Шрифт
Source Sans Pro
Размер шрифта
18
Цвет фона
© Виктор Логинов, 2023
ISBN 978-5-0059-8057-1
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Глава 1
Где-то там
Лес
Печаль заронит, лес весенний.
Присядешь где-то на холме
На землю с высохшей травою.
Вздохнёшь, устало и свободно.
Окинешь лёгким взглядом лес
Заполнит сердце он, пьянящей радостью
От того, что ты снова здесь.
Не надо спешить с кем-то увидеться.
Совершать миллионы дел,
Я мечтал лишь с тобой увидеться.
Мой родной и знакомый
До каждой тропиночки лес.
1981
Мама
Освежил лицо, лёгкий ветер мне.
Тёплый дождик по нескошенной траве.
С радугой дугой.
Солнце мытое встаёт надо мной.
Вечная любовь моя, это ты.
5.03. 1984
***
Женщина
В улыбке твоей
Тёплое солнце
И звонкий ручей,
Жажду я утолю
И согреюсь от ней,
Улыбнись поскорей.
7.03. 1985
***
Весной -тепло
От женщины любовь
Неугасимый ровный луч
Проник и растопил ледник
В моей руке ожил цветок
Тебе его дарю.
7. 03.1986.
Из окна Эрмитажа
Хлещет дождём встречающий день
Капли дождя по дворцовой площади
Александрийский столп без зонтика
У Эрмитажа очередь длинная
За деревьями Исаакиевский собор.
Надо же, какой дождь!
Люди проходят мимо,
Приезжие, местные,
Фотографируются,
Улыбаются и торопятся.
Дождь ленинградский
Никак не кончится.
Капли струями
С Петербургского неба
Тянутся,
По Дворцовой площади
лужами растекаются.
Александрийский столб без зонтика.
Небо затянуто серыми водами.
Собор амальгамой тускло глядит.
На Эрмитаже статуи не шевелятся.
Взгляд Мадонны в окно, недвижимый
под Ростральными там колоннами
серой тяжестью еле движется.
И зовёт мостом
в берег призрачный
перекинуться.
30.07.1988.
Полнота целого
Думать и ждать
лучше видеть и знать
твои губы и тело мне
под небом ночным в себя
жаркой негой впитать и плыть
полной луной во тьме.
4.08.1988
Взгляд русалки
Открывшееся взгляду море
к тебе я прихожу, и тихо посижу,
послушаю, как набегают волны
их шум, все заглушающие звуки
приносит наслаждение и муки.
Русалки взгляд, я встретил в глубине
прозрачно тёмно -зелены её глаза,
в скользящей водоросли обнажённо тело.
Одежды сбросив, я бегу в волну
призывно ждущую объятий
в зелёной глубине воображение исчезло
круги расстаяли над головой
и берег пуст.
24.10.1988
Солнце и деревья.
Я пред тобой открыт- проплывающим облаком
глаза твои- ветер, отворяющий путь солнцу.
Проплывающая скульптура из капель,
не прольётся, твои не промочит ноги
не распрямит твои завитые волосы
руки будут сухими и тёплыми
и не будешь дрожать от холода
проходя под набухающей статуей- облаком;
день в глазах твоих пусть будет солнечным
лишь багровый восход луны
выкрасит облако в тёмное
и тяжёлое ляжет оно в озеро.
К восходу солнца ты просыпаешься
молча светом его наслаждаешься
сдёрнув занавес с окон ночных.
Видишь, жизнь продолжается
в невидимо прочных связях
облако лёгкое в озере отражается
и течением воздуха к тебе приближается,
влагу впитывая из земли.
Так встречаемся мы при солнце,
расставаясь с восходом луны,
и деревья живут в их свете,
они знают тайны любви.
17.02.1989
Деревья и ветер
Я думаю иногда о деревьях и ветре,
они всегда о чем-то шепчутся.
я отдыхаю от суеты,
слушая их.
15.07.1989
***
О дождь,
чьи это слезы?
Чей я не слышу голос?
Чья это печальная нота?
звучит в разбитых дождинках.
31.08.1989
В созвездии Лошади ночь
Теперь год, увлекаемый Лошадью,
мчит снегами бескрайними
лишь луной освещается след.
Из-под копыт, искры снежные
под полозья саней пролетающие,
эта ночь, исчезающей лошадью,
никогда уже к нам не воротится,
не выбьет копытом летающих звёзд,
и луна не посветит дорожным огнём,
но сейчас мы не знали об этом
ведь сейчас, это только сейчас.
Загадай же желание
пока падают звёзды
пока «сон» ещё крепок и сладок
как эта звёздная ночь,
и подковы сейчас звенят по снегу
и звенит ещё эта ночь.
7.01.1990
Белый сад.
Птичьи песни, проснувшись, слушаю,
утро тихое, голосами играет,
аромат цветения в окно залетает
в детстве моем белый сад расцветает.
