Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
Глава 1
Ежедневно мы слышим фразы: погода плохая, погода хорошая… И даже не задумываемся об их значении. А стоит подумать, и мы понимаем, что это просто у нас такое настроение. День не может быть плохим – хотя бы потому, что нам дано его прожить и мы сами можем сделать его таким, каким хотим. Голова разболелась и все раздражает – так, может, принять таблетку, и не стоит сразу винить атмосферное давление? Да, наверно – но нужно ее еще поискать, а тут, как назло, эта пробка… Сидеть в машине, сидеть и думать… О чем? Впереди машины, сбоку машины, дождь хлещет, кондиционер нужно бы выключить, из-за него голова еще сильнее болит, а нет, нельзя – сразу окна запотеют… В этот момент понимаешь, что день просто ужасный. Свежего воздуха в салоне нет, Нью-Йорк стоит в пробках.
Энзо Пессери возвращался с работы. На светофоре остановился, как только загорелся зеленый, начал поворачивать налево – и немного заехал на вторую параллельную полосу, по которой тоже поворачивала другая машина. Он не помешал ей: вовремя вывернул руль, но все равно машина просигналила в ответ.
– Я тебе гудок твой в жопу засуну, – выругался Энзо. У него было плохое настроение, и головная боль этому лишь способствовала. Сейчас его все раздражало. Хотя Энзо не был агрессивным по характеру, никогда не лез на рожон первым и считал, что любой конфликт можно решить мирным путем.
Машина по параллельной полосе нагнала его, оттуда на него посмотрел водитель, возможно тоже выругался. Затем, обогнав его, сделал опасный маневр и перестроился ему в ряд. Окно в машине открылось и оттуда показалась рука со средним пальцем.
Энзо испытал обиду. За что с ним так? Довольно типичный конфликт на дороге, но его это задело. Он захотел ответить на выпад и начал обгонять по другой полосе, чтобы настичь обидчика и поступить с ним также. Из-за пробки, из-за невозможности разъехаться этот банальный конфликт на дороге разгорался. Энзо почувствовал себя агрессивным, этаким анонимным героем на «форде», недоступным для окружающих. Он ответил оппоненту таким же опасным маневром и резким торможением. Они продолжали ехать в медленном потоке машин, то обгоняя, то отставая друг от друга. К счастью, гнев Энзо быстро прошел, и он спокойно продолжал свой путь. Он прекрасно понимал, что его действиям нет разумных объяснений.
А вот водитель другой машины, кажется, кипел от ярости и не собирался отставать. Энзо переехал мост в сторону Джерси-Сити, добрался до Джорнал-сквер и свернул с основной дороги. Он оказался на Скилман-авеню, где с одной стороны стояли белые двухэтажные домишки, а с другой, за забором в сетку, – пятиэтажное здание производственной базы.
Черная машина резко увеличила скорость и обогнала его синий «форд». Энзо вынужден был остановиться, так как объехать ее не было возможности. Не обращая внимания на дождь, он опустил окно и начал кричать, чтобы дали ему проехать.
Из черной машины выскочили двое и кинулись на него. Он даже не успел закрыть окно. Один из них сначала ударил его в лицо, а потом, будто часто это делал, мастерски открыл дверь изнутри и потащил его наружу. Энзо помнил только, что не успел встать на ноги. Боль он ощущал в боку, затем последовал сильный удар в голову… Дальше была темнота.
Энзо очнулся в больнице с травмами головы, переломами ключицы и ребер. Уже две недели он находился в реанимации. Возле кровати сидел отец.
– Папа, где Габриэлла?
– Очнулся! Я так рад… – дрожащим голосом произнес отец и сжал руку сына. – Она только что уехала домой с твоей дочкой. Все хорошо, ты поправляешься.
Глаза отца наполнились слезами, но ни одна не пролилась. Он смотрел на сына и улыбался сквозь слезы, видя, что тот реагирует на его слова. Энзо больше ничего не сказал. За окном был вечер. Оставшуюся часть дня он пытался вспомнить, что с ним произошло.
Его отец, Амато Пессери, уже много лет работал в этой больнице хирургом и заведующим отделением. Энзо чувствовал себя здесь в безопасности и был уверен, что ему помогут.
