Рецензии

Вся наша взрослая жизнь прошла при власти, которая не имела к нам никакого отношения, и двадцать три года казались единой безнадежной текучей массой, откуда не вышло ничего удачного в смысле политики. Мы ощущали такую досаду, словно у нас украли часть юности.

Анни Эрно, литературный Нобель нынешнего года и тот случай, когда к академикам испытываешь благодарность: если бы не их выбор, не узнала бы этой писательницы и этой книги. Одна из особенностей Эрно-писателя малый объем произведений, она не из тех, кто пакует сокровища своей мудрости в тысячестраничные кирпичи. В современности все больше тяготеюще к скроллингу и клиповости, у книги, на которую потратишь вечер, больше шансов быть прочитанной, чем у толстого романа.

"Годы" возьмут примерно столько по времени и написаны так, что чтение, вправду, похоже на просмотр ленты соцсети: проматываешь, погружаешься в текст как в ролик, оказываясь среди вещей, предметов, имен, идей, предрассудков, эмоций, чувств, обязанностей, привилегий одного кусочка реальности. Проматываешь дальше и картина вокруг полностью меняется. Малый объем отдельного фрагмента Эрно умеет максимально плотно наполнить значимым содержанием, соединяя историю прогресса, политику, культуру с этапами жизни женщины.

Книга выстроена в тесной привязке к визуальному ряду, каждый этап предваряет описание фотографии из семейного архива: маленькая девочка, подросток, девушка, юная женщина, молодая жена и мать, мама сыновей подростков, профессионал на грани развода, свободная женщина в новом мучительном романе, синдром опустевшего гнезда, бабушка и опять деструктивные отношения с мужчиной, разрыв и новые отношения, на сей раз конструктивные. Об этом фоном. это не заслоняет собой мира и того, что в нем происходит.

Собственно история в ее предметном наполнении и есть содержание. Вторая половина XX и первое десятилетие XXI века, промежуток времени от примерно 1946 года. когда Анни начинает осознавать себя более-менее внятно, до 2008, в котором книга вышла в свет. Обычная жизнь девочки из нижнего слоя среднего класса, у родителей была своя небольшая торговля в маленьком городке. Вот так одевались, это ели в повседневной жизни, то на праздник, такие разговоры велись в застольях, такие песни пели, такие присказки были, этим восхищались, то презирали и осуждали, так обращались с детьми, так лечились.

Время сдвигается, на следующем фото уже не милая пухлая детка, а девочка. которая хочет быть похожей на кинозвезду и безотчетно копирует позу с обложки журнала. Так общались в школе, четкое разделение класса на три не пересекающихся подмножества: богачки, изгои, середняки. Интересно. что об аспекте классово-кланового разделения с самого раннего этапа взросления практически никто не говорит как Эрно. У большинства тех, кто пишет о школе класс нечто монолитное. У нее четко: были девочки, которые вне школы не взглянули бы на тебя, были такие, которых ты сама не сочла бы достойными разговора. И внезапным узнаванием окатывает: на самом деле так, в любой группе из трех десятков человек общаешься максимум с десятью.

Время идет, девочка взрослеет, вот групповое фото старших школьниц, по спокойной сдержанности героини нипочем не догадаешься, что больше всего на свете ее беспокоит задержка месячных. Дальше: Париж, студентка, роман с будущим мужем, технический прогресс все настойчивее вторгается в повседневность, пылесос, холодильник с морозильной камерой, мечты о малолитражке. Первенец, ежедневные заботы о семье, и вот уже родители с их советами о ребенке и приемах экономии не кажутся такими безнадежно отсталыми.

Политические события, не затрагивая напрямую, не воспринимаются по-настоящему значимыми. Вот война за независимость в Алжире, поди-разбери что там реально происходит. Надо бы скорее подавить бандитов, которые все затеяли. Внезапно Алжир уже не наш, и "черноногие" (французские колонисты) возвращаются, а с ними и за ними волна мигрантов-арабов, лояльных прежнему правительству, которым при новой власти грозит смерть. Странно, но они похоже готовы делать самую непрестижную низкооплачиваемую работу - пусть будут.

А потом май 68-го, героине в это время уже к тридцати,семья, работа, двое детей, мечта об отпуске в Испании (там все дешевле). Что? Какие студенческие волнения? После, когда волна докатывается до их провинции, охватывает всю страну - да, мы тоже не выйдем на работу. И вот этот момент: после будут вспоминать май 68 так, словно сами были на баррикадах, временная дистанция искажает восприятия, но на самом деле было вот так.