Это утро продли природа
повтори птичьи песни надо садом
отвори мне калитку в детство
где однажды лежал в больнице
принесла мне ведро клубники
моя любимая мама.
Любимая помнишь
как однажды я бегал за хлебом,
громыхало и лопалось небо
чтобы летним дождём излиться,
ты в волнении ждала меня мама.
Мы с тобой сейчас видимся редко.
Безвозвратно ушедшее время
появляется в памяти прошлым
возвращает к нему и качает
в белый сад, а назад в пустой.
15.01.1990
Колыбель вечности
Ты надолго меня замучай
Своей красотой дремучей
заплутай меня в соснах и кедрах
обними меня ночью в елях
колыбель пусть поют твои руки
и в древесной смоле будут губы
мы в лесу этом вырастем соснами
и качаться будем над звёздами
опрокинувшись в бездну безмерную
вспыхнем новым во вселенной созвездием.
Но во власти незримой Вечности
Звезды с неба, подбитыми птицами,
тают снежинками на ресницах.
Брось под ноги клубок- тропиночку,
чтобы вернуться в чащу дремучую
к тебе молодая колдунья
с глазами вечернего озера,
где тебя молодая колдунья,
обнять под ветвистой елью
и губам прошептать поцелуи.
16.01.1990
Души
Они шли по песку вдоль волны,
она,
смывала следы.
Ветер с моря дул им в плечи,
они,
были ему открыты.
Из под ног уплывал песок,
Она,
касалась, Его, бедром.
По Её спине раскинулись волосы,
они,
украшали профиль лица и тела.
Шум набегающих волн,
они,
рассыпались в брызги,
они,
подброшенные ветром
разбивались о голые ноги,
они,
повернулись к берегу икрами.
Они
исчезали, никому… и нигде…
Не слышен за спинами шум прибоя
только ветер накатывает на грудь
густо -зелёные волны,
они,
бегущие от горизонта.
17.01.1990
Баржа
Репина,,Бурлаки».
Смотри,
лямкой истерзанные мужики.
Баржа-
несчастные люди и дни.
Дни,
скребущие дном по дну,
туже затягивают петлю.
январь 1990
Я спешу к тебе
Мне,
хоть мгновенье
тебя увидеть!
Я спешу, чтоб успеть
сказать тебе, здравствуй.
И спешу, чтоб успеть
проводить тебя взглядом.
14.02.1990
Вечность воды в одном мгновении
Происхождение:
однажды,
бежали два ручейка
друг о друге не зная,
они были частью волшебного леса
омывая стволы густых крон.
А, там, где кончались деревья
открытая солнцу равнина
ждала их зелёной травой,
и два ручейка блестя и ликуя
соединились в лучах
весеннего тёплого солнца.
Историю места
равнина хранить в тишине
там ветер гуляет в траве,
и слышен издалека, шум ручья.
Иди на встречу, лети
туда, где соединятся твои
зеркальные реки судьбы.
16.02.1990
Начало круга
Моя нежно любимая фея
после очень долгой разлуки
ты не можешь ещё согреться
от лютой, прошедшей, зимы.
Вот опять ты берёшь листок
твои тонкие руки, как ветви берёзки,
вкладываю в них стихи
приближая приход весны.
И надеюсь, что эти стихи,
раньше дадут тепла
и отступит зима, холодная мгла,
и в ветвях твоих петь будут птицы:
как весна хороша!
Белый ствол тогда налившись соком
меня притянет, напоит
из тонких рук меня бродягу
от всех болезней излечит.
И вот мы здесь, на берегу,
глубоких вод, вечернего Днепра,
сидим на лавочке под ивой,
усталость губ была нам неясна.
Прохладный аромат весны,
броди же долго в нас,
и забродя, нас согревай,
водя весенними кругами.
19.02.1990
Дождливый день
Перелётная птица,
исчезающая в небе,
мне приснится.
Капля с неба
к земле стремиться,
отражённая на щеке моей
серая птица.
Ей приснится:
за взмахами крыльев,
оставленная,
взглядом последним,
дождливая, исчезающая
непогода.
21.05.1990
***
Я по – русски тебя жалею!
По – голландски тебя люблю!
И как нежно тебя вспоминаю
так увидеть тебя хочу
чтоб по – русски в цветущие губы
целовать, по – голландски любя.
9.09.1990
Тишина леса
Как печальна музыка звуков
что рождает в лесу тишина
облетают и падают сухо
не услышанные слова.
Кружева бересты на берёзах
с каждой лист у меня на душе
прохожу вас любимые -были,
к той зелёной что мне по душе.
В глубине осеннего леса
я брожу по опавшей листве
кувыркаясь, стуча по веткам,
они падают, падают мне.
6.10.1990
Где-то тоже кого-то любят
Где-то тоже растут кипарисы,
и по небу плывут облака,
где-то тоже желтеющим листьям
не дают покоя ветра.
12.10.1990
Если двое…
Если где-то встречаются двое,
их встречают деревья и ветер,
если где-то прощаются двое,
им прощально качаются ветки.
