Отзывы о книге Мабуть Естер

Эта книга подняла сложные темы, оставила во мне след. Через что люди проходили, уму непостижимо… Мне понравился и язык, и стиль повествования, читала, о многом думала. Хочется тоже узнать побольше о своих предках, их судьбах.

Начала читать для того, чтобы лучше понять жанр автофикшн. И правда, эта книга яркое его проявления - мысли, воспоминания, размышления. Тянучесть повествования и отсутствие яркой динамики. Подойдет для тех, кто любит не спеша почитать размышления других. 

«Теряешь одну-единственную карту — и ты уже не игрок»

«Кажется Эстер» - книга о семье, где частная история становится зеркалом двадцатого века. Разговор о постпамяти и семейном наследии, о жестокости и необходимости выживать - снова и снова. Катя Петровская следует за своими персонажами, старается сохранить их опыт на бумаге, порой винит себя, что время утрачено.

«Когда умерла Лида, старшая сестра моей матери, я поняла, что означает слово «история». Потребность в знании созрела во мне, я готова была бросить вызов ветряным мельницам воспоминаний, — и вдруг она умерла. Оторопев, я стояла, затаив дыхание, со своими приготовленными вопросами, стояла безмолвно, — будь это комикс, мой воздушный пузырь с текстом изо рта так и остался бы пуст»

Иногда текст извивался, упрямился, читать было трудно -…

Я взяла эту книгу случайно в библиотеке и особых надежд на нее не возлагала. Но такой простой и затрагивающий весь спектр чувств, слог Кати Петровской, полностью погрузил в книгу.

В истории ее семьи есть всё: печаль, боль, надежда, страх и тихая семейная любовь. И поражает то, насколько сильно желание автора исследовать свои корни — несмотря на то, что она давно уехала из родного Киева. И как это знакомо многим из нас! Когда вспышками в голове возникают вопросы: "А откуда у меня такая черта характера?", "Каким был мой дедушка?". Потому что хочется прикоснуться к части прошлого, как к части самого себя.

Это моя не первая книга про Холокост. Больше всех меня поразила книга Эдит Эгер, но у Кати история не только про выживание. Она пишет про тотальную потерянность семейных связей, про какую-то…

Вот эта книга оказалась прям «моя». Я могла бы ее написать, если бы сложилась куча факторов. Но она не сложилась, поэтому я только читатель, но тот самый преданный читатель, который много узнает в тексте, считывает аллюзии (это, конечно, спасибо переводчику, удивительно, как русскоязычный автор написала книгу по-немецки, а по-русски она выглядит настолько «правильно», что будь я на ее месте, я бы не знаю, как благодарила бы переводчика, что он смог так все считать и передать, чтобы я (неизвестная русскоязычная читательница) прочитала и подумала, как же круто написано, в смысле, как будто по-русски. Мне очень интересно, как же немцы читали ее на немецком, как они понимали вот эту «советскость», как они реагировали на то, что наше прошлое состоит во многом из Той войны, что мы в детстве…

Мы росли с 20 миллионами погибших на войне, потом выяснилось, что погибших гораздо больше. Мы избалованы и испорчены числами, изнасилованы привычностью мыслей о насилии, ведь, поняв, осознав такие числа, принимаешь и насилие. Меня охватывает мрак, я не знаю, почему все это звучит столь обычно, буднично, почти скучно.

Катя Петровская, будучи уже достаточно взрослой, начинает задаваться вопросами, кто же они - люди, рядом с которыми она выросла. А кто были их родители и где именно они жили, чем занимались? Если с последним все более-менее понятно - многие поколения семьи были педагогами, работающими с глухими детьми, то все остальное не покрыто мраком, но из памяти уже исчезает. И Катя начинает сбор информации. Как это часто бывает, уже рядом нет людей, назубок знающих все даты рождения,…

Семейное древо людей, живущих на постсоветском пространстве, больше похоже на облетевший по осени клён, чем на утопающую по весне в листве и цветах яблоню. Сплошные прочерки, недомолвки и умолчания. Немота – наше главное наследие, когда речь заходит о прошлом.

Семь поколений родственников Кати Петровской учили говорить глухонемых детей. Пройдя обучение, дети начинали говорить так, будто отсутствие слуха – это вообще не проблема. Проблемой, заставившей замолчать, стала история двадцатого века. О кулаках, белогвардейцах или врагах народа (а также, их родителях, жёнах и детях) лучше ни хорошего, ни плохого. Лучше молчать, как рыба, словно все языки мира вдруг стали неродными.

Однажды, вооружившись билетом на поезд и разговорным немецким, Катя Петровская отправилась в странствие вглубь…

Книга-путешествие по страницам памяти и по местам случившихся трагедий, автофикшн-роман о своих прабабушках и прадедушках, о дедушках и бабушках, о дорогах, связавших Киев, Варшаву, Вену,... Бабий Яр и Освенцим, Берген-Бельзен и Маутхаузен... Девочка с пересечения киевских улиц Энгельса и Карла Либкнехта, ходившая в утопающий розовыми кустами Дворец пионеров, где когда-то располагалось местное НКВД с его пытками и расстрелами на заднем дворе... ⠀ ⠀ История Кати Петровской, выискивающей факты, намёки, подтверждения когда-то услышанному от своих выживших родных, из почти детективных поисков следов предков превращается в историю Европы ХХ века, а её рассказ на немецком языке (на котором и написана книга) становится филологическим экспериментом преодоления истории и трудностей чужого языка…

"а о самом переживании события, о личном опыте и о человеке, который всем своим существом ощущает городские раны, видит город в присутствии времени. Этот опыт дан в языке. В чужом языке."

Кажется, что авторское послесловие "Существовать в переводе" Кати Петровской к роману "Кажется Эстер" наиболее полно рассказывает о нем. Вот одна из главных цитат из книги:

- "В книге всё правда".

И, в первую очередь правда, об истории семьи, которая оказалась в центре трагических событий 20 века.

Писательница выступает в романе рассказчиком, который отправляется в путешествие, чтобы найти для себя ответы об истории своей семьи: "Путешествие начинается на берлинском вокзале и заканчивается в Киеве, у родного дома, и, таким образом, все повествование - своего рода возвращение блудной дочери." Основная…