Гришкины саги

Глава 2

Якутск встретил хорошей погодой. Короткое знакомство со столицей Севера и в аэропорт. Циферблатные стрелки не прерывно отсчитывали секунды. До посадки в самолет оставалось совсем не много времени. И вот.

– Уважаемые пассажиры, – заголосил селектор женским голосом. – Объявляется регистрация билетов и посадка в самолет на рейс… следующий до Зырянки.

Данная процедура прошла быстро, и Рубахин уже в салоне АН-24 возле иллюминатора. Выход на полосу, разгон, взлет. Земля все дальше и дальше, а находящееся на ней все меньше и меньше. Воздушный путь до поселка Зырянка длительностью три часа полета с дозаправкой в городе Хандыга на реке Алдан. Вскоре после вылета из аэропорта Хандыга показались заснеженные горы, растянувшиеся бесконечными белыми волнами. В самолете Гриня познакомился с попутчиком, Карыпкиным Сергеем Михайловичем, капитаном речного сухогрузно-наливного судна. Сергей Михайлович возвращался с Большой земли, куда выезжал по срочным делам.

– Эти горы называются Арга-Тасы, – сообщил он Рубахину, – на их вершинах снег не тает сотни лет. А вот что в себе несет их название, я понятия не имею, – пожал он плечами.

Из-за колоритного телосложения он выглядел неуклюже, постоянно задыхался. Когда он двигался, его огромный живот за что-нибудь да цеплялся и создавал огромные неудобства. От лица Карыпкина исходило тепло, а глаза почему-то непрерывно наполнялись влагой, и он их часто протирал платочком. «Так издеваться над собой нельзя», – посмотрев на него с сожалением подумал Гриня.

– В вашем селении у меня нет никого знакомого, – пояснил ему Рубахин, – а несет меня в ваши края в большей степени любопытство.

Внимательно его выслушав, Карыпкин внес свое предложение:

– Поживешь первое время у меня. Присмотришься. Может, понравится, устроишься на работу. Отработаешь навигацию, глядишь и останешься. Получишь квартиру, женишься. Один раз в три года будешь на Большую землю бесплатно ездить. В общем, в наших краях жить резонно.

У Грини вариантов не было. Он и сам толком не понимал своего порыва, ехал, и все на этом.

Посадка прошла благополучно. Ступив на трап для выхода из самолета, Гриня почувствовал невыносимую жару.

– Это тропики, а не Север, – вылетела из него автоматически фраза. – А где автобусная остановка? – поинтересовался он попутно.

– Какие автобусы? – колыхнув своим телом, словно холодцом, засмеялся Сергей, – за час обойдем весь поселок.

Путь в затон, где жили в основном речники, пролегал через реку Ясачную. Она впадает в реку Колыму, которая протекает по всему левому берегу Зырянки. Паромная переправа здесь двигалась каждые тридцать минут. По улице, уходящей вглубь Затона, с незатейливым названием Затонская, они направились к дому капитана, который рассказывал историю этой местности. Он показал рукой на двухэтажные строения, построенные давным-давно и отпугивающие своими почерневшими бревнами.

– В недавнем прошлом, – говорил он, словно экскурсовод, – в этих домах жили охранники лагерей. Сегодня лагеря уже не работают, да и рабочие, кто остался в живых, уехали на Большую землю. В домах этих теперь живут местные.

Карыпкин говорил, а Гриня разглядывал теплотрассу, которая проходила вдоль улиц. В деревянной опалубке, растянутой по всему периметру, находились металлические трубы. Проводники горячей воды, засыпанные деревянными опилками. Вся конструкция возвышалась на метр от земли.

– А почему отопление проходит сверху? – заинтересовался Гриня необычным явлением.

– Закапывать нельзя, – объяснил Карыпкин, – иначе они нарушат вечную мерзлоту и дома, по той же причине воздвигнутые на сваях, начнут оседать.