19.10.1990
***
Сколько утрат суждено пережить,
сколько любви отдавая испить.
Сколько, на сердце тоски нагрузить,
чтобы оно не устало любит?!
27.10.1990
Пусть будет так
Итак, сейчас прощаемся с тобой
надежды маленький росток
пускай пробьётся на восток
встречая солнечный восход
для нашей встречи впереди
быстрей
пусть прорастут разлуки дни
однажды в жаркий день в тени
когда уж корни так крепки
под зеленью листвы
мы вновь увидимся с тобой,
под пенье птиц
под ветра аккомпанемент
и сила царственной любви,
вновь тронет нам уста.
28.10.1990
Эпитафия
Я ухожу, любовь моя жива
в предсмертные минуты
мой отрешённый взгляд
скользит по чьим-то лицам
с застывшей скорбью предо мной
ушедшего в себя.
Мне не увидеть вас
и вам уже не спеть
любовные сонеты
для вас, храняющие любовь
и боль мою, когда вас целовал,
прощаясь.
30.10.1990
Татьяне первый стих
Прелюдией, сходящей из небес,
спускаются волнующие звуки,
в душе моей рождается сонет
пред тайною твоей, творящей звуки.
Открытие тревожит ум
и в сердце жар проник томящий.
В гостях вновь встретились с тобой
какой -то тайной поглощенной
ты у окна на лавочке сидишь,
с прямой спиной, по ней коса тугая
ты вечно молода прекрасная Татьяна.
Так быстрой кистью краски подбирая
художник, тайный взгляд свой вспоминая
на полотне живом потомкам открывает
твои глаза, сияющие небом.
5.12.1990
Второй за ним спешит
Рука протянута, перо,
скользит и бодрствует оно
на гладком озере листа
слова спешащей чередой
стремятся к берегу, гребут
лишь запятые, отстают
и тонут в глубине стиха.
Твой хрупкий образ пред очей
явился в диадеме золоченой.
То юности и нежности, родник
прославлен не одним поэтом
воспетый лирою тончайшей от Творца.
У кромки тихих волн
ты ждёшь из темноты
желанный алый парус от тоски.
И вот из-за скалы высокой
с лучами утреннего солнца,
фрегат с надутыми от ветра парусами
к тебе спешит зелёную волну, срезая
и то, о чем мечталось в тишине
вдруг обрело все солнечные краски.
7.12.1990
Муза радости
В начале Муза юная витает
нас осеняя в темноте стихом.
Мы скромные плоды её снимаем
и их, влюблённым лёгким сердцем дарим
тем кто нам дорог в суете.
Но юности стихи, легка забава
и голос повзрослевшей Музы
мне в глубину указывает плыть,
она заманчива и открывает дали
для глаз являя прелести обмана,
чтоб насладиться Музою тщеславной
и бросив все, скорее улизнуть.
Но нет, её я подержу в объятьях
она мила, и стройностью деталей
приносит радость, пылкую любовь
для тех, кто с нею не боится
делить и тяжкие в разлуке дни.
8.12.1990
Муза любви
Когда же слабость ветреной и нежной Музы
коснулась паутиной моих глаз,
решил с ней крепко подружиться,
чтобы рассеять, скуку дней.
Я пел ручьём, обрадуясь восходу
то с лёгкой грустью провожал к заходу
и так внимал её устам девичьим
и осени встречал зарницы.
Затем в метель, морозов вереницу
у печи жаркой с Музою капризной
шептались за полночь
и откровением была
любовь.
9.12.1990
Скрипка
Где-то сбоку свистит зимний ветер
тополя, качая в выси.
Где-то мчится впряженная тройка,
оставляя нам след в ночи.
11.12.1990
Шаль
Смотрю в твои печальные глаза,
в них отблеском колеблется огонь свечи;
вот шаль наполненная женской теплоты,
спадает медленно с поднятой головы,
ты ловишь её медленной рукой
но ускользает шаль и падает на пол
и в жарких поцелуях угольки
в одном объятии, и в пламене одном.
И осень льет за окнами дождём
и веет холодом неотвратимости разлуки.
И утро, чуть коснулося стекла
я вышел прочь, закрыв плотнее дверь.
Неведомы пути нашей судьбы
зовут они с собой в неведомые дни.
Ты спишь одетая, свеча задута сном
снежинки хлопьями ложатся за окном.
14.12.1990
Звезды и надежды
Нет, никогда, все свечи не потухнут,
нет, никогда, все звезды не исчезнут
надежды в будущее с нами живы,
сверкая ярко звездами на небосклоне.
26.12.1990
Не лунная фантазия
Все меркнет с уходящим днём
и ночь спускается на белый снег
и нелюдимой тишине
открыт оставленный проспект.
В сей лунный час мне слышатся шаги
ты в дверь вошла
в сиянии не лунной красоты.
Горит румянец на щеках
и жаркие уста, меня пленя
манят испить, веселого вина.
