ОглавлениеНазадВпередНастройки
Добавить цитату

Глава 6. Ночь

Солнце село. Над горизонтом розовато-золотистым обручем висел закат, а над ним в темнеющем небе дрожал тонкий серебряный месяц. Вскоре малиновая дуга и блестящий серпик, словно связанные одной нитью, одновременно скользнули за горы.

Внезапно в призрачной ночной дымке зажглись сотни фонариков – это проснулись и запорхали в воздухе маленькие светлячки. Они резвились над речными протоками, взмывали ракетами над землей, вычерчивали на черном бархате ночи искрящиеся зигзаги и обводили контуры деревьев. Потом опускались на ветви и листья лесных исполинов, и те вспыхивали, точно рождественские елки.

Малярик чуть слышно стонал. Стоны вырывались у него вместе с дыханием, будто напоминание о том, что и мы должны делать вдохи и выдохи.

– Эй, отец! Вы уже спите? – раздался в темноте чей-то голос.

Мне показалось, что вопрос задал тот молодой солдатик, которому я не дал кукурузы. Сначала я решил, что он обращается ко мне, и даже поднял голову.

Однако отозвался Ясуда:

– Чего тебе?

– Как вы думаете, отец, что с нами будет?

– О боги! Перестань приставать ко мне! – отрезал Ясуда. – С тех пор как мы ушли из лагеря, ты постоянно спрашиваешь меня об этом. Сколько можно тебе говорить: поживем – увидим.

– Вам-то хорошо. Вы знаете, как с этим справиться. А вот я…

– А ты тоже напрягись и что-нибудь придумай, чтобы легче выжить было.

– Но как? У меня нет таких запасов табака, как у вас. И что мне делать с моей болезнью? У меня ведь все-таки бери-бери.

– У тебя больше шансов выжить, чем у меня. Ты бы в поля сходил, поискал там что-нибудь съедобное. Чем тебе не решение? Неужели ты думаешь, я стал бы унижаться, ползать на брюхе перед этими санитарами, если бы не мои язвы? Нет, я бы ни за что тут не остался. Ушел бы отсюда и, как дикий зверь, рыскал по полям, по лесам в поисках добычи.

– Вам очень больно? Язвы эти… они очень болят?

– Боль просто адская!

– Простите, отец. Знаете, я буду держаться рядом с вами.

– Обо мне не беспокойся. Но если ты думаешь, что можно покрутиться около меня и за это получить пару картофелин, то ничего у тебя не выйдет. Вот ведь наглость какая! Пошел бы да сам себе чего-нибудь раздобыл.

– Мне будет грустно и одиноко…

– Не валяй дурака! Кстати, сколько тебе лет?

– Двадцать один. Меня призвали в прошлом году. По состоянию здоровья присвоили вторую категорию.

– Тебе двадцать один год? Гм, значит, ты уже совершеннолетний. Вот и веди себя как взрослый человек! Когда дела принимают такой оборот, каждый мужчина стоит сам за себя. Нет смысла беспокоиться о других, нужно заботиться о себе. Скажу тебе еще кое-что: человек может целый месяц прожить на траве, корешках и листьях. Иногда даже два месяца. А потом…

– Вот-вот, а что потом?

– Ну а потом мало ли что… Не будь таким трусом. Зачем заглядывать вперед?

– Вы, отец, воспринимаете все не так, как я. Вы старше меня, вы сильный волевой человек. А я что? Я дошел до точки… Мне ничего уже не нужно… Хочу умереть!

– Ладно, хочешь помереть – пожалуйста! Чего же ты ждешь? – поинтересовался Ясуда, немного помолчав.

– Послушайте, отец, хотите, я открою вам одну страшную тайну?

– Зачем? Мне-то какое дело?

– Нет, серьезно, я вам такое сейчас расскажу… Я об этом никому никогда… Моя мать… ну в общем, она была просто служанкой в доме моего папаши. Женат он, естественно, был на другой женщине.

– И это все? Но ведь в этом нет ничего необычного.

– Да?! А я вот ни от кого не слышал такого признания… Ну, что мать у него простая служанка и все остальное…

– Обычно люди не трезвонят об этом направо и налево, как ты. Но подобных историй полно. И в книгах, и в фильмах часто такие случаи происходят.

– Ага, точно, один раз я сам видел. Киношка называлась «Мать, которую я когда-то знал». Ну, сидел я, смотрел, а потом не выдержал и ушел… с середины…

– А почему ты решил рассказать мне свою душещипательную историю именно сейчас, глубокой ночью?