До пункта назначения добрались быстро. Супруги Карыпкины долго обнимались. Марина, жена Сергея, наглядно показывала, что ее любовь к мужу без фальши. Женщина провела гостя и мужа в гостиную, а сама засуетилась. Забегала на кухню и обратно. Как девчонка, постоянно о чем-то забывала. Улыбалась, задавала разные вопросы и, порой до конца не дослушав ответ, убегала опять на кухню. В свои сорок с небольшим лет выглядела она просто потрясающе. Ее голубые глаза искрились азартными огоньками. Волосы были прибраны со вкусом. Платье, подвязанное на талии поясом из такого же материала, подчеркивало красивые формы. И только лицо, которое уже начало увядать и тускнеть, выдавало возраст. Но Карыпкина этот природный феномен не огорчал и не тревожил. Он смотрел на нее с восхищением, словно на божество, прокручивая в своей голове какие-то мысли. Если судить по довольному выражению лица, думал он о хорошем.

Минут через сорок Марина пригласила мужчин к столу. Она не задавала вопросов о Грине. Видимо, у них это не было принято и считалась неприличным. Зачем лезть в мужские дела? Раз он так поступил, значит, так надо. А может быть, даже необходимо. Сергей тоже не лез в ее личные отношения с другими людьми. Это создавало гармонию в их личных отношениях. Но все вопросы, касающиеся семьи, они решали только вдвоем.

– Рыба, икра, оленина – неотъемлемые атрибуты обеденного стола колымского жителя, – сообщила Марина, обращаясь к гостю. Гриня кивнул головой в знак согласия. Дескать, я искренне благодарен вашему чуткому вниманию, но вслух ничего не сказал.

– День, два походи по поселку, – советовал Сергей, – присмотрись. Понравится, пойдем в отдел кадров. Рулевые мотористы у нас в цене. Да и мне на судно одного надо.

Сергей говорил убедительно, было видно, что он уважает Гриню. Чувствовалось, что он пытается как-то заинтересовать Рубахина, заманить его в колымские сети. А Гриня и не был против, ему было без разницы, что произойдет завтра, а что послезавтра.

– Придержусь твоих советов, – коротко ответил Рубахин.

Своих детей, сына и дочь, супруги Карыпкины отправили в Якутск учиться в институте. Оставшись вдвоем, они затосковали от однообразия и одиночества, и новый гость оказался для них глотком свежего воздуха. После обеда Сергей показал Грине комнату сына.

– Будешь спать здесь, располагайся. Мой теплоход приходит из Черского послезавтра. А ты пока оставайся, – сказал он Грине и удалился.

Комната была небольшого размера и, судя по всему, с отъезда сына здесь ничего не меняли. Проигрыватель, стопка грампластинок. На стенах плакаты с полураздетыми девицами и фотоснимки популярных музыкантов того времени. Гриня прикрыл за собой дверь, негромко включил проигрыватель, выбрав пластинку группы «Пинк Флоид», альбом «Стена», и развалился на кровати, ноги оставив на полу. «Что ж, – подумал он про себя, – следуя наставлениям капитана, буду осваиваться».

Утром Рубахин отправился на прогулку. Единственными особенностями поселка было только то, что абсолютно все сооружения стояли на сваях, и приятно удивляла чистота улиц. На полках в магазинах были обычные товары, все то же, что и в магазинах других русских городов. В хозяйственном отделе на него обратил внимание мужчина. На вид ему было пятьдесят пять, шестьдесят лет. Он подошел к Грине и попросил помощи.

– Дефицитный товар приобрел, – пояснил он, – редко привозят такие эксклюзивы. Вот и набрал целый куль. А донести до дома один не смогу. Помог бы, сынок?

Гриня увидел перед собой человека с обликом матерого волка, многое повидавшего в жизни. Он был суетлив и неспокоен, словно торопился куда-то. Его лицо, усыпанное ямками, было землистого цвета.

– Далеко ли живешь, старина? – поинтересовался Рубахин.

– Нет, рядом совсем. Через улицу, – заторопился старик объяснить, голосом роняя нотки надежды.

– Знакомство с местным населением мне не повредит, – согласился Гриня. – Бери с другого конца и вперед, – первым проявил инициативу Рубахин, взяв куль. Старик обрадовался и подхватил куль с другой стороны. Всю дорогу старик без умолку трещал, как жук в коробке, но Гриня его не слушал. Он был занят своими мыслями. Дошли действительно быстро. Старик предложил зайти в гости, Гриня не отказался, ему было все безразлично и в то же время любопытно.