На следующий день к нему пришли следователи. Энзо рассказал все, что смог вспомнить: в какое время это произошло, какая была машина, частично описал внешность одного напавшего. Второго, который выскочил с пассажирского сиденья, он не успел разглядеть. Помнил только обрывки ругательств и странный акцент, в котором было много звука «р». Было составлено заявление и начато расследование.
Вскоре налетчиков удалось вычислить. По видеокамерам на автостраде отследили машину, а затем и ее владельца. Был назначен суд по делу о нападении.
Прошло не так уж много времени со дня дорожной разборки до суда. И вот отец потерпевшего, Амато Пессери, ожидал правосудия.
Здание уголовного суда Нью-Йорка было мрачным и величественным, с чистыми, но темными коридорами. Один его вид ничего хорошего не предвещал, но вместе с тем вселял какую-то необъяснимую уверенность, что если ты прав, то тебе ничего не грозит.
В зале царила суета. Здесь было несколько полицейских, судья, секретарь, пара еще каких-то женщин и трибуна, к которой по очереди подходили подсудимые со своими адвокатами.
Подошла очередь рассматривать уголовное дело о нападении на Энзо Пессери. Пострадавшего не было: он все еще находился в больнице. Семья тоже не пришла на заседание, доверив все его отцу, Амато Пессери.
Судья Кокс Мартин был человеком с неприятными чертами лица, по которым можно было прочитать его внутреннюю сущность. Нос его был длинным, но вместе с глазами, ртом и подбородком подчеркивал его консервативный вид. Короткие, с неправильным очертанием морщинки на лбу. Сам лоб и нижняя часть лица имели одинаковые размеры. Люди такого типа внешне выражали представительность, выдержку и талант, но карие глаза, скошенные книзу, наводили на мысли о непоколебимой решительности и гневе.
В зале суда находились двое подсудимых: Адриано Морретти и Лука Эспозито.
Андреано Морретти был смуглым, кареглазым, темноволосым человеком среднего роста.Мимикой, осанкой и умением держать себя окружающим он казался резким и высокомерным человеком. Ему было около тридцати пяти. Его родственники были из северных районов Италии, поэтому внешне он не сильно был похож на итальянца. Полиция пришла к выводу, что именно Адриано первым выскочил из машины, подбежал к Энзо, открыл дверь и начал его избивать.
Лука Экспозито отличался от первого доброжелательностью. Ему было пятьдесят семь. Внешне такой же смуглый и кареглазый, небольшого роста и общительный. Общаясь со своим адвокатом, он активно жестикулировал.
Начался суд.
– Подсудимые, вам грозит обвинение в нападении, которое могло повлечь за собой смерть человека, – сказал судья. – Это попытка непредумышленного убийства.Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Господин судья, – заговорил адвокат обвинения, – мои подсудимые не отрицают, что вступили в перепалку с потерпевшим, но они не могли нанести такие увечья. Посмотрите, один невысоко роста и неатлетического телосложения, а другой почти старик, – с противным смехом адвокат продолжил: – У нас есть неопровержимые доказательства, что подсудимые невиновны.
Были представлены доказательства. Оказывается, нашли свидетеля, который издалека видел драку. С его слов, это была небольшая перепалка. Свидетель заявил, что из машины вышли два человека, и один из них, Адриано Морретти, лишь пару раз толкнул потерпевшего, после чего оба вернулись в свою черную машину и уехали. Видел также, что потом подбежали какие-то афроамериканцы, и вот они избивали Энзо. Больше свидетель ничего не видел, так как не хотел там стоять, смотреть и становиться участником конфликта. Страх погнал его прочь от этого места.
Судья, слушая сторону защиты, своим внешним видом выражал какое-то внутреннее удовлетворение.
– Учитывая показания свидетеля, – говорил судья, поглядывая то на адвоката обвинения, то на отца Амато Пессери, – отсутствие прямых доказательств нанесения телесных увечий и возраст одного из нападавших, требую освободить подсудимых от уголовной ответственности в зале суда. Вина не доказана. Состав преступления отсутствует!
Все это проходило на глазах у Амато. Он был настолько подавлен происходящим, что не мог выговорить ни слова. Откуда взялся свидетель? Откуда взялся этот старик? С недоумением наблюдал он, как подсудимых освобождали, ловил каждое их движение, каждый взгляд. Они старались не смотреть на него и спешно покинули зал. Однако он заметил усмешку на лице Адриано.
