Вручение 28 сентября 2018 г. — стр. 2

ЖЮРИ:
Ксения Голубович - литератор, аналитик литературы, Председатель жюри
Юрий Арабов - прозаик, поэт, сценарист
Александр Архангельский - литературовед, литературный критик, публицист, телеведущий, писатель
Олег Генисаретский - доктор искусствоведения
Гасан Гусейнов - доктор филологии, переводчик
Кирилл Мартынов - философ, публицист
Анна Наринская - критик
Елена Петровская - философ, антрополог, культуролог
Зинаида Стародубцева - искусствовед
Александр Филиппов - социолог, философ, переводчик

Страна: Россия Место проведения: Электротеатр «Станиславский», город Москва Дата проведения: 28 сентября 2018 г.

Литературная премия имени Александра Пятигорского

Наталья Громова 4.4
Ольга Берггольц (1910-1975) — поэт, лауреат Сталинской премии, «блокадная мадонна», символ Ленинграда, автор «Февральского дневника», «Ленинградской поэмы» и автобиографической книги «Дневные звёзды»... Это строки из официальной биографии.

И в то же время — первая жена поэта Бориса Корнилова, расстрелянного в 1938 году; сама пережившая арест и исключение из партии, мать, потерявшая двоих дочерей, автор потаенных дневников, голос блокадного Ленинграда.

Новая книга Натальи Громовой — опыт прочтения судьбы Ольги Берггольц, основанный на дневниках и документальных материалах из личного архива поэта. Рассказ о мучительных попытках преодолеть в себе свое время: из советского поэта стать просто Поэтом, из советского человека просто Человеком.
Валерий Дымшиц 4.4
Путевой дневник известного переводчика с идиша и исследователя культуры евреев Восточной Европы Валерия Дымшица. Классические достопримечательности Венеции отсвечивают новыми гранями в контексте химии, биологии (автор по образованию генетик) и даже... собирания грибов.
Михаил Зыгарь 4.5
Революции не происходят неожиданно, империи не гибнут ни с того ни с сего. Главный урок, который мы можем вынести из революции 1917 года, — понимание того, почему император и его окружение в обстановке, которая требовала кардинальных внутренних реформ, не только на эти реформы не решились, но, наоборот, всеми силами пытались повернуть развитие страны вспять, усиливая опору на «традиционные ценности», православие и армию.

Глава за главой, через живые истории людей, в книге «Империя должна умереть» Михаил Зыгарь показывает, как империя неуклонно движется к катастрофе и почему ничто не может ее спасти.

Главный герой этой книги — российское гражданское общество. Оно зарождается в первые годы ХХ века, развивается на глазах у читателя и на его же глазах исчезает вскоре после 1917 года. Узнавая хронику событий столетней давности, читатель может понять, что происходит сегодня, и попробовать заглянуть в будущее.
Татьяна Касаткина 5.0
Книга посвящена проблеме авторской позиции в произведениях Ф.М.Достоевского, анализу структуры образа и ее функций в его текстах. Описывается двусоставный образ Достоевского, скрывающий под современным обликом вечный лик, и - главное - конкретные средства и пути создания такого образа. Двусоставный образ одновременно служит средством ориентации в современности и способом воспринимать базовые тексты европейской и русской культуры - Ветхий Завет и Евангелие - без эстетической отстраненности, этически и эмоционально сопричастно, как описание происходящего в данную минуту.
Анализ структуры слова персонажа и повествователя, анализ образа, создаваемого Достоевским, позволяет выявить те места, где обнаруживается авторская позиция, не выраженная в прямом дискурсе.
Владимир Кантор 3.0
В книге предпринята попытка демифологизации одного из крупнейших мыслителей России, пожалуй, с самой трагической судьбой. Власть подарила ему 20 лет Сибири вдали не только от книг и литературной жизни, но вдали от просто развитых людей. Из реформатора и постепеновца, блистательного мыслителя, вернувшего России идеи христианства, в обличье современного ему позитивизма, что мало кем было увидено, литератора, вызвавшего к жизни в России идеологический роман, по мысли Бахтина, человека, ни разу не унизившегося до просьб о помиловании, с невероятным чувством личного достоинства (а это неприемлемо при любом автократическом режиме), - власть создала фантом революционера, что способствовало развитию тех сил, против которых выступал Чернышевский. Бесы заняли место реформатора (используя его нравственный капитал невинно загубленного человека). "В одной этой действительно замечательной биографии мы подошли к Древу Жизни, - писал Василий Розанов, - но - взяли да и срубили его". Слишком долго его имя окормляло его противников. Пора увидеть носителя этого имени в его подлинности, расколдовав фантом, который подарила ему злая судьба. По мере сил автор попытался это сделать.
Сергей Кузнецов 3.9
В новом романе более ста героев и десяти мест действия: викторианская Англия, Шанхай 1930-х, Париж 1968-го, Калифорния 1990-х, современная Россия… В этом калейдоскопе любая глава — только часть общего фрагментарного узора, а любое действующее лицо — лишь отражение во множестве зеркал. Они перемешиваются как стеклышки в оптической игрушке, но как всегда у Кузнецова, крепко связаны в одну историю мастерским повествованием.
Виктор Лапицкий 3.5
Это новый роман известного переводчика, философа, знатока французской литературы.