– Как имя-то? – спросил старик.

– Гриня, – ответил Рубахин.

– А меня Николай Федорович зовут. А это баба моя, Софья Ильинична, – кивнул он головою на открывавшую дверь женщину. – Тридцать лет уж как вместе, – то ли с восхищением, то ли с сожалением пояснил он.

Раздобревшее тело Софья Ильинична носила на нестандартно тонких ногах и тоже своим не спокойствием создавала суету. Волосы на затылке были собраны в шишку по моде ее молодости. Она навряд ли могла вызвать интерес в ком-то, но по привычке прошлых лет пыталась кокетничать.

Когда прошли в единственную комнату, старик развязал мешок и вынул несколько пол-литровых емкостей с синей жидкостью.

– Что это? И зачем столько? – удивился Гриня, с подозрением глянув на содержимое.

– Стеклоочиститель! – произнес Федорович так, словно перед ним стоял французский коньяк «Наполеон», – сейчас мы его приладим к употреблению.

Он достал из-под дивана кусок металлической трубы, диаметром сантиметров десять. С одной стороны набил ее ватой, поверх которой насыпал активированный уголь, и дал держать это сооружение над трехлитровой банкой гостю. А сам, открывая бутылки, стал выливать жидкость в верхнее отверстие, дабы пропустить сквозь фильтр. Гриня глянул на него так, как будто старик сделал сенсационное открытие.

– Труба нагревается! – сказал он.

– Хорошо! – довольничал дед. – А с другой стороны видал, какая чистенькая вытекает? Вливалась жидкость синего цвета, а вытекла с другой стороны прозрачная, как слеза.

– Надо запомнить, – неожиданно для себя сказал Рубахин, – может пригодится.

– В магазине-то коньяк да шампанское по бутылке на месяц, – словно не услышав его, говорил Николай Федорович, – вот и выдумываем сами горячительные напитки. Сейчас закончим, да я Саньке, попу, позвоню. Он в местном ансамбле по выходным дням играет. Пусть придет, порадует нас.

Банка быстро наполнилась. После хозяин набрал номер гитариста и пригласил в гости. Затем поставил напиток на стол и вновь обратился к гостю.

– А ты не местный, видать?

– Видать, не местный, – улыбнулся Гриня, испытывая в своей душе неведомое доселе состояние.

Софья поставила закуску на стол.

– Салат по-колымски, – объявила она, сделав ударение на «колымский».

– Как это, по-колымски? – полюбопытствовал Гриня, услышав название неизвестного блюда.

Хозяйка обрадовалась, что хоть кто-то проявил интерес к ее кулинарным рецептам, и разъяснила, как его можно приготовить.

– Этот салат от всех остальных отличается тем, что все компоненты используются консервированные. Понимаешь? – посмотрела она на Рубахина. Он кивнул головой в знак согласия. – В общем, – продолжала Софья Ильинична, – открываем банки с овощами: помидоры, огурцы, перец – все, что имеется в наличии. Мелко их шинкуем. Картошка у нас в основном сухая, и ее главное не переварить. Нарезаем ее кубиками, берем сухой лук, долго замачивать его не обязательно. Добавляем маринованный зеленый горошек. Все перемешиваем и заправляем подсолнечным маслом, к столу подавать желательно в глубокой посуде.

– Ну, все, хватит, – остановил ее Федорович, – садимся! – вдохновенно произнес он и прямо из банки наполнил

три рюмки.

– За нашу многострадальную землю! – произнес он тост и, никого не дождавшись, опустошил свою тару.

У Софьи рука подрагивала, отчего жидкость плескалась по бортам рюмки и капала на стол. Это говорило о том, что подобные напитки старики употребляли часто. Гриня попробовал глоточек. «Вроде бы ничего. Годно к употреблению», – подумал он про себя, осушил рюмку до дна и закусил калымским салатом. «Вроде бы съедобно» подумал он про себя.

– Хороший замес! – делая акцент на букву «р» и «о» в слове «хороший», произнес Николай.

Гриня мимикой лица и несколькими кивками головы согласился. Закусив салатом, хозяин предложил повторить, после чего сразу же поступило еще одно предложение. Гриня почувствовал, как его накрыла легкая синяя волна. На душе посветлело и повеселело. Раздался звонок в дверь, хозяин направился открывать.

