугин.

– Не меньше, чем вы злоупотребляете своей властью и неприкосновенностью, – перебил Игорь. – Это все, что вы собирались мне сказать в третьем часу ночи?

– От моей неприкосновенности никому ни холодно ни жарко…

– Это как посмотреть, – хмыкнул Игорь. – Вы хотя бы знаете, что я живу не один? И ваш звонок мог кого-то потревожить… Что за срочность, не понимаю! Что хоть случилось?

– Так вот, только что застрелили моего партнера по бизнесу Серегу Артемова, когда он выходил из ночного клуба. А ты о нем только что напечатал статью…

– Соболезную, – протянул Игорь. – Это уже который? Второй, по-моему, за полгода.

– Третий! – воскликнул Кольчугин. – И все трое из винтовки! Причем ночью. И еще одного, Гену Афанасьева, посадили! И тоже после твоей статьи, а значит, по твоей вине! Так что, считай, это уже четвертый.

– Петр Авдеевич, и вы всерьез связываете мои публикации?..

– Ты что, ничего не понимаешь или придуряешься? – не сдержался Кольчугин. – Совпадения, хочешь сказать? Ну раз совпало, два… Ты помнишь, написал о моем однокашнике и партнере Коле Звягинцеве? И тот на другой день от пули! А районная прокуратура сначала все замяла. А городская потом не потянула. А время-то идет! Только сейчас я подключил Генпрокуратуру, ты меня понял? А тебе я так скажу: или ты прекратишь писать свою пачкотню…

– Я пишу статьи, а не приговоры, – озадаченно пробормотал Игорь.

Черт… Действительно, так все и было. Звягинцев погиб сразу после публикации о делах их концерна. Кстати, этот Сергей Артемов был руководителем избирательной кампании Кольчугина после странной гибели прежнего депутата Сорокина.

– Непонятно другое, – вздохнул Игорь. – Вокруг вас все гибнут, а вам хоть бы что. Хотя я о вас столько раз уже писал.

– И все – мимо! – рассмеялся Кольчугин. – До сих пор живой. Но кольцо-то сужается. Может, я следующий? Говори что хочешь, но так оно и есть. Нет, скажешь?

Непохоже, чтобы он очень уж переживал, подумал Игорь. Смеется… И, кажется, сильно подшофе. Что, впрочем, импонирует его электорату – свой мужик, в доску.

– Петр Авдеевич, вы сейчас где? – спросил он вслух.

– А вот здесь, на месте преступления, возле ночного казино, над неостывшим телом моего соратника! – с вызовом сказал Кольчугин, и Игорь понял, откуда доносится негромкий говор, показавшийся ему посторонним. – Здесь наша славная милиция, следователи из Генпрокуратуры только что подкатили, секьюрити эти, мать их так… – продолжал Кольчугин. – Раньше, когда они назывались по-русски, телохранителями, то и охраняли получше! Так что ждем-с, господин репортер! Приезжай, это здесь, на Беговой, недалеко от тебя. Вот и поговорим… Бывал здесь, поди? Своих конкурентов опередишь, еще спасибо мне скажешь за свежак!

Игорь опустил трубку на рычаг, взглянул на жену.

– Тебе нужно куда-то ехать? – спросила она.

– Читаешь мои мысли, – кивнул Игорь и лег на спину, подложив руки под голову. – Действительно, черт знает что… Представляешь, только что писал об Артемове, сподвижнике Кольчугина…

– Слыхала, бывший уголовник, ныне бизнесмен, – перебила она. – Не один он такой. И что, его тоже?

– Угадала. Замочили. Черт, даже не по себе становится… – сказал Игорь. – И это не в первый раз. Будто кто моей команды ждет, когда скажу: фас! Хотя… Возможно, кто-то внимательно следит за моими публикациями, чтобы понять, кого раскололи или раскрыли и от кого следует срочно избавиться, пока не допросили. Уж не сам ли Кольчугин?

– Значит, пишешь правду. – Она обняла его. – Сиди дома. Ты ж у нас теперь обозреватель как-никак. Ценный и незаменимый. У вас в редакции репортеров полно. Сделай милость, не отбивай хлеб у ваших мальчишек.