Так со всем: слушали, читали то и то, ездили отдыхать туда, покупали в семью это. Вот таким прорывом оказался телевизор, давший зрелища всем членам семьи и вернувший мужчин в дом. А так воспринимали политиков: де Голль, Помпиду, Ширак, Жоскар дЭстен, Митерран, Саркози. Индокитай, Мао, Карибский кризис (красавец Кеннеди-мужлан Хрущев), войну во Вьетнаме, Чили, Перестройку, площадь Тяньаньмэнь, Чернобыль, 11 сентября, компьютер, мобильный телефон, интернет.

До предела насыщенный, видимый, слышимый, осязаемый предметный мир, в котором рассказчица занимает не меньше, и не больше места, чем все остальное. Равнозначность человека и истории, органичная встроенность женщины в реальность, которая может казаться равнодушной и враждебной, но их принадлежность друг другу несомненна.

Книга построена от обратного. Сначала ты вчитываешься, не очень понимая, что именно перед тобой, ищешь определение, какое-то название, знакомые маркеры жанра и направления. В конце концов, определяешь текст как «мемуары». Потом читаешь и постоянно спотыкаешься на авторское «мы» и «она». Да, конечно, никто не запрещает рассказывать о себе в третьем лице, но здесь очевидно нечто другое… Здесь речь идет об обобщении, о целом поколении, о некоем срезе социального слоя, определенного территориального, национального и экономического характера. И тем не менее, что же это за «мы» такое? Нельзя обобщать и говорить за всех, ведь для человека другого дохода, жителя более крупного города или просто другого департамента, родом из другой семьи, воспоминания будут совершенно другие!

И вот читаешь, пытаешься фильтровать это «мы», внутренне напоминая себе о том, что это лишь частный взгляд, добираешься до самого конца и тут получаешь объяснение. Так и хочется написать «наконец-то», но это не верно, потому что здесь Анни Эрно верна себе. Она всегда так пишет, ей важно объяснить и рассказать в каких обстоятельствах зародился замысел книги, что именно о создавала и о чем это вообще. И все это она пишет в самом конце произведения, уже в который раз. И я читаю, и понимаю, что «Годы», это вовсе не мемуары, не частные заметки, а именно то, на что претендует это «плохое» мы – это попытка объяснить общее, настроения и устремления, идеалы и ценности отдельно взятого поколения и общества в целом. А некая «она», просто удобный механизм, чтобы было максимально наглядно продемонстрировано, как меняется физика этого поколения. Как подрастают, взрослеют, стареют эти люди.

И тогда становится ясно, что такого жанра еще не придумали. Не подходит сюда ни одно определение и ни одно клише. Это новая форма. Самобытная и уникальная.

«Интуитивно будущая форма этой книги приходит из другого ощущения – того, что она испытывает, когда отталкивается от картинки, зафиксированной воспоминанием, – послевоенная больничная палата, она вместе с другими детьми, которым тоже удалили миндалины, или она в автобусе, который едет в Париж в июле 1968-го года, – отталкивается и словно бы вливается в неделимую общность целого, откуда усилием критического разума потом удается вычленить один за другим элементы конструкции, обычаи, жесты, слова и т.д. Крошечный момент прошлого укрупняется и выводит на зыбкий, но тонально однородный пласт года или нескольких лет. И тогда приходит глубокая, почти невыносимая радость – отдельная картина ее личного воспоминания такой радости не вызывает – ощущение мощной человеческой общности, включающей в себя и ее разум, и все ее существо»

Вот чувствуется, да, что автор философ по образованию, да?

Итак, перед нами необыкновенная книга, попытка описать коллективную память через призму отдельно взятой жизни. И вот процесс запущен и набирает обороты. Анни Эрно родилась в 1940 году (1 сентября) и постепенно, начиная с самых ранних воспоминаний, он описывает жизнь французского общества. Это в самом деле, нечто странное. Как говорили, как ходили, о чем рассуждали за столом. О чем мечтали и на что надеялись. Какие фильмы были популярны, а какие запрещали. Какую музыку слушали, кто в то время управлял страной и что об этом думали обыватели. С кем вела войну Франция и что это значило для их маленького мира обычной провинции… Временной разбег огромен для столь масштабной цели. Анни Эрно заканчивает 2010-тыми годами. Текст неоднороден, где-то расширяется и описывает отдельные месяцы, где захватывает целые годы, пятилетия и десятилетия. И на самом деле, помня о возрасте автора, понятно почему она охотнее рассказывает о 60-х, чем о 70 или 80. Это непосредственно связано с ее личной жизнью, замужеством и разводом, воспитанием детей, переездами, отношениями в семье… так что все логично.