– Вот и артист наш прибыл! – искренне обрадовался он.

Худощавый молодой якут держал в руках концертную гитару. Его глаза были чуть шире обычных якутских. Смоляной черный волос закрывал уши. Классический костюм. темно-серого цвета, вернее всего изготовленный по заказу, сидел на нем великолепно.

– Проходи, Санек! – протянул старик обе руки для приветствия. – Оштрафуешься, да споем.

Застолье набирало обороты. С каждой выпитой рюмкой в комнате становилось шумнее и веселее. Дойдя до необходимого уровня, Санек взял в руки гитару и брякнул по струнам. Компания приготовилась слушать. Прозвучала первая песня, за ней вторая, третья. После каждой звучавшей песни Федорович просил спеть еще.

– А ты эту-то, Санек, знаешь? – не давал он отдохнуть пальцам гитариста. – «За занавесками-то они спрятались,

он ей на час жених, она ему на час невеста…»

Санек играл и пел без остановки.

– Вот еще! «Жакет мать ему подарила на шестнадцатый день рождения»?

И вновь звучала песня. И вновь стаканы наполнялись «живительной водой». Только уже не до краев, а на палец. Чисто символически, для поддержания настроения. В коридоре прозвенел звонок, Софья Ильинична отправилась поглядеть, кто пришел.

– Гриня! – крикнула она от двери. – Тебя спрашивают.

Гриня вышел из-за стола, прошел на зов хозяйки и увидел на лестничной площадке молодого человека примерно одного с ним возраста. Тот был в спортивном костюме и домашних тапочках. Бледен, ресницы короткие, глаза серые, высоко поднятые брови, что придавало лицу удивленное выражение. С первого взгляда было понятно, что это человек слабохарактерный, не способный на героические поступки. «Ни дать, ни взять», – подумал про себя Гриня.

– Привет! – произнес парень с неприсущей его возрасту застенчивостью.

– Привет! – отозвался Гриня, не понимая, зачем этот незнакомец хочет его видеть.

– Я живу по соседству, за стенкой, – стал объяснять парень, – услышал ваше веселье и решил к вам присоединиться. Конечно, если вы будете не против. Софья Ильинична рассказала, что ты виновник торжества и что вначале необходимо спросить у тебя.

Гриня осмотрел его изучающе с ног до головы. Затем пояснил:

– Мы суррогат пьем.

– У меня есть бутылка сухого вина, но это не важно, – натянуто улыбнулся сосед, словно пытаясь сгладить разговор и не вызвать в незнакомом человеке гнев или отказ. – Я мало выпиваю, – объяснил он на всякий случай, – а приятно провести время не откажусь.

– Ладно, – помолчав с минуту, согласился Рубахин. – Бери с собой «сухарь» и присоединяйся. Пей его сам. Как раз на весь вечер растянешь.

Паренька звали Борис Евсеев. Работал он в аэропорту авиатехником и в дополнение подрабатывал в «Калымторге». Он был поклонником творчества Владимира Высоцкого. Именно звуки гитары заставили молодого человека сделать этот нелегкий для его натуры шаг. Несколько месяцев назад, находясь в отпуске, он решил посетить могилу кумира. Столица встретила его неприветливо: Борис стал легкой добычей для местных аферистов. После этой встречи ему пришлось устроиться на вторую работу, чтобы заработать денег и вернуть долг, в который он влез, чтоб вернуться домой. Сегодня у него был выходной, что случалось крайне редко.

Гулянка продолжалась. Однако Борис чувствовал себя неуютно и скованно, было заметно, что такое времяпровождение для него непривычно.

– Ты один живешь? – спросил его Гриня после того, как они познакомились.

– Да, один. Отец работал в райкоме партии. За добросовестное отношение к труду его повысили в должности и перевели в Якутск. Они с мамой уехали. Государственную квартиру забрали местные власти. А мне взамен выделили двухкомнатную квартиру по соседству с Николаем Федоровичем.

Пока Борис рассказывал о себе, Гриню посетила восхитительная идея. Когда он замолчал, Рубахин задал ему вопрос:

– Может, я потесню тебя немного?