– Ну, так просто. Мне захотелось поделиться с кем-то своей болью… Когда я появился на свет, мою мать с позором вышвырнули из дома. Меня, правда, оставили и долгие годы скрывали правду. Ну, вырос я, стал совершенно диким, неуправляемым. Часто влипал в разные истории, и тогда старуха, то есть папашина законная жена, взяла да и выложила мне все начистоту. Ясуда усмехнулся:

– Дикий, говоришь, неуправляемый? Что же это ты такое натворил?

– Да ничего особенного. Ну, любил вертеться с друзьями около чайных домиков… в кино ходить… Иногда в пачинко играл.

– А чем твой отец занимается?

– Он кузнец. У него свой магазинчик в квартале Сирокава в Токио… Когда старуха мне все рассказала, я жутко разозлился и убежал из дома. Нашел работу – стал официантом в одном заведении, а потом и с обязанностями повара стал неплохо справляться.

– Ну и какие же у тебя тогда проблемы? – удивился Ясуда. – Ты оперился, встал на ноги, теперь сам себе голова. На жизнь зарабатываешь… Какая разница, кто твои папа-мама?

– Понимаете, я хотел увидеть свою настоящую мать.

– А куда она тогда делась?

– Вернулась в родительский дом в Тибе и вышла замуж. Отец дал мне ее адрес, и я отправился к ней в Мацудо.

– А, понятно.

– Ее муж мастерил зонтики, а она хозяйничала за прилавком в магазине. К счастью, мужа не было, когда я там появился. Мать, завидев меня, устроила истерику. Завопила: «Ах ты жалкий ублюдок! Да как ты только посмел появиться в моем доме!» А еще заявила, что отец не имел права давать мне ее адрес. Она дико разъярилась, орала как бешеная… Вот такие дела.

– Гм, понятно, обычная история, – пробормотал Ясуда. – Все равно, я никак не пойму, зачем ты мне это рассказал.

– Видите ли, я тогда тоже взбесился. Хлопнул дверью и был таков. Ни слова ей не ответил. Просто смылся.

– Ха, похоже, тебе нравится спасаться бегством. Но ведь ничего страшного не произошло, верно?

– Я вернулся в Токио и стал часто ходить в кино. Так и попал на фильм «Мать, которую я когда-то знал». Сидел один в темноте и смотрел. Но до конца досмотреть не смог: нервы сдали. Пришлось уйти.

– Ты, наверное, плакал.

– Нет, я был слишком несчастен, чтобы лить слезы. Просто встал и вышел из зала.

Надолго воцарилась тишина. Наконец Ясуда нарушил молчание:

– Знаешь, и у меня есть одна история. Рассказать?

– Да, да, пожалуйста! Ваша матушка тоже была служанкой?

– Нет, конечно нет! Гм, я сам отличился… Очень рано стал отцом.

– Да ну?

– Представь себе. Обрюхатил одну официантку, когда еще в школе учился. Мой старик все узнал и не позволил мне даже взглянуть на малыша, когда он родился. Вообще-то я повел себя как настоящий сопляк. Размазня! Позволил старшему брату уладить все неприятности. Он отдал ребенка чужим людям на воспитание – за деньги, разумеется, – а позже позаботился о том, чтобы мальчик получил нормальное образование. Братец держал все в тайне. Я понятия не имел, что стало с ребенком. Когда я закончил школу, мой старик подыскал мне работу в провинции. Я вынужден был покинуть Токио.

– А у вашего брата были дети?

– Тогда не было, своими он только недавно обзавелся. Долгие годы он присматривал за моим ребенком, и это продолжалось до самой смерти нашего отца. Все это время мальчишка жил на стороне. Когда мой старик дал дуба, брат привел пацана к нам в дом и объявил, что это мой ребенок. Но он заставил меня поклясться, что официально я никогда не признаю сына.

– А потом вы небось женились…

– Ага, точно. А сын-то мой, между прочим, был славным пареньком, шустрым, башковитым. Он был в тысячу раз лучше детишек моего брата.

– Сколько ему сейчас?

– Шестнадцать. Он добровольцем поступил в юношеское подразделение военно-воздушных сил.

– Правда?!

– В марте, как раз перед отправкой за океан, я съездил к нему в лагерь. Н-да, забавно… Мне даже в голову не пришло пожелать ему удачи или еще там чего-нибудь… А когда я уже уходил, пацан мне и говорит: «Берегите себя, отец».

– По-моему, вы плохой отец! – раскипятился вдруг солдатик. – Никудышный!