– Он меня только что пригласил, – сказал Игорь. – Я говорю о депутате Кольчугине. Сама знаешь, таким лучше не отказывать. Да и главный не простит.

Помедлив, он взглянул на часы. Без двадцати четыре, скоро утро. Время киллеров, их заказчиков, депутатов Думы, из тех, у кого рыльце в пуху, и журналистов, кто пишет о тех, других и третьих. Вставать и куда-то бежать – не хотелось. Но все равно поднялся, стал одеваться.

– Наде ничего не говори, – сказал он Люсе, кивнув в сторону комнаты дочери. – Постараюсь не задерживаться.

– Будь там осторожнее, – сказала она, проводив Игоря до двери. – Почаще оглядывайся. Не помешает. Мало у тебя врагов?

– Мой статус сейчас таков, что больше будет шума от моей насильственной смерти, чем от моих статей, – усмехнулся он и поцеловал ее в теплую щеку.

Он вышел из подъезда, невольно оглянулся. Осмотрел машину, потом заглянул под днище, открыл капот, все осмотрел. Черт знает что, подумал он, включив зажигание, так можно чокнуться. Значит, не надо было за это браться…

Машина медленно двинулась с места, он выехал со двора. Снова оглянулся. Уже на всякий случай… Итак, настала очередь Артемова? Справедливо, вообще говоря, поскольку все к этому шло. Давно напрашивался. Можно удивляться лишь тому, что этого не случилось раньше, столько он умудрился нажить себе врагов. Артемов одно время тоже пробовал свои силы на выборах, был конкурентом покойного Сорокина, но оказался на последнем месте. Чуть ли не меньше всех набрал голосов, возможно, своих родственников и собутыльников.

Игорь усмехнулся, дисциплинированно остановившись на красный свет, хотя проезжая часть Беговой, по которой он сейчас ехал, была пуста и мимо с ревом пронесся «навороченный» джип. Ночью с гаишниками лучше не связываться. Ночью они особенно злы и наглы.

Однажды, по согласованию с главным, он поставил на себе эксперимент. Написал заявление в ГАИ, мол, угнали его «хонду» белого цвета, порядком подержанную, 87-го года. Самым подробным образом описал ее внешний вид и особенности. Данные занесли в компьютер. После этого ночью, как раз в это время, когда машин на улицах почти нет, он выехал на Тверскую. Не торопясь, чтобы привлечь к себе внимание, он проезжал мимо дежурных гаишников, стоящих на перекрестках, сидящих в «стаканах» или в засаде, где они обычно стерегут нарушителей. Он колесил так почти до самого утра, все надеясь, что хоть кто-то из них обратит внимание на «угнанную машину». И даже представлял, с чего начнет статью: с покаяния, что плохо думал о тех, кто охраняет наш покой.

Но, похоже, все они были озабочены совсем другим. Лохи, разъезжающие в «жигулях» или в подержанных иномарках, их не интересовали. Другое дело крутые тачки, где клиенты отстегивали сразу, не торгуясь, не ссылаясь на финансовые трудности. Наконец, не выдержав, Игорь остановился возле «стакана» у Никитских Ворот, показал полусонному дежурному, краснолицему и добродушному, журналистское удостоверение, сказал, что пишет статью о том, как милиция ищет угнанные машины. Тот охотно рассказал про существующие методики и оперативные данные, которые есть на его мониторе. «Нельзя ли взглянуть?» – спросил Игорь. Данные на свою машину он увидел почти сразу. После чего перевел взгляд на сидельца в «стакане». Но провокация не прошла: тот равнодушно посмотрел на его «хонду», стоявшую внизу, не собираясь сопоставлять ее с аналогом на экране. Ну да, он же видел: журналюга на ней только что приехал, на угонщика он не похож, а те к тому же сами на рожон не лезут…

На том и распрощались. Днем Игорь, не удержавшись, позвонил в ГАИ и спросил, как идут поиски. Ищем, сказал ему дежурный, думаете, вы у нас один такой?..