Читаешь и удивляешься. О таком вряд ли где-то напишут. Разве что в узкоспециальных исследованиях социологов… Все, что описывает Эрно, по факту свидетельства современников. Реальность, о которой никому и в голову не приходит, записать такое. Это же… ну просто обычная жизнь. Какую жевательную резинку жевали, какой стиральный порошок покупали, какая реклама крутилась по телевизору и т.д. Но ведь в самом деле, потому и не найдешь в книгах, потому что кажется, что такие мелочи нет смысла писать. Но смысл точно есть. Я не жила в ту эпоху. Моя бабушка 1939 года рождения, и я читала воспоминания Анни Эрно и включала режим восприятия своей бабушки. И не смотря на то, что это другая страна, другой менталитет, но неожиданно я лучше понимала какие-то размышления и слова… Потом, когда Анни Эрно дошла до 70 и 80-х я включила режим моей мамы, которая 1963 года рождения, и это уже было более интересно… Себя же я включила в контекст только в нулевые, и градус интереса сразу повысился. Анни Эрно к тому же не забывает упомянуть о событиях в России. Это очень интересно читать.

Вообще, интересного очень много. Замечать сходства и находить отличия, видеть буквально воочию логику самой политически активной страны ХХ века. При том, что оказывается, сами французы в 80 и 90 годы ощущали поражение и бессилие на политической арене… Поражает, что книга настолько не толерантна, честность на грани грубости. Например, высказывания об эмигрантах. При этом видно, что так Эрно пишет не из желания обижать, а из максимально близкой к реальности речи обывателя.

И да, она рассказывает и о себе. Но мало. Я читала и складывала, добавляла к этой общей картине прочитанные книги «Событие» и «Женщина», понимая теперь, что это одно целое. Одно грандиозное полотно, один текст, который автор создавала всю жизнь…

Поразительная, невообразимая книга. Невероятный замысел. Обнажающая правда…

И сейчас, дочитав, меня мучает только одна мысль -- что некому будет потом написать такую книгу о нашем времени. О нашей стране и наших маркерах. Оказывается, это важно. Это стоит записать… Это часть каждого из нас.

«...чтобы, выуживая воспоминания коллективной памяти из памяти индивидуальной, показать отпущенный человеку масштаб Истории»

«Годы» (Les Années, 2008), Анни Эрно. (рус. изд. Эксмо, 2021)

Текст, написанный уже 70-летней учительницей литературы, ушедшей ранее на пенсию, а в 2022 году удостоенной Нобелевской премии по литературе...

Словно семейный альбом памяти, где авторка в третьем лице о себе и переходя на «мы», говорит о коллективном восприятии произошедшего. О времени как череде вторгающихся в жизнь нововведений, предметов, очередных политических баталий и выборов, войн, встреч и расставаний. Как нанизанные на ось рефлексий и осознаний картинки, эпизоды, внутренние отклики на внешние условия. В поисках утраченных и вновь обретённых сотен собственных «я», проявленных от первых впечатлений детства до похорон своего чёрно-белого кота и очередного апрельского застолья с уже начавшими лысеть сыновьями.

Анни Эрно пишет автобиографические книги (автофикшн, не всегда о себе, не всегда биографичные). Прочитанная мной открывается эпизодом из мира французской девочки в консервативной и давно ушедшей в прошлое реальности, где бабушки и дедушки с детьми встречаются за ежегодным традиционным пасхальным столом и обсуждают ещё Первую мировую, а потом и Крымскую войну, уходя далеко в глубь, что детям неведомо и незнакомо, но становится частью и их истории, их воспоминаний.

«Ей важно как раз уловить временную протяжённость, соответствующую её пребыванию на земле в данное время, уловить эпоху, проходящую сквозь неё, и тот мир, который она фиксирует просто потому, что живёт в нём»

Так, год за годом, событие за событием, Эрно переплетает свои выуженные из памяти чувства, ощущения, вначале обрывки, а потом и полноценные глубинные отпечатки, оставленные произошедшим в личной жизни, и в жизни общества, Франции, мира... От нависшего над рекой туалета возле родного домика в Лилльбоне, падающих и уплывающих по реке фекалий и бумаги... до появления на экране «какого-то человечка с ледяным взглядом, загадочными амбициями и — в кои-то веки — легкопроизносимой фамилией "Путин", который обещает "мочить чеченцев даже в сортирах».

Перед нами настоящий фотоальбом, хотя и без настоящих фотографий.
Эрно соединяет происходящие в жизни Франции сдвиги, начиная с 1940-х годов и заканчивая серединой 2000-х, но это не зависшие в пространстве какие-то холодные энциклопедические или газетные заметки, это всё живое и прошедшее через жизнь, затронувшее мысли и эмоции, определившее каждый дальнейший этап развития. Консервативная Франция с католическими семейными традициями, запретом на аборт, табу на разговоры о сексе... Детство и юность в глубинке, учёба, начало преподавания в школе... Потом только открывшийся Париж.