– Как потеснишь? – забеспокоился и насторожился Евсеев.

– Поживу какое-то время у тебя, – спокойным голосом сообщил Гриня.

«Не спугнуть бы птичку», – подумал он про себя и решил объяснить причину появившегося желания жить у него.

– Сам я издалека приехал, поселился у дяди. А он и его супруга люди интеллигентные. Мне почему-то с ними постоянно не в ногу.

Борис некоторое время посомневался и дал согласие.

– Я не против, – процедил он сквозь зубы, одновременно размышляя как может сложиться их совместная жизнь. «Ведь я его совсем не знаю», – думал парень. Он был не рад такому соседству, потому что боялся, что гость может нарушить его личную свободу и вторгнуться во внутренний мир, в котором он в одиночестве чувствовал себя уверенно и уютно. Но из-за своей нерешительности Борис не смог отказать. Он мучился и корил себя за слабость. Настроение его резко испортилось. Гриня заметил потухшие глаза собеседника и понял причину перемены в нем. На какой-то миг он тоже почувствовал себя скверно. Но мгновенно отогнав эти мысли, он по-дружески опустил свою руку Борису на плечо:

– Расслабься, старик, – сказал он веселым голосом, – все в наших руках. Что не так пойдет, не молчи, дай знать, и я в тот же миг съеду.

– Нет, нет, ничего, – засуетился Борис, – я не против! – спешил он оправдать свое испортившееся настроение. – Мне понравилось твое предложение, – слукавил он и вновь, как будто стесняясь или боясь чего-то, натянуто улыбнулся. Такие улыбки бывают у тех, кто хочет скрыть свои истинные чувства. Но эмоции сильнее, и поэтому улыбка получается заметно искусственной.

Стены квартиры сотрясались до поздней ночи. В первом часу Гриня и Борис покинули гостеприимных хозяев. Долго прощались на пороге. Федорович лез обниматься и благодарить за компанию. Когда вошли в квартиру Евсеева, Рубахин почувствовал себя невероятно спокойно. Обе комнаты были обставлены со вкусом и чисто убраны. В гостиной возле стереопроигрывателя лежала стопка грампластинок с песнями Владимира Высоцкого и Марины Влади. На стене висел огромный плакат с изображением певца. Фанатизм захватывает человека, и в целом жизненного развития он не имеет. Подобные люди ограниченны и очень редко могут вызвать интерес в ком-то. Даже по пустякам они ранимы и обидчивы. Чтобы расположить к себе подобную личность, необходимо словить с ним одну волну. Если он о чем-то говорит, то надо его поддерживать, делать вид, что это интересно, кивая удовлетворительно головой. Поощрять его высокую культуру и привязанность к кумиру. Это его вдохновит и расположит. При необходимости он придет на помощь, даже если это будет касаться личных потерь и ущербов, дабы не упасть лицом в грязь перед человеком, ценящим его интересы. Как мало такому человеку надо. Всего лишь чуточку внимания и понимания, и можно им полностью владеть. Он словно женщина, слабое существо, предпочитающее одиночество и нуждающееся в опеке. Если, конечно, она искренна и благодарна. По всему такой мужчина имеет женское начало. К женщине он, если такова встречается, относится с наивной сыновней нежностью и постоянно ждет он от нее материнского внимания.

– Спать будешь в этой комнате, – сказал Борис, – вот здесь! – показал он рукой на диван в гостиной.

Чтобы узнать друг друга получше, решили еще пообщаться.

– Приехав в колымские места, я воплотил в жизнь свою давнюю мечту, – объяснил свое появление Гриня. – На сколько затянется мой визит, конкретно не могу сказать.

– А мои дни в единственной Зырянки скучны и однообразны, – говорил Борис, глядя на ковер, застилающий пол. – Из дома на работу, с работы домой. Вот так, как ты, спонтанно, все бросить и уехать неведомо куда я бы не смог.

– Может, тебе выйти из фантастического мира, что ты создал внутри себя, и посмотреть на реальную жизнь? На жизнь, какая она в действительности.