Когда он подъехал к казино «Золотая львица», он увидел машину с номерами Генпрокуратуры и услышал недовольный голос своего давнего знакомого Саши Турецкого:

– Вы могли бы дождаться нашего приезда, раз уж вас об этом предупредили?

Тоже подняли среди ночи, подумал Игорь с некоторым облегчением. Уж Саша Турецкий, с его-то знаменитой хваткой, все расставит по своим местам. Видно, Кольчугин и здесь постарался. Чтоб дело вел именно Турецкий. У депутата такая манера: горячую воду отключат – сразу звонит премьер-министру, президенту, а то и в газеты. При этом обязательно подведет под бытовое неудобство политическую подоплеку. Мол, это современный способ борьбы власти с оппозицией, когда отключается тепло и вода. Поэтому ему ничего ровным счетом не стоит втравить в свои дела Генпрокуратуру и вытащить из постели самого Сашу Турецкого, следователя по особо важным делам.

Игоря остановил ражий рубоповец в пятнистом комбинезоне с короткоствольным автоматом.

– Документы! – потребовал он.

– Пропустите, – обернулся на его голос Турецкий. – Этот товарищ с нами… Игорь, привет, – хмурясь, он издали протянул руку. – Не можешь объяснить, почему все казино у нас «золотые»? То «Золотой фазан», то «Золотой век», теперь еще «Золотая львица»? Тебе твой журналистский опыт не подсказывает?

– Наверно, хозяева так завлекают богатеньких клиентов, мол, золото тянется к золоту… – пожал плечами Игорь, вглядываясь в накрытое простыней тело Сергея Артемова, партнера по бизнесу депутата Кольчугина, возле которого уже хлопотали новый сотрудник Турецкого Герман Шестаков, оперативники и эксперты. Здесь же была жена убиенного Тамара Артемова, плачущая и время от времени украдкой поглядывающая на себя в зеркальце, чтобы снять кружевным платочком черные потеки под глазами.

Весьма эффектная, коротко стриженная, с внешностью фотомодели, она поневоле притягивала к себе взгляды присутствующих. Здесь же были двое охранников Артемова в кожаных куртках, один огромный, с грубым рябым лицом, другой помоложе и хорошо сложенный.

Сам народный избранник распекал секьюрити казино, из-за спин которых встревоженно выглядывали бледные, обильно крашенные девицы, наверняка из обслуживающего персонала.

– Смотреть надо! – донесся возбужденный голос Кольчугина, одной рукой старавшегося обнять безутешную вдову за плечи, при том что был ниже ее на голову. – Вы каждого гостя должны сопровождать до машины, когда он выходит! Тем более общественно значимого! Крупный бизнесмен, помощник видного депутата парламента, VIP, вы понимаете, на кого и на что они подняли руку? На будущее России!

– Но у нас часто отдыхают многие почетные гости… – промямлил хозяин, утирая потное лицо, молодой, с прилизанными белесыми волосами, в кашемировом пальто. – Сережа к нам не в первый раз заезжал… Вот вы в прошлый раз к нам приезжали и ни на что не жаловались… – добавил он, понизив голос. – И потом, как вообще можно уберечься от снайпера?

– Это ты на что намекаешь?! – надвинулся на него Кольчугин. – Что мой партнер и помощник Серега Артемов для кого-то больше значил, чем я? Хочешь сказать, моим врагам на меня жалко разориться? – Он погрозил пальцем. – Я вот разберусь, кто и почему тебе дал лицензию на твою забегаловку! Но сначала найду, кто его убил! Он мне как сын был, понимаешь ты это? – Его голос дрогнул. Кольчугин демонстративно вытер набежавшую слезу.

Игорь и Турецкий переглянулись.

– Он уже пьян, как председатель общества трезвости в последний день отпуска, – вполголоса сказал Игорь Турецкому. – А что, действительно был снайпер?

Турецкий усмехнулся, качнул головой.

– Как видишь… И неплохой… Кстати, – сказал он громко, обратившись к депутату. – Может, вы сами следствие и проведете, раз вам все уже понятно?