26.12.1990
Алхимия сердца
Всё брошено, все мысли о тебе.
Душа увлечена, покорна милой Музе.
Мы с ней сидим, у жаркого огня,
и сердцу близкими делами занялись.
26.12.1990
Яд искушения
Готовлю яд для искушенья
готовлю деву к откровенью
он медлит, но наверняка
отравленная дева уж близка
к той ночи, где постель её бела…
Вот Дрожь по её телу провела
свою уверенную алчущую руку
и все разверзлись небеса,
ловлю её просящие уста
и колесница, сорванная в ночь
несла нас прочь от яда исцеленья.
27.12.1990
Жажда
Испить из губ твоих вина,
хочу, обняв тебя за плечи,
не скрой свои хмельные берега,
когда их радостно приветствует рука.
28.12.1990
Тем, кто знает
Меняя уют на дорогу
вы стремитесь к заветной мечте
в вас нет тщеславных желаний
в их ничтожной цене.
Цель ваша помочь человеку
уберечь от ложных путей
напоминая о малой надежде
при самой плохой игре.
Разум на ум на душу
два пишем, один в уме.
передайте от сердца к сердцу
и тем, кто ещё в тупике.
И тем, кто родится завтра
вы сказали сто лет назад,
вы где-то всегда чуть раньше
и всегда чуть-чуть, впереди нас.
29.12.1990
…здесь нет тебя
Поздние прохожие
спешат в тепло квартир,
а я стою на площади,
мне некуда идти…
1.01.1991
Душа
Скована льдом река,
спокойно неся свои воды,
когда-то придёт весна
и растает лёд, одиночества.
1.01.1991
Ночные тени утреннего города
Осталось ждать нам до зари
погаснут в городе огни.
В нём тени солнечного дня
скользнут в ночные тупики.
1.01.1991
Комната в бараке
Зимний ветер,
зимний вечер
над трубою вьётся дым,
за окном шумят деревья,
выйду к ним.
9.01.1991
Спрятанная ночь
Сок гранатовый с твоих губ
лижет ночь.
Твои круглые бедра и острая грудь
белеют в зрачке.
Ночь, лишь утром, закроет глаза,
ты встаёшь,
и одетая в день
томительно ждёшь.
9.01.1991
К твоим глазам, к твоим губам
Вернулась Муза, ветренная, с темнотой,
зовёт, стучит своею нежною рукой
стекла, прозрачная преграда
задвинута ночною тишиной,
в ней стук настойчивый,
велит мне открывать
спешу скорей желанную принять,
услышать её голос, и внимать
тем чувством трепетным
которым всё впитать,
и с уст её дословно все списать.
Её приход всегда волнует грудь
и неожиданно глаза её сверкнут
и сердце пламенем лирическим займётся,
и хмель весёлый в теле разольётся.
19.01.1991
Зимой с Инной
Полет медлительной совы
в лесу затихшем, под лазурью
мы наблюдали, и не шли,
коснувшись вечности бездумно.
20.01.1991
***
Не надо слов
сейчас губам
колодец поцелуев дан.
23.01.1991
Твоя ангина
Так безмятежно, бесконечно
текли на зимнем лоне дни
но жаль короткие они.
Там лес пьянил своей свободой
тогда в нем были ты и я,
теперь задумчив одинок он,
когда ты заболела, не пришла.
Он ждёт, встряхнувшись ветерком
в рассвете с тихим ручейком
каймой, хрустальные узоры,
морозцем схвачены просторы.
23.01.1991
О тебе
Где-то звонкие бубенчики,
мне напомнят о тебе
где-то ласковые венчики
все расскажут о весне.
27.01.1991
Кто с узелком, кто с чемоданом
Грусть предшествуя Тоске
с узелочками в руке,
вслед, Тоска за ней плетётся
с чемоданом на спине.
27.01.1991
Когда испаряется влага
Я не дерево
и не имею корней,
поэтому не питай меня, влагой
своего молодого тела
лишь накрой грозовой тучей.
31.01.1991
Сны о любви
Всё в движении
реальности не существует.
Всё в иллюзиях, в воображении.
Мир абстракций необъяснимых
мелькает в глазах вопросительных
в них абстрактные сны.
У мужчин обнажённые женщины
у женщин обнажённые мужчины.
Думаем о любви, снится тело.
31.01.1991
Немое кино
Приехала молодая женщина к мужчине,
поделить с ним ночь.
Утром он проводил её к электричке,
в их глазах дрожала
ещё продолжающаяся ночь.
Она исчезла за дверями
отъезжающей в вечность электрички.
31.01.1991
Зеркала
В зеркале глаз моих отражение
в зеркале глаз ты поправляешь волосы
в зеркале глаз твоё тело
в зеркале глаз ты моё вдохновение
в зеркале глаз…
ты их можешь разбить.
Но твоё близкое дыхание почувствовали
мои зеркала.
Горячими губами ты трогаешь их
поверхность
и двигаешься в отражении своих зеркал,
в них моё тело и губы.