От веры в социальную революцию до разочарования в политиках, от эпохи де Голля до эпохи Миттерана и похожего на шута Ширака, от мая 1968 и больших надежд на изменения до массовых забастовок 1995 года, словно возродивших эти былые надежды. Эрно явно симпатизирует левым социалистическим идеям, поддерживает левых политиков, ненавидит семейку Ле Пенов и правых. Она показывает, как трансформируется Франция, как меняется отношение к эмигрантам, как её заселяют выходцы из бывших колоний... Как наступает эпоха потребления и господство гипермаркетов. Личное здесь так тонко, искусно переплетено с общественным, личные фотографии сменяются картинами глобальными.

«В какой-то момент — но когда именно? — мы чего-то не сделали или не помешали сделать другим»

Заботы о своём теле, почти тактильные описания ощущений, взросления, первого сексуального опыта, замужества, рождения детей, желания обособиться, уединиться от всех. Эрно проговаривает всё, что чувствует и не стесняется в выражениях, прослеживая трансформацию самой себя и взгляда на вещи, на людей, на историю. Философия так тонко сплетается с телесностью, идеи соединяются с бытом, мысли — с чувствами.

«Она начала писать роман, где картины прошлого, настоящего, сны и мечты о будущем сменяют друг друга внутри некоего "я", которое похоже на неё, как переводная картинка»

Это история вещей (книг, фильмов, технологий, музыки...), история мысли, взросления и старения, история живая, проходящая через автора в читателя, словно песок времени через узкое пространство из "тогда" в "сейчас".
...И я учусь у Эрно свободе — жить, чувствовать, мыслить открыто, ничего не опасаясь, ни на что не оглядываясь, только доверяя своим эмоциям и внутреннем критерию истинности.

«Они исчезнут все, разом, как исчезли миллионы образов, что хранились в головах у бабушек и дедушек, умерших полвека назад, и у родителей, умерших вслед за ними. Там среди множества других людей, ушедших ещё до нашего рождения, были мы — мальчики и девочки, точно так же, как в нашей памяти сосуществуют наши дети, какими они были в младенчестве, и наши родители или одноклассники. И когда-нибудь мы сами будем соседствовать в памяти наших детей — с внуками и с теми, кто ещё не родился. Память неотступна, как влечение. Она компонует и перетасовывает — мёртвых и живых, реальных людей и выдуманных, историю — с домыслом»

Роман совершенно необычный и неожиданный по своему строению и наполнению. Мы плывём через образы,воспоминания, исторические моменты и события, не имея ничего конкретного перед глазами. Нет имени главных героев, нет по сути самих героев- только образы. Есть догадки - вот автор рассказывает о своих родителях,послевоенном поколении, их интересах, воспоминаниях, укладе жизни, вот появляется сама автор- детство,подросток, студентка, взрослая женщина. Иногда появляется ее внешнее отображение- через фото,но не больше. Почему при этом я пишу,что главного героя нет- потому что это образ среднестатистического человека того периода,той эпохи, очень часто сама Эрно пишет "мы", "они","она", объединяя поколения.

Удивительная летопись истории, как на фоне происходящих в стране и мире событий протекает жизнь обычных людей. Это однозначно роман не для каждого читателя. Я сама продиралась с трудом через некоторые главы, а потом повествование неслось только вперёд.

"За бесстрашие и бесстрастную остроту, с которыми она раскрывает корни, отчужденность и коллективные ограничения личной памяти". В другом переводе острота названа клинической.
Жизнь женщины на фоне истории ее страны и истории мира второй половины ушедшего века. Жизнь как еще один цикл жизни рода - продолжение и повторение или неприятие поступков, традиций, памяти предыдущих поколений и передача этой памяти и традиций детям - поколению следующему.
Личное и социальное переплетены. Разговоры и воспоминания о прошедшей войне в семейных застольях конца сороковых и начала пятидесятых. Европа, разделенная "пополам железной стеной, на Западе - солнце и краски, на Востоке - мрак, холод, снег и советские танки». Алжир. Взросление девочки, строгие до жестокости требования общества к поведению девушки. 1968 - год молодости и надежд. Вьетнам. Замужество. Семья. Сыновья. Работа в колледже. Чили. Книги и их авторы. "ГУЛАГ", данный миру Солженицыным...сеял в умах смятение и омрачал горизонт Революции". Фильмы. Песни. Президенты и выборы. "Войны в мире шли своим чередом". "Горбачев стремительно обесценивался, начинался хаос, потом за несколько часов устранялся благодаря какому-то мужлану с маленькими глазками, который чудесным образом возникал на танке и объявлялся героем свободы..." Развод. Замысел книги, которая должна оставить у читателя впечатление скользящих по лицам пятен света и тени. "Состоявшаяся женщина". Новый мужчина. Югославия, тонущая "в огне и крови". Мир товаров, мир потребления. "Мы становились толстокожими". Наступал 2000 год. "Впереди ничего не было". "На следующий год она выйдет на пенсию". 11 сентября. 1973 - Чили. 2001 - США.
Можно увидеть другое? Можно. В другое время.