Рецензии на книги — Бруно Шульц

«Если б я, утратив пиетет к Создателю, пожелал избрать себе занятием критику творения, я б воскликнул: меньше содержания, больше формы!»

Вот она, западня яркой цитаты! Какого чёрта, спрашивается, с какой такой целью, я вытащила этот извивающийся лозунг из контекста за самый хвост? Он оторвался и бесполезен, только конвульсивно подёргивается на ладони — скоро затихнет, ящерица отрастит себе новый, пуще прежнего. А я с помощью этой обманки не смогу убедить даже саму себя, что таково, мол, авторское кредо, чудесным образом обнажённая суть.

В фантасмагорической автобиографии Бруно Шульца этими словами галлюцинирует — выкликает их, проповедует, шаманит — отец рассказчика-персонажа-автора-героя-Иосифа, вечный склочник-богоборец Иаков. Личность, безусловно, для наблюдения интересная, для…

Эта книга – не просто картина, это нечто большое. Предположите, что Вы являетесь художником, который задался задачей описать жизнь во всей ее целостности, но при этом, чтобы каждый момент времени был максимально детализирован и направлен на зрителя, как если бы сотни, тысячи ласточек собрались в стаю и ринулись чернокипящим клубком в лицо смотрящему, и это было бы так прекрасно, что зритель не отшатнулся бы с немой гримасой страха, а напротив растворился в моменте движения и пропал, и исчез бы в первопричинном восторге. Что Вы выбрали бы в качестве своего холста? Рубероид неба с гвоздями звезд? Большое поле, занесенное снегом? Гладь океана? Все это так зыбко и недолговечно. Я бы выбрал рулон обоев, каждый сантиметр которого я бы покрыл пятнами света и тьмы. Свернутый в виде свитка холст…

Девушка стоит перед полными шкафами с одеждой. Несколько ярких блузочек разбросаны на кровати, джинсы неаккуратной кучей свалены на пол, юбки разных длин и фасонов развешаны на кресле - одна медленно сползает на пол, к туфлям на высокой шпильке и кроссовкам с белой подошвой. А девушка стоит, и слёзы наворачиваются на её глазах. Ей нечего надеть... И я тоже сижу с полной головой мыслей... а сказать мне нечего. Но, как и всякая порядочная девушка, я всё же попробую собраться с мыслями и выбрать из всего их многообразия самые подходящие для сегодняшней Долгой Прогулки.

А причина моей растерянности в том, что рассказы Бруно Шульца сложно оценить словестно, выразить с помощью конкретных предложений то, что автор показал в картинах. В картинах из букв. В начале это воспринимается очень странно.…

Очень необычная книга и довольно сложная для восприятия. Впрочем, для комментария она тоже не проста. Эта книга относится к числу тех произведений, чтение которых требует определенной подготовки, и уж совершенно точно ее нельзя читать ни залпом, ни потому, что надо. Увы. Медленно читать я давным-давно разучилась, а настроения для подобной литературы вряд ли когда-нибудь дождалась бы, поэтому получилось и почти залпом, и точно потому, что надо. О Бруно Шульце еще пару недель назад мне было абсолютно ничего неизвестно, но уже с самых первых строк стало понятно, что написанное принадлежит руке мастера. Даже не так, Мастера! Правда, несмотря на виртуозное владение словом, неоспоримо одно - это больше Мастер кисти и холста, нежели пера и бумаги. Текст невероятно сложный для восприятия. Его…

Как же я понимаю Джонатана Сафрана Фоера, который вырезал из этой книги Бруно Шульца большую часть слов, чтобы между обильными дырками из оставшихся слов составить собственную историю. Прекрасно понимаю, ведь даже мне хочется урвать частицу этих прекрасных словесных оборотов, образов, миражей запихать в карман, сделать их своими хотя бы отчасти, а ведь я не писатель и зависти писательской лишена. А Бруно Шульц звенит и переливается на родном и переведённых языках, значит, знал какой-то секрет... И поживи он подольше, родилось бы не два тощих сборника рассказов, которые по-хорошему, наверное, ближе к одному роману с разрозненными главками, а нечто масштабное и красивое.