Чуть позже, уже от следователя, Амато узнал, что перед заседанием суда были выявлены новые подробности произошедшего. Действительно был прохожий, который скорее предположил, чем заявил, что видел драку. Дед Лука Экспозито объявился сам и заявил, что в тот день он сидел в машине. В полицейском участке максимально пренебрежительно отнеслись к его доводам и показаниям сына и дали понять, что будут искать каких-то темнокожих, но скорее всего не найдут.
Для Амато это был один из худших дней в его жизни. Несправедливость восторжествовала! А он должен был сообщить это семье своего сына и, главное, самому сыну, который очень медленно шел на поправку. Необходимо было защитить честь семьи.
Будучи врачом, он всегда контролировал свои чувства, но здесь не смог совладать с собой.
«Нужно действовать, нужно отомстить, – думал Амато. – Не терять ни минуты.Эти негодяи должны заплатить по полной за свой гнусный поступок».
Эмоциональное состояние толкало его на поспешные действия. Месть – это холодное блюдо, но он не готов был делать шаг назад, чтобы все обдумать. Врачу казалось, что он слишком долго ждал этого суда и это ни к чему не привело. Единственное, что сейчас было у него в голове – это что нужно искать справедливость и любой ценой покарать преступников. И поэтому врач отправился к Джузеппе Алигьери.
Глава 2
В центре Нью-Йорка возвышался семидесятивосьмиэтажный небоскреб. Красивое и величественное здание привлекало внимание туристов и прохожих. Вышколенный персонал, богатая отделка и магазины класса люкс подчеркивали его статус. Зайдя внутрь, посетитель словно оказывался в другом мире, с красивыми фонтанами и спокойной атмосферой. Здесь можно было отдохнуть от суеты города, наблюдая за облаками в небе. Здесь было все – от гостиниц и садов до магазинов и ресторанов. Этим дворцом, пусть и не напрямую, а через подставных лиц, владел Джузеппе Алигьери.
Посетителями часто становились известные люди, среди которых встречались общественные деятели, политики, полицейские и дипломаты. Здесь постоянно проводились международные конференции. На самом деле часть этих лиц, как и продажные копы, были людьми Джузеппе Алигьери. Это было идеальное место для встречи с доном и обсуждения дел мафии. Служба охраны и персонал гостиницы обеспечивали максимальную незаметность перемещения любых лиц в здании. Поэтому ни журналисты, ни полиция не могли ничего пронюхать.
На следующий день эмоциональные страсти Амато поутихли, но решимость добиться справедливости не отступила.
Он вошел внутрь, подошел к лифту и отправился на верхние этажи. Пусть и очень редко, но он бывал у дона, поэтому знал куда идти. Лифт привез его на нужный этаж и открыл перед ним двери. Как только он вышел из лифта, к нему сразу же подошли двое. Это была охрана.
– Вы зачем пришли? – медленно и с любопытством рассматривая его, сказал один из них. – Сюда посторонним вход запрещен.
– Я знаю, знаю, простите, но мне нужно поговорить с доном Джузеппе. Меня зовут Амато Пессери.
Некоторое время охранники рассматривали его. Потом один движением руки пригласил его сесть на диван и сказал, чтобы он подождал. Сам же ушел.
Прошло около пятнадцати минут. Для Амато они были долгими. Он был всегда уверен и спокоен. Хирург не позволял себе эмоции, но атмосфера здесь сковывала и пугала его. Он знал дона с детства и знал, что одно неверное слово могло его погубить.
Охранник вернулся не один, его сопровождал капореджиме дона, Марио Романо.
– О, дорогой мой друг, как я рад видеть тебя. Я слышал о твоем несчастье. Информация очень быстро распространяется среди наших людей. Сочувствую, очень сочувствую тебе, – произнес Марио.
– Спасибо, – немного вздохнув и отведя глаза, сказал врач.
– Ты очень удачно приехал к нам в гости. Дон Джузеппе может тебя сегодня принять и выслушать. Пойдем, я провожу тебя.
Они направились к дверям. Дальше в сопровождении Марио и охранника поднялись по лестнице еще на два этажа. В приемной возле кабинета они расстались. Марио прошел в кабинет, а Амато снова стал ждать. Охранник стал возле дверей. Напротив за столом сидела девушка, она, по всей видимости, выполняла роль секретаря.