Совпадение отражений.
1.02.1991
Деревья мира
Я смотрю на деревья
и хочу чтобы не было войны.
Я сажаю деревья,
чтобы не начать войны.
.2.02.1991
Глава 2
Достояние универсальности
Долголетие
Он жил у Елизаветы Макаровны, уже две недели. Она имела свой дом. Он поселился в маленькой комнате, за кухней. На противоположной половине дома, большая комната- зал, и с ней соседняя -спальня. Окна этих комнат смотрят через грядки клубники, углярку и дровник, на дорогу. По ту сторону дороги, бежит слабенький ручей, а сразу за ним высокий откос, весь в кустах и не высоких деревьях. Окна его комнаты и кухни, упираются тоже в откос, и из окна видно наверху соседский забор, от которого до окон, по откосу, растёт уже свеже зелёная трава, низкая, как будто ровно подстриженная. На выходе комнаты соединяются небольшой прихожей, которая выводит на просторную веранду. У её широкого окна, через которые виден, за огородами соседний дом, расположеный так же, вдоль дороги, стоит круглый стол, покрытый светлой скатертью, на ней, ближе к окну, высокий блестящий самовар, с белым, в мелких красных цветочках заварником сверху. Справа от стола окно, которое наполовину уже широкого, под ним кухонный стол, рядом дверь на крыльцо, над которым справа второе окно большой комнаты. Оно, как и широкое окно веранды, смотрит в сторону соседнего дома. Довольно представить вид сверху на прямоугольник, поделить его поперёк на три части, и провести среднюю линию получив шесть частей. Вырезав правую верхнюю, угловую часть, получите форму дома. Оставшаяся от вырезанной левая угловая часть и есть веранда. В углу правого верхнего выреза находится крыльцо. Над ним из второго окна большой комнаты, видна летняя кухня, за ней часть огорода упирающегося в забор у дороги. В углу, между огородом и забором, сарайчик, в котором живёт коза. От сарайчика вдоль забора сложены длинные доски, между ними и угляркой, калитка. От неё до деревянного широкого крыльца с четырьмя не высокими ступенями, ведёт, из коротких досок, уложенных поперёк, тротуарчик, в ширину калитки. По его краям, летом, зацветут цветы. По вечерам, Елизавета Макаровна и Витя, пьют чай с молоком, делясь какими-нибудь воспоминаниями из жизни, и впечатлениями от дней настоящих. Большую часть молока Елизавета Макаровна отдаёт дочерям, которые часто приходят и чем-нибудь ей помогают. Не редко забегают внуки поиграть с недавно прозревшими котятами и с коричневым щенком Кузей, который любит гоняться за двумя трехнедельными козлятами по кухне и веранде. Иногда Кузя ест из их плоской и широкой банки, теперь они часто вместе выбегают на крыльцо под тёплое весеннее солнце, ложатся на нагретые доски и растягиваются, закрывая глаза. Проголодавшись, начинают крутиться вокруг Елизаветы Макаровны, она их отгоняет палкой, на которую всегда опирается. На старушке выцветшее в цветах сирени платье, старенькая серая кофта, ноги в коричневых тёплых чулках, обуты в калоши. Поседевшие светлые волосы закручены на затылке, на них натянута бело – сиреневая, тонкой вязки шапочка, из-под которой на открытый в морщинках лоб, выбилась паутинка белых волос. В её темно-синих под тонкой плёнкой воды, глазах, выражение молчаливой усталости, тишины. В них отражались сменяющийся солнечные и дождливые дни, с ними менялся и цвет глаз, но в них оставалось постоянным предвидение тишины. И слабеющий голос из дымчато – розовых сухих губ, передавал близость к той тишине, ожидающий всех. Её огрубевшие загорелые кисти рук были всегда чем-нибудь заняты. Она спасалась работой, движением отодвигая границу тьмы, которая своим ожиданием подавляла её внутренне. Витя не раз вытаскивал из её ладоней занозы, осторожно выковыривая их иголкой, она терпела и подбадривала его, морщилась, двигая головой в сторону и похлопывая другой рукой по колену, если приходилось вынимать глубоко застрявшую занозу. Она все ещё не могла запомнить его имя и посмеивалась от того, что не так его зовёт. Вчера, когда он складывал дрова в сарае, она позвала его на обед в открытую дверь веранды, со смешинкой в голосе на свою незадачливую память: Васька? Петька? Мишка? Он это прекрасно понял и поспешил, чтобы она его больше не звала. Поднявшись на крыльцо – с улыбкой мягко сказал: Витя я, Витька. Молодому человеку было 28 лет. Он снял комнату на лето. Дом находился близко от города, к нему вела дорога между высоких пирамидальных тополей. Это было тихое место, где редко проезжали машины, ему здесь нравилось, он получал удовольствие от деревенского уклада жизни, от общения с доброй старушкой. Первомайский праздник был днём рождения Елизаветы Макаровны.. Утро этого дня было дождливое, и у старушки не было настроения. Но дождь скоро кончился, и мокрое крыльцо заблестело под солнцем и тень мыслей сошла с лица Елизаветы Макаровны. Витя отправился на рынок, в город. Над площадью гремела музыка, никто не спешил на ещё мокрые улицы, они были пусты. На рынке две женщины торговали тюльпанами. Недалеко, через дорогу, светилась неоновая лампа цветочного киоска. Девушка отодвинула перед ним стекло. Неизвестно, кто первым из них улыбнулся. Вокруг неё, в банках, в ведёрках, стояли гвоздики, каллы, розы, тюльпаны. Купив розы, он возвращался, думая о предстоящем отъезде, проходя мимо чёрных, блестящих на солнце луж. Войдя в калитку, он увидел Елизавету Макаровну, сидящую у окна веранды, за кухонным столом и видевшую, как он прошёл к крыльцу. Она чистила рыбу и когда он вошёл в открытую дверь, спросила с подозрением: Что это у тебя? Он развернул газету положив её на стол, повернулся держа перед ней в блестящей упаковке букет роз, распространяющих вокруг себя тонкий, сладкий аромат жизни.