То, что Бруно Шульц в первую очередь является художником, чувствуется сразу. Пусть картины его мрачны и даже грузноваты,…

«Дети мои! Не бойтесь тех женщин, которые могут вас убить, всадив нож в спину; бойтесь тех женщин, которые могут вас превратить в растекающийся сладкий сироп по вашей же воле» «Зит» С. Парра, песнь XVII, об отношении полов

Быстренько найдите какой-нибудь красивый пейзаж в Гугле, желательно побольше размером, откройте его на весь экран, на все сорок восемь дюймов вашего жидкокристаллического монстра, и попробуйте описать его максимально подробно словами, настолько полно, чтобы на каждый пиксель было по несколько слов, характеризующих пиксель и создаваемую им пару с другим пикселем. Все цвета, оттенки, фактуру, тени, запахи, мысли, ассоциации и ассоциации на ассоциации. Сделайте это так подробно, как только сможете. После этого сходите прогуляйтесь (свежий воздух навевает хорошие…

Что я надеялась увидеть? Почему-то была уверена, что это такое смешение "В прошлом году в Мариенбаде" (обещанный абсурдизм) и "Дороги на Вэлвилл" (обещанный санаторий). Что я увидела? Говно. Мальчик, старательно выкладывающий из говна и палок нечто, что считает оригинальным. Проблема одна. Каждый может слепить точно такое же, если читал хотя бы двух-трёх абсурдистов. Для этого даже не понадобится очищать от говна новые палки. Нет, ещё одна проблема - говно и палки не тот материал, из которого получается прописк в неведомое. У Шульца чересчур простые образы, чересчур ожидаемые сравнения. Кошмарт у меня прошёл без отмечания (отыграюсь потом), так что отметим рецей оперель. Это будет опера. И санатория. Где санатория? Мне не додали. Я сама всем додам. Даже если вы не просили. Тем более,…

Любители музыки знают, что довольно часто во время турне какой-нибудь супер-группы типа Deep Purple, Led Zeppelin и им подобных перед выступлением сверхгиганта сначала идёт разогревающая часть — обычно какая-нибудь более второразрядная (однако не менее громкая) рок-команда вовсю сотрясает слушательские барабанные перепонки рычанием своих гитар и грохотом ударных установок, приготовляя зрителей к выступлению монстров рока.

Как мне кажется, чтение сборника сборников новелл Шульца вполне могло бы в этом смысле стать хорошим разогревающим чтением перед выходом на первый план автора уровня Эмиля Золя. Почему именно Эмиля Золя? Просто потому, что, как мне показалось по прочтении «Коричных лавок», Шульц подходит к изображению реалий того, о чём он пишет, ровно с таким же тщанием в описании всех…

Часто свои рецензии я начинаю со слов "не знаю, что написать". Так вот, официально заявляю: раньше я знала, что писать, вот об этой книге - не знаю. Вообще, послушав мнения людей об этом авторе, в частности то, что о нем пишут в предисловии, на сайтах, в биографии, я очень воодушевилась. Я практически желала, прочитать поскорее эту книгу, эти сборники. Затем я наискосок пробежалась по рецензиям. И да, мое воодушевление еще больше возросло.

Потом я открыла книгу. Прочтя первые две страницы (электронные), мне тут же захотелось ее закрыть и бежать от нее подальше. Мой мозг отказывался воспринимать слова в подобном сочетании. Мы все привыкли, что для предметов существуют более или менее стандартные определения. Зима холодная, прикосновения нежные. Шульц подбирал очень необычные…

Все, конечно, следует понимать иносказательно... Примечательная особенность моего бытования — то, что я паразитирую на метафорах, позволяю легко увлечь себя первому попавшемуся иносказанию. Таким образом вовлекшись, я потом долго образумливаюсь, медленно прихожу в себя.