– А что, и проведу… – обернулся Кольчугин, оглядывая окружающих. – Это ты, Игорек? – спросил он, узнав Залогина.

– Вы мне не ответили! – сказал Турецкий, набычившись.

– Может, ему повторить? – спросил у него его сотрудник Шестаков. – Слышите, депутат! Раз вы уже все знаете, кто стрелял, тогда зачем было будоражить генпрокурора, звонить людям среди ночи? Вам недостаточно районной прокуратуры?

– А этот еще откуда взялся? – изумился такой наглости Кольчугин. – Саша, он кто? – спросил он, обратившись к Турецкому.

– Это старший следователь Генпрокуратуры Шестаков, – многозначительно сказал Александр. – Работает со мной. А вы нам только мешаете своими разговорами… И, кстати, попрошу вас, чтобы не вызывать повесткой, пожаловать ко мне сегодня в прокуратуру в качестве свидетеля, – добавил Александр Борисович. – В семнадцать сорок устроит?

– В семнадцать двадцать у меня в Думе голосование по индексации пенсий, – проворчал присмиревший Петр Авдеевич. – Значит, до девятнадцати проторчим, не меньше.

Он переводил испытующий взгляд с Игоря на Шестакова, потом на Турецкого и обратно, словно пытаясь понять связь между ними.

– Хорошо, подожду до двадцати, – непреклонно сказал Турецкий. – Но чтобы обязательно. И, пожалуйста, захватите с собой все документы, которые так или иначе связаны с вашим помощником.

Сказав это, он отвернулся от Кольчугина, сразу потеряв к нему интерес.

– Пусть лучше этот писака вам расскажет, почему Сережу застрелили! – крикнул Кольчугин ему в спину. – Почему стоит ему написать на кого-то компромат, как человека сразу убивают? Причем всегда ночью и из винтовки с оптическим прицелом!

Но Турецкий уже направлялся к лежавшему телу, которое собирались уложить в «скорую». Потом обернулся к Игорю.

– Это верно? – вполголоса спросил он. – Ты написал о нем статью, и…

– Похоже на то. Хотя я пока не вижу прямой связи, – пожал плечами Игорь.

Александр Борисович внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. Он присел на корточки, остановив рукой санитаров.

– Подождите! – сказал он, выйдя из раздумья. – Проверим еще раз. А то у нас много времени ушло на пустую болтовню… Все-таки в каком положении был найден труп? – спросил он судмедэксперта Володю Бугаева, кивнув в сторону нарисованного мелом на асфальте силуэта тела убитого. – Вверх лицом или вниз?

– Вниз, – сказал эксперт. И показал на темную лужицу крови, которую размывал моросивший дождик.

– И куда пуля вошла? – Турецкий склонился над трупом, приоткрыл простыню.

– Сверху в лобовую часть под углом примерно тридцать градусов по вертикали и примерно пятьдесят – шестьдесят по горизонтали, – сказал Шестаков. – Приблизительно, конечно.

Турецкий поднял голову, посмотрел в сторону близлежащих домов, встретился взглядом с Кольчугиным.

– Вы мне больше не нужны, – сказал он. – Я уже сказал: пока не задерживаю. Сегодня в двадцать ноль-ноль я вас жду.

– А если я не приду? – с вызовом спросил Кольчугин. – Если заседание Думы продлится?

– Принесете от спикера справку. С печатью. О том, что были заняты на внеурочных работах, – невозмутимо сказал Турецкий, по-прежнему оглядывая ближние дома.

– Ты что, забыл, с кем так разговариваешь? – сощурился Кольчугин.

– Помню. Потому так разговариваю… – буркнул Турецкий. – А сейчас идите выспитесь. Вы мне будете нужны со свежей головой.

Вот о ком бы написать, подумал Игорь, с восхищением глядя на Турецкого и его помощника. Как они ставят на место этих надутых от собственного величия индюков, к которым настоящий профессионал быстро теряет интерес.