– Это, Вам, Елизавета Макаровна, в честь дня рождения, желаю Вам долголетия.
– Да я уже скоро помру. Руки у неё были испачканы потрошенной рыбой.
– Зачем же?! Вы ещё долго будете жить, а цветы сейчас поставлю в вазу. В большой комнате, на крепком старом комоде стояли семейные фотографии, на стене висел портрет когда -то молодых хозяев этого дома. С портрета смотрели красивые молодые супруги, гармония линий её лица осталась неизменной на фотографии. Сейчас это были разные лица, печальный резкий контраст. Он взял вазу с пластмассовыми васильками, стоящую между фотографий,, освободил её, смыл пыль. Это была тонкого стекла без художественной росписи, ваза.. Налил в неё воды, вышел на веранду. Снял обёртку, и опустил цветы в воду, и поставил их посередине круглого стола, недалеко от никелированного самовара, на поверхности которого, криво отразились розы. Старушка мыла рыбу, потроха от которой ели с одной банки, две кошки и Кузя.
май 1991, г. Партизанск. Прим. края.
Утро 257 яйца 1991 года
…и был город. Над ним зачинался рассвет. Безоблачное бело – голубое небо появлялось из сумерек тающий ночи. Свет набирал силу и город все больше издавал звуков. Жизнь пробивалась из скорлупы. Троллейбусы увозили людей с остановок, двери с трудом закрывались, вжимая людей друг в друга. Трамваи скользили по рельсам, блестящими от света. Тужились автобусы, трогаясь полными. Скорые такси увозили нервных. Частники увозили красивых жён и молодых девушек. По улицам -артериям быстро шли люди по разным направлениям. Широкие тротуары становились узкими, и кто -то сталкивался с кем-нибудь, извиняясь. У пешеходных переходов скапливались группы, смотрящие на светофоры. Загорался зелёный и все устремлялись встречными потоками через дорогу; машины с приглушенными двигателями ожидали свой свет и по жёлтому сигналу шум заведённых моторов пересекал пешеходную полосу. А на берегах железной реки вновь скапливались люди, чтобы перейти её по зелёному броду. Берега домов при свете имели разные цвета и формы, разные витрины и названия. В них входили и выходили, в разных одеждах люди. От света их лица были тёплыми на многограннике переливающихся глаз отражались всевозможные оттенки. Росли деревья высокие, с широкими стволами, увитые густой зеленью листьев, которые начинали линять и падать сухими под деревья, ветер разносил их по тротуарам, бросал под колеса мчащихся машин. На ступеньке магазина сидела нищая женщина, на щеках слезы, и подставленная свету ладонь. У прохожих холодное мороженое. В тени аллей отдыхали на скамейках люди, смотря друг на друга, на голубей, на маленькие радужные фонтанчики. Курили, говорили. И опять кто -то уезжал на трамвае, кто -то целовался, кто -то с ребёнком садился в троллейбус, кто -то мчался в такси с цветами, кто -то играл на гитаре. Другие звали к своим богам. Мужик с синяком, зашёл в виноводочный магазин. Увозя кого -то мчалась с сиреной скорая помощь. Кто -то ругался, кто -то смеялся. Перед сеансами у кинотеатров толпился народ. Афиши объявляли об открытии театрального сезона. В цирке показывали белых тигров. На реке заканчивался сезон по маршрутам отдыха. На набережной фотографировались молодожёны. Колбаса продавалась по 20 рублей в магазине. На базаре с опаской торговали сигаретами. Свет терял свою силу. День угасал. Малиновое зарево окрасило нижнюю часть неба, которое просматривалось между домами прямоугольными кусками. Вновь сумерки опускались на город. Утихало движение на проспектах. В окнах домов загорался свет. Кто -то слушал музыку. Лаяли собаки на улицах. На машинах включались сигнальные огни. По тротуарам двигались огоньки сигарет. Голуби спрятались под крыши. Умолкли фонтанчики. Освещённые салоны трамваев, троллейбусов, показывали редких пассажиров. Закрытые магазины с тёмными витринами. Тёмные лица. Чёрное небо. Города нет до утра. Скорее бы утро, рождающее жизнь.