Кто он - Бруно Шульц? Художник, писатель, мистификатор? Можно ли рассказать о чём его книги? Мне "Коричные лавки. Санатория под Клепсидрой" показались зарисовками, из которых вырастают картины. В них есть герой (Иосиф), именно он вспоминает истории детства, вспыхивающие яркими красками или тонущие в блеклых туманах, вспархивающие птицами или разбегающиеся тараканами и пауками, звенящие ветром или шепчущие листвой... Есть мать, отец Иаков, Аделя, приказчики - мелькают в сумраке памяти расплывающиеся лица, фигуры, отдельные…

Не поняла я эту книгу, не приняла и не дооценила. Я люблю и писать витиеватые тексты, и читать их, люблю обилие прилагательных, поэтому на протяжении всего чтения, меня терзало непонимание: почему? Ведь это так красиво написано, ведь тут такие изящные прилагательные, обороты речи, текст от них должен получаться кружевным, легким, невесомым, но почему так тяжело было читать? Это не было неторопливое чтение, это было чтение на грани тошноты и отвращения, чтение, будто вязнешь в болоте, в грязной трясине, нечто, мягко красиво обволакивающее, но отталкивающее. И это главная загадка этой книги, она держала меня до самого конца, не была решена при полном прочтении книги и не отпускает до сих пор. Бывали моменты, когда вроде бы просыпался интерес, и я хваталась за него, как за спасительную…

Грань литературного богатства Красивый язык, переливами, как карамелька во рту, как камешки в весело журчащем весеннем ручье, как сверчок в летних сумерках. Много красивых и при этом чётких слов и определений. Картинное великолепие подачи. Очень гармоничное, создающее настроение (хотя и далеко не бодрое) построение предложений. И независимо от текста, от предметов, людей и поступков, автор умеет настоять на том, чтобы мы видели именно его глазами, обобщали с точки зрения его опыта. Красиво вывязанные фразы, разнообразие речевых оборотов, все признаки глубокого проникновения в недра языка налицо. И несомненно книге повезло с переводчиком, блестящее владение языком так просто не передашь. Грань чувственного восприятия Читается на грани ощущений, автору невероятным образом удалось передать…

Читает она этот текст и так, и наоборот, теряя и снова ловя смысл... (Бруно Шульц "Весна")

Первое впечатление спустя буквально несколько страниц - я это уже где-то видела. Не вот именно это, но что-то очень похожее, аналогичное, конвергентное. Чувство, будто встретила давнего знакомца, то слегка отпускало, то еще больше усиливалось. В попытках вербализировать свои ощущения я провела практически всю книгу, и кандидатов в близнецы-братья Бруно Шульца нашлось немало. Во-первых, Исаак Бабель, удивительно напомнил мне его Шульц своим слогом, своим описанием дремотного городка, описанием еврейского быта и еврейской атмосферности. Во-вторых Франц Кафка. Его тень возникла ближе к концу второй части сборника, но там уже кафкианский абсурд правил бал целиком и полностью. В-третьих, Макс Фриш. Не…

Очень странная, необычная и в то же время потрясающая книга. В литературе давно прижился термин «поток сознания», а эту книгу я бы охарактеризовала как «полет фантазии», сознание здесь как раз уходит на второй план. Самые обыденные на первый взгляд вещи и события воспринимаются рассказчиком как что-то совершенно иное, и это иное обладает большой притягательной силой и ты плывешь вместе с героем по реке грез, периодически выныривая на поверхность, вспоминая кто ты и где ты, а потом опять погружаешься в эти странные видения. Но и это еще не все, здесь не только необычное содержание, но и построение предложений тоже весьма своеобразное, да еще и со специфическими словоформами, отчего поначалу читать было непросто, мозг все время спотыкался и пытался переиначить текст на свой лад, но это…

Эта книга представляется мне уникальной по двум причинам. Во-первых, она единственная за флэшмоб, о которой я не то что представления не имел - не слышал даже. Как и о ее авторе. Это позже, изучая биографию Бруно Шульца, был замечен известный задетый эрудицией по касательной факт. Причиной смерти автора считается акция гестапо по отстрелу жителей дрогобычского гетто. Шульц был под неким подобием покровительства у Феликса Ландау, который застрелил дрогобычского зубного врача Лёва, «протежируемого раба» Гюнтера. Последний воспользовался наступлением "черного четверга", чтобы отыграться, "вы убили моего еврея, а я - вашего". Вот о последнем, без уточнения личностей убитых евреев, краем уха и слышал. Вторая причина исключительности - потеря архива писателя. Сохранилось немногое из его…