– Там у нас что? – спросил Турецкий, указав на жилой двенадцатиэтажный дом на противоположной стороне улицы. – Вроде там есть чердак, если не ошибаюсь? Не из квартиры же стреляли? Если он был убит наповал и упал вниз лицом… – Он вопросительно взглянул на Шестакова.

– Он мог перекрутиться на месте, до того как упасть, – ответил тот.

– Точно, – кивнул рябой охранник, которого Игорь про себя назвал «мамонтом». – Повернулся вбок и охнул, будто всхлипнул…

Он, похоже, до сих пор был потрясен случившимся.

– Прежде чем мы встретимся с вами, Александр Борисович, думаю, вам предстоит встреча с вашим руководством, – сказал Кольчугин, открыв дверцу ожидавшего его депутатского «ауди».

Он не мог уехать просто так, чтобы последнее слово не осталось за ним. Уже сев в машину, он оставил дверцу открытой.

– Тамара, ты едешь? – спросил он жену убитого. – Могу подбросить.

– Меня Паша подвезет, – сказала она, не оборачиваясь. – Не беспокойтесь… Вы бы ехали, Петр Авдеевич! А я еще подожду.

Она пьяно растягивала слова. Послышался шум мотора, и «ауди» с Кольчугиным и его охранниками рванул с места.

– Продолжим… – равнодушно сказал Турецкий, по-прежнему ни на кого не глядя. – А там что, школа? – спросил он, ни к кому не обращаясь.

– Похоже, школа, – сказал кто-то из оперативников.

– Если стреляли с чердака жилого дома, то угол входа пули в череп погибшего должен быть больше, – выразил предположение медэксперт Бугаев. – И скорее всего, она попала бы в район темени. Это в первом приближении.

– Все у тебя примерно да приблизительно, – ворчливо сказал Турецкий.

– Вы сами просили сказать… – недовольно сказал Бугаев.

– Я хочу понять, где сидел снайпер! – сказал Турецкий. – Чтобы знать, откуда начать искать по горячим следам… Вот смотри, он вышел из казино, правильно? И получил пулю в лоб. Ты мне твердо скажи: могли стрелять с крыш этих жилых домов или с чердака, чтобы попасть ему в лоб под этим углом? Куда нам идти искать огневую точку?

– Наверняка ниже… – покачал головой Шестаков, потом внимательно взглянул на Игоря Залогина. – Сделаем эксперимент… Вот вы, Игорь, примерно одного роста с погибшим. Если позволите, встаньте сюда.

Игорь пожал плечами, встал на очерченное мелом место.

– Теперь вы ответьте, – обратился Шестаков к молодому охраннику убитого по имени Паша, которого Игорь теперь разглядел получше, стриженному под ноль и стройному, как спортсмен. – Он шел к своей машине, ведь так?

– Ну, – кивнул тот и обратился к «мамонту»: – Толян, расскажи, он же с тобой шел и разговаривал…

– Значит, он находился лицом к машине? – спросил у него, вернее, встрял Бугаев.

– Володя, не отбивай у Геры хлеб, – вполголоса сказал Турецкий.

– Так мы можем забрать труп или нет? – недовольно спросил один из санитаров.

– Еще несколько минут… – остановил их Турецкий.

– Значит, он шел, глядя на машину, или с кем-то разговаривал? – продолжал Шестаков. – Вспомните, не торопитесь.

– Да, разговаривал, – вспомнил рябой Толян-«мамонт».

– Он при этом поворачивался лицом в вашу сторону? – спросил Турецкий. – Понимаете, да? Нам важно знать, куда он смотрел в тот момент, когда в него попала пуля.

– Ну… – засопел тот. – Верно. Повернулся ко мне.

– Вы это точно помните?

Тот коротко взглянул на жену погибшего Артемова и промолчал.

Турецкий перевел взгляд с него на нее, взял охранника под руку и отвел в сторону.

– Говори, – сказал он, перейдя на «ты». – Время не терпит, понимаешь?