октябрь 1991, Днепропетровск
Книга
Книга осталась лежать раскрытой. Он вышел из неё с последней страницы, находясь под впечатлением событий, которые закончились трагедией для того, от чьей могилы он ушёл с кладбища под моросящим дождём. Ему захотелось побыть одному, бесцельно побродить, чтобы стряхнуть груз впечатлений. Всё осталось за спиной, начало и конец. Он читал её несколько дней, хотя персонажи событий общались долгие годы. Это было похоже на сон, в котором он был на перекрёстке всех страстей: похоти, ненависти, гордости, неверия, недоверия, и прочее. Всё это ещё оставалось с ним. Он даже не придал в начале особого значения тому, что и здесь тоже шёл дождь. Когда же он это заметил, то сделался ещё более подавленным. Поёжился под лёгким, начинающим промокать плащом, от холодного встречного ветра, от намокшей фуражки, от сырости в ботинках. И лица у встречных были пасмурными. И здесь его внимание привлёк проблеск в небе, там как будто кто-то разгонял серые тучи, закрывающие чистоту лазурной высоты, и оттуда лился свет, и от этого изменилось, его унылое настроение, произошёл переход в состояние уравновешенности. Он остановился и смотрел на свет, наблюдая контраст, ведь здесь ещё шёл дождь, а там, на краю города, росло озеро света. Навстречу шла девушка, с накинутым на голову капюшоном. Она остановилась, глядя на молодого человека, что-то странное, заметила она в нем. Стоя рядом с ним, она спросила: -Что там? -Свет, -ответил он.– У меня есть два билета в кино. Пойдёшь? Благодарю, пойдём, только мне надо зайти домой, это здесь близко, и тогда пойдём. Он заглянул в её миндалевидные зелёные глаз, они взялись за руки и пошли. Проходя мимо его дома, она осталась ждать под деревом, а он бегом поднялся на третий этаж, вошёл в комнату, книга лежала раскрытой на столе. Подошёл к ней, оставив мокрые следы от ботинок и капель с плаща, оглянулся на них, и закрыл за собой книгу. Бегом спустился во двор, где его ждала девушка под каштаном. Она улыбнулась, они взялись за руки и ушли по разлившемуся озеру света.
6.11.1991, Днепропетровск
Иллюзия
Всё, что есть, течёт как вода. В бесконечности льются иллюзии. Условно есть прошлое и настоящее и будущее, и так без конца. Иллюзии, временем и вечным движением уносят с собою всё. Я трогаю вещи, но не могу удержать их в неизменности. Я чувствую, как движение вырывается из моих рук. Делая мириады движений, я растворяюсь в нигде (между прошлым и будущим -условно). Я в нигде, меня нет. Я вода, которую нельзя зажать в кулаке. Я в потоке движения. Я теку. Я иду, но меня позади нет, и впереди я себя не вижу. Меня нет. Это движение. Это иллюзия. Нет ни прошлого, ни будущего, это неостановимая бесконечность движения. Условно для людей есть реальность, условно есть прошлое, настоящее и ещё более условное будущее. Это фантазии человека об этих трех понятиях. Но их нет, нет никого и ничего. Мы тело движения. Но оно не имеет ничего аналогичного с нашим телом и со всем остальным. Это даже не похоже на воду, лишь условно приблизительно, чтобы как то осознать, что это такое и на что это условно похоже; и ближе всего это вода. Она реальности иллюзия. Движение, есть основание всему. Это основание того, что искусство бесконечно. Для всего есть бесконечность. Я бесконечность. Мы бесконечность. И всё, что есть, это бесконечность. И если я скажу, что я сижу, то это не так, я лечу со скоростью бесконечности. Она независима ни от чего. Невозможно отделять человека от неё. Она – это мы, и всё, то, о чем мы знаем. Она невидима, но узнаваема по движению. Образец этого любой фильм, условная бесконечность в бесконечности, через движение и исчезновение, например: мы смотрим в узкую щель забора, за которым в метре от него проносится поезд. Вот приблизительно о чувствие бесконечности. Буквально всё условно: люди, вещи, слова, портреты, и всё это иллюзии. Я человек иллюзия, невидимка. Бесконечность =движение + иллюзия.