– Здравствуйте, – вежливо и с улыбкой сказала она. – Можно вас попросить положить в шкаф ваш телефон, всю электронику, что с вами и… – посмотрев на руки гостя, добавила: – И часы тоже. Спасибо.
Все просьбы были выполнены. Амато немного закатал рукава рубашки и застегнул их повыше. Он подумал, что таким способом покажет искренность и открытость своих намерений. Потом снова сел на диван и стал ждать приглашения. Кабинет приемной был очень светлый: светлая и современная мебель без острых углов, окна почти на всю стену. Шума города здесь не было слышно. За столом сидела светловолосая красивая девушка с легкой улыбкой на лице, для посетителей стоял удобный диван, еле слышно играла музыка, витал приятный запах. Все это успокаивало, и Амато невольно съязвил по себя с горечью: здесь умиротворение, а там омертвение. Хотя дон в последние годы, по слухам, стал более доброжелательным, но все это было относительно и ситуации были разные.
В шкафу зазвонил его телефон – неловко и не вовремя. Амато старался не реагировать, к счастью, звонок был не долгим. Коммуникации меняются стремительно, а люди остаются такими же. Что касается мафии, то они одними из первых взяли на вооружение множество современных систем коммуникаций – и сильно пострадали от этого. Вначале сложнее было прослушивать и контролировать мобильные телефоны, Skype и социальные сети, но с развитием технологий контроль усилился. В близком окружении Алигьери запрещено было пользоваться любыми средствами связи, поэтому Амато не испытывал никакого желания отвечать на звонок.
Открылась дверь, и Марио жестом пригласил его.
Дон Джузеппе сидел в своем кабинете и беседовал со своим консильери Луиджи Козенца. Тихий разговор прервался, когда он вошел.
– А, мой дорогой Амато, ну проходи, старина, говори, зачем пришел ко мне.
Лицо Амато сделалось мрачным и немного испуганным. Он понимал, что должен быть в немилости у дона Алигьери. Причина тому – желание отстраниться от дел мафии. На протяжении последних, кажется, пяти лет он все делал для этого. Врач на мгновение задумался, а потом начал негромко и монотонно:
– У меня случилось горе. Моего сына чуть не убили на дороге. Сейчас он лежит в больнице, а ублюдок, который его избивал, гуляет на свободе. Был несправедливый суд, меня обманули в полиции, обманули в суде… – Подавляя волнение, Амато продолжил: – Я знаю, что нарушил кодекс молчания и содействовал следствию. Все произошло быстро, и я не знаю, как теперь себя вести.
Дон слушал, склонив голову. Казалось, что он сочувствует врачу. Когда Амато закончил свою вступительную речь и готов был продолжать, дон Джузеппе остановил его жестом руки и подошел к нему.
– Дорогой друг, оставь свои тревоги. Я вижу, как ты напряжен, и не собираюсь злиться на твои проступки. «Я верю в твою искренность», – говоря это, он положил руку на плечо Амато и повел его в сторону Марио. – Расскажи нам все, что ты знаешь, в деталях и подробностях.
Они уселись в небольшие кресла в углу кабинета. Из окна здесь падало солнце. Лицо Джузеппе Алигьери было спокойным. Он внимательно смотрел на врача, и тот взял себя в руки и уже в более свойственной ему спокойной манере стал рассказывать дону все, что знал. Дон Алигьери слушал его внимательно, не перебивая и не поторапливая. Марио, в свою очередь, периодически уточнял имена и некоторые обстоятельства произошедшего. Разговор длился недолго, около двадцати минут, но ничто не мешало и не прерывало его.
После дон сказал, что поможет ему, а сейчас на этом все, и вежливо указал гостю на дверь. Дон Алигьери не любил прощаться и пожимать руки. Амато Пессери знал это и сразу поторопился к выходу. Выходя, врач заметил, что Джузеппе Алигьери подошел к столу, достал записную книжку и стал что-то изучать в ней.
Выйдя на улицу, врач оглянулся по сторонам и увидел такси, которое могло увезти его подальше от этого места и доставить домой. Но домой не хотелось. Амато не был уверен, правильно ли он поступил, обратившись за помощью к дону. Что-то тревожило его, и он не испытал облегчения от своего поступка. Неопределенность и страх за семью только усилились. Чтобы прогнать эти мысли, Амато решил пешком прогуляться вдоль авеню.