– Вон, говорит, гляди, какая телка идет, – пробубнил Толян. – И еще кивнул в ее сторону… А там действительно девка шла клевая. И здорово поддатая. Правда, не одна. Только что с каким-то чуваком из такси вылезли… Может, в казино приехали… Серега говорит, мол, беру ее с собой… Вы, пацаны, только чувака придержите.

– Да чего ты там секретничаешь! – громко сказала новоиспеченная вдова. Похоже, она была на хорошем взводе. – Думаешь, не слышу?.. Думаешь, ничего не знаю? Козел он был и кобель, хоть и покойник! – Она даже занесла свою длинную ногу из-под распахнутой норковой шубки, чтобы ударить неподвижное тело мужа. Но Толян вовремя перехватил ее и оттащил в сторону.

– Вообще-то… О мертвых мужьях либо ничего, либо только хорошее… – хмыкнул Шестаков.

– Да все вы – козлы! – Она толкнула кулаком Толяна, постаравшись вырваться. – Все вы хороши, когда одни спите!

И, оттолкнув предложенную руку Шестакова, пошла прочь, покачиваясь.

– Паша… – вполголоса сказал Толян, кивнув в ее сторону. – Не стой, отвези Томку домой, чтоб все нормально, понял, да?

Паша кивнул, залез в джип, которым не успел воспользоваться его хозяин, завел двигатель, догнал ее, приоткрыл дверцу. Она какое-то время шла рядом, потом махнула рукой, залезла в салон, не без труда поместив туда свои необыкновенно длинные и почти открытые ноги. Все некоторое время завороженно наблюдали, пока она это совершала. Потом еще смотрели вслед.

– И тут, при этих словах насчет телки, Серега и схлопотал пулю, – сказал Толян, ни к кому не обращаясь.

– Ну-ну, продолжим, – нетерпеливо сказал Турецкий, сдвинув брови. – Больше не отвлекаемся. Вы выстрел слышали?

– Нет, не слыхал. Серега только вздохнул или всхлипнул… Повернулся вбок и упал.

– Все-таки покажите на господине журналисте, как он стоял и куда смотрел. – Турецкий кивнул в сторону Игоря.

– Здесь стоял… Значит, девка эта с парнем шли вон там. Серега как раз туда повернулся, когда схлопотал пулю.

Александр Борисович подошел к Игорю. Подмигнул.

– Теперь представь, Игорек, что ты, пользуясь отсутствием жены, смотришь на девицу, которая идет вон там… видишь? И тут пуля попадает тебе в лоб с этой стороны, под углом.

– Кстати насчет жены, – перебил его Шестаков. – Может быть, это его собственная супруга, которая только что укатила, его выслеживала и заказала? А сюда приходила поинтересоваться, выполнен заказ или нет?

– Но вы же видели ее неподдельные переживания по поводу смерти любимого человека, – хмыкнул Игорь. – Прямо по земле каталась…

Турецкий озадаченно смотрел на него какое-то время, потом замотал головой.

– Еще один шерлок холмс на мою голову! Да именно так, она бы тут, достоверности ради, и по земле каталась, и выла, и волосы на себе рвала, если бы заказала мужа… тебе, инженеру человеческих душ, непонятно? Когда соберешься детектив писать, используй там эту свою версию – наш пипл всеядный, он все схавает, не беспокойся. А у меня реальное убийство, а не придуманное. И я тебя сейчас о другом спрашиваю! Откуда, как ты сейчас видишь, могла прилететь пуля, попавшая тебе, то есть ему, в лоб сверху и справа?

Игорь кивнул в сторону школы с темными окнами:

– Оттуда… Наверно… – и пожал плечами.

– Скорее всего, оттуда, – поправил Турецкий. – Вот и я так думаю. Остальные дома жилые, значит, со школы и начнем… Все, он ваш, – сказал он санитарам, кивнув на труп Артемова. – Извините, что отняли у вас время на этот цирк с народным избранником.