26.11.1991 Днепропетровск
Сон: трава
Даже птицы сюда не поднимались, а кружили далеко внизу, под его выступающими над бездной, носками ботинок. Всюду, куда бы он ни смотрел, его окружали безжизненные скалы. Небо, было затянуто тёмными тучами. Дул холодный ветер трепавший его ободранную одежду и отросшие волосы, которые щекотали его лицо. Откидывая голову, он отбрасывал волосы назад, держась исцарапанными пальцами за острые выступы. Вспомнилось, как перед подъёмом, лежал в зелёной траве, тогда она также щекотала его щеки, но там светило тёплое солнце. Здесь же, под ногами, чуть видимой лентой, огибала подножие скалы, железная дорога, которая была еле видна сквозь туман. Птицы пропадали в нем, и опять появлялись, стряхивая с себя капли влаги, садились на небольших выступах, поднимали к нему головы, и что-то кричали. Эхо было коротким и быстро затихало в тесных, темных ущельях. Думал ли я, что когда-нибудь окажусь здесь? Нужны ответы. Кто-то коснулся щеки, будто детской ладошкой, это незримый дух, подумал он, и затем услышал его спокойный, утвердительный тон голоса: жить. И дальше дух ему сказал: теперь представь, что ты сорвался со скалы. И он увидел себя, как падает вниз. Тело переворачиваясь, пробило поверхность густого тумана, взметнулись орлы и с криками устремились вниз за ним. Тело его стремительно неслось к железнодорожному полотну и глухо ткнулось в мокрую зелёную траву откоса. Приблизившись, проносящийся мимо пассажирский поезд, стал отстукивать колёсами, на стыке рельс. Мало кто из пассажиров смотрел в окна, на мрачные туманные скалы. Только девочка, стоявшая у окна, увидела стаю дерущихся орлов- падальщиков, скрывающих крыльями то, над чем они дрались и кричали. Мама, смотри! – воскликнула она. Вместе с этими словами все исчезло из их окна, и мама не успела взглянуть на то природное, естественное зрелище. У неё была книга, и не увидев ничего за окном, продолжала читать выдуманный писателем рассказ: … тогда, она так же щекотал его щеки, но там, светило яркое, тёплое солнце…: жить. Он проснулся, открыл глаза, в окно светило солнце. Сегодня выходной. На подоконнике ворковали голуби. Он встал, собрался, поехал на железнодорожный вокзал, где купил билет в Евпаторию, чтобы пожить у Чёрного моря. Этот древний городок, стал ему убежищем. Он будто вернулся к самому себе. Всё совпало в одну точку, и время, и место, и чувства. Прошло лето, был уже конец сентября, вечер был тёплый, золотой диск луны отражался на поверхности моря дорожкой, ведущей к тому месту на берегу, где он стоял, слушая лёгкие волны, и глядя в темноту горизонта. Всё больше появлялось звёзд на небе. Он смотрел на них и думал о доме.
11.09.1991
Последние дни каникул
Ян осторожно прошёл между колючих кустов к забору, и посмотрел в щель, между досок. Там был небольшой сад. В нем, среди яблонь, он увидел как на качелях бесшумно, и высоко раскачивалась девочка. Когда она летела вперёд и вверх, то выпрямляла загорелые ноги, чтобы взлететь ещё чуть-чуть выше. Красные башмаки ярко выделялись от белых носок, и казалось, что они хотят выпрыгнуть над деревьями, мелькая на фоне зеленой листвы яблонь. Ян видел, как её пальцы крепко сжимали металлические прутья, а взгляд срывался с кончиков башмаков вверху и взлетал в небо. На девочке были белые юбка и майка, а темно-русые волосы до лопаток переливаясь, плескались за спиной и вокруг лица. Ян смотрел в щель забора, и совершенно все забыл перед этим волшебным видением. Он устал смотреть одним глазом, и придерживаясь руками за верх забора, высунул голову. В обзор её темно – карих глаз, попала его любопытная голова, возникшая среди привычного для неё ландшафта. Она перестала сильно раскачиваться. Смотрела теперь на него. Как тебя зовут? – спросила она. -Ян. -А меня Анна. Теперь она совсем медленно покачивалась. Ян устал висеть на заборе, но девочка, видимо, не хотела обрывать с ним начатый разговор. -Лезь сюда, -позвала она его. Ян перелез через забор, и оказался в её яблоневом саду. На нем были потёртые джинсы, кеды и синяя рубашка, с закатанными рукавами. Он шел к ней, она с интересом наблюдала за ним. Он мне нравится, подумала она. Останови меня, – попросила Анна. Ян взялся за прутья качели, и остановил её. Они оказались очень близко в этот момент друг к другу.-Хочешь меня поцеловать? – спросила Анна. Ян наклонился, и поцеловал её в щёку. Она спрыгнула с качели, подошла к склонившейся под тяжестью больших яблок ветке, сорвала одно и кинула ему, Ян поймал. – Приходи завтра пораньше, -сказала и скрылась за деревьями. Только сейчас, провожая её взглядом, он заметил дом, скрытый яблоками. В проёме открытого окна стояла её мама, он кивнул головой, в знак приветствия, быстро повернулся и побежал к забору, крепко обхватив пальцами спелое яблоко из её сада.
6.08.1991. Партизанск, Прим. край.
Медленно
В белых- пребелых равнинах теряющих,
сон – человек, в снежинках летающих.