– Ну что ж… Теперь уже ничего нельзя изменить. В любом случае у него неплохо все складывается. Добровольцем пошел в армию. И насколько я знаю, сейчас летает где-то там, в небесах… Учитывая обстоятельства его рождения, я иногда думаю, уж лучше бы…

– Нет, молчите! Не надо! Я знаю, что вы собирались сказать. Лучше бы его убили, да? Вы не имеете права так говорить. Вы ужасный, жестокий человек! Когда-нибудь вы будете за это наказаны.

– Ты абсолютно прав! Наказание не за горами. Я сдохну как собака… прямо здесь, на этом грязном острове.

Послышались сдавленные рыдания.

– Пожалуйста, не плачь, – попросил Ясуда. – Я ведь ничего уже не могу сделать, правда?

– Знаю, но, когда я слышу о таких родителях, как вы, начинаю понимать, почему моя жизнь не заладилась. Папаша с мамашей, наверное, тоже думали, что было бы лучше, если б я умер.

– Одно не всегда следует из другого, – буркнул Ясуда. – И прошу тебя, перестань хныкать! Ты здесь не единственный, кого поджидает смерть.

– Вы ужасный, отвратительный человек!

– Если, по-твоему, я так ужасен, то чего ты тут сидишь? Катись отсюда! – решительно отрезал Ясуда. Чуть позже он тихо пробормотал: – Да, так оно, наверное, все и произойдет… На этом острове мы найдем свою смерть – я и мой сын.

В темноте раздался протяжный вздох. Я содрогнулся. Никогда не слышал, чтобы кто-то вздыхал с таким безудержным отчаянием, такой неизбывной тоской и скорбью. Откуда возник этот низкий звук, какое существо исторгло его из глубин своей истерзанной плоти, я не знал.

– Эй, парень, – снова подал голос Ясуда, – держись-ка ты рядом со мной. Я позабочусь о том, чтобы у тебя все было в порядке.

– Вы действительно этого хотите, отец? Но…

– Чего еще?

– Вы пугаете меня, честное слово!

– Послушай, парень, мы с тобой должны помочь друг другу. Но учти, тебе придется потрудиться. Завтра утром мы оба отправимся в госпиталь и выясним, нельзя ли там подработать. Ну, например, воды принести, котелки вымыть, нам ведь подойдет любая халтура. Им придется выдать каждому из нас по картошке, если мы будем пахать целый день. Понимаешь?

– Да, конечно… Но… разве я смогу сделать что-нибудь полезное с бери-бери?

– Ясное дело, сможешь, болван несчастный, – возмутился Ясуда. – Нет никакой разницы, какое задание ты будешь выполнять. Ты должен что-нибудь делать!

Они перешли на шепот. А я снова лег на траву и предался размышлениям. Внезапно я осознал всю нелепость и комичность сложившейся ситуации. Два солдата разгромленной армии превратились в героев мелодрамы: циничный соблазнитель официанток взял под свое крылышко трусливого, безвольного парня, внебрачного сына служанки. Трагическое всегда идет рядом со смешным и абсурдным. Интересно, думал я, что произойдет в ближайшие недели или месяцы с этой парой изгоев, которые мгновенно вжились в свои роли отца и сына? Ведь трудности будут только нарастать…

По странному стечению обстоятельств мне суждено было узнать развязку этой невероятной истории. Но случилось это намного позже…

Я попытался уснуть, только сон не шел. События минувшего дня будоражили сознание. Перед моим внутренним взором вспыхивали и медленно таяли образы: влажные лоснящиеся губы командира взвода, влепившего мне оплеуху, узкие щелочки глаз интенданта, испуганные лица моих соседей по лесной опушке. Видения эти скользили, словно кадры по экрану. Память подсовывала новые и новые эпизоды, но каких-то особенных чувств я не испытывал. Бесстрастное, отстраненное восприятие собственной жизни? Без всякого сомнения, это было идеальным состоянием души для человека, попавшего в такую дикую передрягу.

А потом появились другие картины: огни на равнине. Мой одурманенный усталостью мозг прокручивал сцену за сценой. Я видел знойное, словно прокопченное небо, серебряную ленту реки и за ней – мерцающие огни костров. Дым поднимался с одинаковыми интервалами, точно пар из трубы допотопного паровоза. От вершины холма белесая струйка тянулась вверх до определенной высоты, а потом вдруг ломалась несколько раз, рисуя в воздухе огромный крючок. Загнутый конец дымной полоски дрожал, как стрелка компаса.

Пачинко – игровой автомат, похожий на детский бильярд.