Когда они подошли к школьной ограде, Игорь вполголоса сказал:

– Зря ты нахамил Кольчугину. Все-таки народный избранник. Завтра по телевизору будет бить себя в грудь и орать, что за ним стоят сто пятьдесят тысяч избирателей! Наверняка уже позвонил твоему шефу…

– А пусть отстраняют! – упрямо мотнул головой Турецкий. – Может, я этого и добиваюсь… Надоело, понимаешь? Доводишь расследование до конца, вдруг звонок сверху, велят передать дело кому-то другому… Хлопают тебя по плечу, хвалят, обещают наградить. Потом общественность говорит, будто дело спустили на тормозах. А оно было почти готово… Или, например, совершат новое громкое убийство, чтобы для ошарашенного общественного мнения оно заглушило старое! И тебя кидают на него… Здесь будет то же самое, вот посмотришь… Кстати, я как раз собирался вызвать этого Артемова в качестве свидетеля по другому делу. Но не успел даже повестку выписать…

Они подошли к дверям школы, оглянулись.

– Придется ждать, когда появится директор, – сказал Турецкий. – Не ломать же дверь. Хотя этот снайпер, если он сюда приходил, не очень-то щепетильничал… Открыл и вошел. А нам придется время терять…

– Но если оперативная обстановка потребует? – спросил Игорь.

Шестаков усмехнулся:

– Во-первых, сейчас по всей Москве проходит операция «Перехват»… – сказал он.

– Толку от нее… – вздохнул кто-то из оперативников. – Откуда им знать, что или кого перехватывать?

– …Во-вторых, если взломаем, на суде возникнет разговор о добыче улик незаконным путем, без понятых. И любой адвокат нас высмеет.

Турецкий посмотрел на часы. Потом махнул рукой:

– Ладно… Гера, ты свободен. Игорь, тоже поезжай домой, здесь тебе ждать больше нечего… Загляни где-нибудь в середине дня, если будет время.

Шестаков и ухом не повел на разрешение начальства, а Игорь пожал плечами и тоже остался. Только переступил с ноги на ногу. Так они прождали около двух часов, успели замерзнуть, пока пришел директор школы, седой, в строгих очках, со старомодным галстуком, выглядывавшим из-под кашне. Он остановился, удивленно посмотрел на ожидавших сотрудников и оперативников.

– Не может быть, – сказал он растерянно, после того как Турецкий, представив себя и собравшихся, рассказал о цели визита. – У нас в школе дежурит сторож…

– В этом мы должны убедиться, – сказал Турецкий непреклонно и показал рукой в сторону двери: – Прошу…

Когда дверь открыли, Шестаков выставил руку, чтобы директора придержать в дверях. При этом он принюхался к воздуху и прислушался к храпу, доносившемуся из ближайшего помещения с приоткрытой дверью.

– Да уж… Это называется – сторож… Так, одну минуту… У вас вчера по окончании занятий производилась влажная уборка вестибюля?

– Мы каждый день ее делаем, – сказал директор с достоинством.

– И после этого школу закрываете и опечатываете? – продолжал Шестаков.

– Обязательно! – пожал тот плечами. – Я сам ухожу вместе с уборщицами.

– Значит, любые следы… – Шестаков указал на пол, – могли быть оставлены лишь теми, кто побывал здесь после вашего ухода, не так ли?

Директор только пожал плечами.

– Наверняка… Скоро придут учащиеся и учителя, – сказал он. – Вы их тоже не пустите?

– Придется, – сказал Турецкий. – Перенесите или отмените уроки. Только рады будут. По себе знаю.

– Представляю, как вы учились… – усмехнулся директор.

– Да уж… Все время сбегал. И потому стал всего лишь работником Генпрокуратуры. Можете потом в назидание рассказать и показать меня ребятам в качестве наглядного примера… Мол, вот что бывает с теми, кто пропускает занятия… Леня! – крикнул Турецкий через плечо эксперту-криминалисту. – Ты там не уснул еще? Давай займись…

Пришлось еще подождать, пока эксперт-криминалист произведет свои действия. Турецкий первым переступил через порог.

– Значит, никого не пускайте, пока мы не закончим осмотр! – повторил он директору. – А теперь прошу идти аккуратно по моим следам…

Они поднялись на верхний этаж.