Если все авторы, которых называют уникальными, уникальны, почему у них столько общего? И какая часть этой уникальности лежит на переводчике? Ибо полностью передать мысли автора сложно. А в сюре это умножается на два. Достаточно взять ту же клепсидру. У Шульца значение этого предмета не только в часах, но и в смерти. Два самостоятельных произведения, но связаны они крепко. Коричные лавки проще для восприятия, Санатория разнообразней. Самое волнующее в Коричных лавках, это метаморфоза образа отца в глазах сына. А вот образ города встречается достаточно часто. Взять тот же город из Стефан Хвин - Гувернантка . Такое же общество (менее красочное), в ожидании перемен. Такая же с ума сводящая барышня (у Шульца правда совпало с гормональным созреванием и весной). Такая же удушающая атмосфера…

Автору удалось сделать невероятное, он создал для нас обширное полотно, на котором, как на картинах Питера Брейгеля Старшего, уместилось множество самых разнообразных сюжетов и вариаций на заданную тему. При этом картина выполнена в формально несочетаемых стилях натюрморта и импрессионизма, так как повествование зыбкое и не имеющее явно различимых черт, но при этом описываемые события уже неотвратимо свершившиеся, застывшие во времени и пространстве. Для книги Бруно Шульца вообще очень характерны пограничные состояния. Причем границы возникают между самыми разными жанрами и стилями. Реализм легко переходит в абсурд, равномерный рассказ становится фантасмагорией, проза поэзией, литература живописью. Непритязательный сюжет таит множество загадок для внимательного читателя, а простота речи…

К сожалению, апрель был просто безумным для меня: отчёты и смена руководства на работе, благодаря чему я разве что не ночевала там; проблемы со здоровьем, неспокойная обстановка на личном фронте, финансовая нестабильность… и как следствие всего вышеперечисленного, дикая утомлённость, благодаря которой три воскресенья из четырёх в этом месяце (кстати, мой единственный выходной день!) я буквально проспала (если верить моему смарт браслету и, естественно, более надёжному источнику – моей маме – спала я по 15-16 часов подряд, практически не шевелясь. Поэтому на чтение времени было катастрофически мало – по два часа в день в метро по дороге на и с работы. Но, поверьте, я выжала максимально возможное из этих драгоценных минут. И было вдвойне обидно тратить это время на недостойные его книги.…

На даче спят. В саду, до пят Подветренном, кипят лохмотья. Как флот в трёхъярусном полете, Деревьев паруса кипят.

Лопатами, как в листопад, Гребут берёзы и осины. На даче спят, укрывши спину, Как только в раннем детстве спят.

Ревёт фагот, гудит набат. На даче спят под шум без плоти, Под ровный шум на ровной ноте, Под ветра яростный надсад. Льёт дождь, он хлынул с час назад. Кипит деревьев парусина. Льёт дождь. На даче спят два сына, Как только в раннем детстве спят.

Я просыпаюсь. Я объят Открывшимся. Я на учёте. Я на земле, где вы живёте, И ваши тополя кипят. Льёт дождь. Да будет так же свят, Как их невинная лавина… Но я уж сплю наполовину, Как только в раннем детстве спят.

Льёт дождь. Я вижу сон: я взят Обратно в ад, где все в комплоте, И женщин в детстве мучат тёти, А в браке дети…

Пару лет назад я столкнулся с Бруно Шульцем в главе "Бруно" романа "См. статью Любовь" Давида Гроссмана. Великолепная сюрреалистическая повесть-притча о духовном поиске и превращении Момика Ноймана. До этого периодически встречал отголоски влияния Шульца в разных местах. Например, Джонатан Сафран Фоер написал свое гипертекстуальное произведение "Дерево кодов" под влиянием "Улицы Крокодильей" из "Коричных лавочек". И, конечно, взявшись за "Могилу для Бориса Давидовича" Данило Киша, я не мог не прочесть наконец-то и Бруно Шульца.

"Трактат о манекенах" объединяет два полуавтобиографических цикла рассказов - "Коричные лавочки" и "Санаторий под Клепсидрой" - и прилегающие к ним истории. Не знаю был ли Морис Бланшо знаком с прозой Шульца, но я бы уверенно поместил творчество последнего между…