– В этом есть правда, – неожиданно для себя самого согласился Борис, – последнее время я слишком замкнут. До сих пор не могу понять, как решился позвонить соседям, – он говорил, а сам недоумевал, что его расположило к откровенности? Почему он такой раскованный? Видимо, Гриня оказывал на него положительное влияние. – Мой отец, Александр Евсеев, – продолжал Борис, – как и ты, человек рискованный, но его жизненная история совсем другая. Он очень уважаемый и почитаемый человек. Когда он находился в Магадане, познакомился с Вадимом Козиным.

– Кто это? – проявил интерес Гриня.

– Эстрадная звезда сороковых-пятидесятых годов, – пояснил Борис, глянув на Гриню так, словно он только что свалился с неба. Дескать, ты что, Вадима Козина не знаешь?! –В Магадан был сослан за антисоветчину. Он подарил отцу целую бобину своих песен под собственный аккомпанемент, то ли рояль, то ли пианино. Короче, я сейчас включу, послушаешь.

В соседней комнате на шифоньере пылился катушечный магнитофон. Борис его достал, поставил хваленую пленку и негромко включил. С колонок раздался голос Вадима Козина. Звучали в основном романсы. Прослушав пленку до конца, легли спать.

Дни в стремительном ритме неслись вперед. Рубахин много ездил по ближайшим районам, знакомился с колымскими достопримечательностями. Деньги добывал мелкими махинациями. Люди на Севере доверчивы и это играло ему сопутствием. В конце каждой недели он посещал дом культуры и отдыха. В пятницу проходили вечера для тех, кому за тридцать. Правда, Грине еще далеко было до тридцати. Присутствовали на этих вечерах не только одинокие дамы, но и жены навигаторов, капитанов, старпомов, механиков, рулевых мотористов. И Гриня обязательно приводил двух женщин домой. Одну себе, другую Борису.

В субботу и в воскресенье были и дискотеки для молодежи. Однако приходила не только молодежь. Например, были там и семейные пары лет по сорок, а то и больше, вместе со своими детьми, всей семьей «провожали» прошедшую неделю. Здесь же работал бар, и в нем можно было приобрести любые напитки: от сока и кофе, до пива и коньяка. Последнее, правда, в ограниченных количествах. В конце восьмидесятых годов двадцатого столетия велась активная борьба с алкоголизмом. Те, кто без горячительного напитка чувствовали себя неуютно, в то время употребляли все, что горит и булькает.

Как-то Гриня оказался в поселке Угольный. Ничего примечательного там не было. Однако огромных размеров угольные разрезы, конечно же, его впечатлили. Уголь добывался открытым способом. Белазы, спускающиеся вниз, сверху были еле видны. Добыча угля велась в стремительном темпе. Добытую породу увозили полуприцепами в Зырянский речной порт, перегружали на сухогрузные наливные суда и увозили в порт Зеленый мыс. Там загружались нефтепродуктами и развозили по всем населенным пунктам Колымы. Покачавшись на висячем мосту через реку Зырянка, Рубахин собрался возвращаться. По пути прочитал афишу. «Сегодня в нашем клубе концерт. Выступает артиста эстрады и кино Боб Цымба». На фотографии был негр. «Кто такой?» – задал он себе вопрос и в шесть часов вечера уже находился в кресле концертного зала.

На сцене появилась звезда.

– Здравствуйте, дорогие друзья, – поприветствовал он зрителей. В зале раздались громкие аплодисменты. – Первый вопрос, который вы себе задали, – продолжал он, – не негр ли я случайно? Нет, я русский. – В зале прокатилась волна смеха. – Я родился и вырос в России. Сейчас я вам это докажу. Однажды я находился в Сочи и гулял по морскому берегу. Ко мне подошли люди с красными повязками на рукавах и спросили документы. Я им объяснил, что я русский. Они не поверили. Подумали, что я диверсант и уже настоятельно потребовали показать паспорт. Кроме комсомольского билета у меня при себе ничего не было. Его я им и предъявил. «Точно русский», – сказал молодой человек, возвращая мне билет. – «Взносы не уплачены за полгода». – В зале раздался веселый смех. – В 1982 году я снялся в фильме «Случай в квадрате 36–80», в 1983-м – «Компаньоны», в 1984-м – «Завещание профессора Доуэля». На этом моя киноактерская карьера не закончена и предложения поступают регулярно.