Уведомление редакции
Эту книгу мы пытались издать двадцать лет, и три предыдущие попытки были неудачными. Вселенная не хочет, чтобы написанный в 80-е годы прошлого века роман был напечатан. Текст Виктора Лапицкого опередил свое время, и время сопротивляется его выходу в свет. Если бы книга была напечатана в 1988-м, то арсенал русской прозы пополнился бы ранее не известными ей техниками и приемами письма, новыми формами и содержанием. «Пришед на пустошь» - это мост над бездной, разделяющей провинциальный русский роман и передовые европейские поиски. Даже сегодня, спустя тридцать лет после написания, книга Лапицкого – это абсолютно актуальный текст, роман-лабиринт, выход из которого найдет далеко не каждый читатель.
Модест Колеров 0.0
В книгу вошли очерки: "Большой стиль Сталина: Gresamtkunstwerk als Industrieplast", "Фихте, Лист, Витте, Сталин: изолированное государство, протекционизм, первоначальное социалистическое накопление и "социализм в одной стране", "Европейские предпосылки сталинизма: индустриализм, биополитика и тотальная война" и др.

«Почти тридцатилетняя моя научная работа неожиданно соединила мои занятия историей русской общественной мысли 1890—1920-х годов, бюрократической историей принудительного труда и практикой постсоветских этнократий и национализмов. В их проекции обнаружилась неотделимая связь традиционного, доктринального и возможного, острый скелет которой проступает через любую политическую риторику. О ландшафте и языке исторической борьбы сталинского коммунизма — мои очерки».
Согласно неожиданной, если не парадоксальной точке зрения автора этой книги, «Сталин – родная и естественная часть западного Модерна, его продолжение. Нет ни одного инструмента сталинской власти, который не был выработан еще до Сталина колониальным, империалистическим, технократическим и социалистическим Западом. Маркс дал революционерам метод, глубоко интегрированный в Модерн. Ленин превратил этот метод в язык немедленной революции. Правящий Сталин вернул этот язык в ландшафт большой истории России».
Соответственно, настоящее издание «исследует унаследованный и созданный мир, который открывался в сознании создателей сталинского коммунизма. Особенно – тот мир, который руководил ими – независимо от внешней истории – внутри, часто в подкладке партийной и доктринальной риторики и лексики марксизма-коммунизма, заставляя на практике подвергать их радикальной ревизии и подмене, меняя смысл и даже сам язык своей идеократической власти. Этот метаязык, язык описания общества, сложившийся в России к началу ХХ века, методом проб и ошибок выстроил целостный ландшафт политического языка. Как метаязык, “внутренний язык” описывал, то есть формировал, непосредственно картину мира, доктрины и образы в сознании русских революционеров, пришедших к высшей власти в 1910–1930-е годы».
Александр Маркин 4.0
В дневниках Александра Маркина поиск «подлинного» превращается в летопись «дегенеративного мира».
Александр Житенёв

Дневники Михаила Кузмина увидели свет спустя годы после его смерти, а Александр Маркин публикует уже третий том дневника, сразу принесшего ему известность у широкой публики. Но когда читаешь его записи, невольно ловишь себя на мысли, что они тоже принадлежат гениальному поэту, который, правда, тщательно скрывает свои стихи от посторонних глаз, а, возможно, и вовсе их уничтожает. И это, пожалуй, единственно верная стратегия поведения русского автора в наши дни: литература в России умерла сто лет назад, осталось только узнать детали и обстоятельства повседневного бытия случайно уцелевших ее творцов.
Маруся Климова

Сегодня мы можем убедиться в удивительной прогностической силе маркинских текстов. Его утонченные интроспекции становятся анализом тотальной поднадзорности общества, а ироничная каталогизация фобий и страстей оборачивается критикой позднего путинизма.
Сolta.ru

Лимонов и Могутин отдаются неграм, а Маркин – всецело – своему влечению к смерти.
Светлана Минетова
1 2 3 4