Цитаты из книг — Зигмунт Милошевский

История учит, что самозваная власть совершает максимальное количество ошибок и хитрее всех их затушевывает.

Лучше грешить и сожалеть, чем сожалеть, что не грешил. Очередная идиотская народная мудрость, которая хорошо выглядит лишь на бумаге.

— Он был плохим отцом? — Он нас не бил и не требовал, чтобы ему мыли спину, если речь об этом. Кричал тоже немного. Обычный, нудный польский отец. Я его ни ненавидел, ни любил. Может, это шок, но я не могу вызвать в себе никаких чувств после его смерти. Я говорю правду.

— Да простит мне пан прокурор мои слова, но что это, курва сраная, за инсинуации? Что за мысли кружатся в долбаной чиновничьей, плохо оплачиваемой голове, когда вы говорите «близкие отношения»? Я очень прошу, чтобы пан прокурор слово в слово запротоколировал все, о чем мы сейчас говорим. Иначе я не подпишу даже первую…

— Гены, – соврал он. – Я поседел уже в лицее. Меня утешает то, что лучше быть седым, чем лысым. А вам нравится? Она рассмеялась. — Гм. Секси. Может, очень секси. До свиданья, пан прокурор!

Попытки вернуться к старому тщетны. Придумай мы такое возвращение и запиши его на бумаге, нас бы все равно ждало разочарование, потому что возвращение на бумаге — это всего лишь набор фрагментов, неких слов, отдельных красок и кое-каких ощущений. Река времени уносит свои воды безвозвратно.

Он верил, что в начале каждого деяния стоит слово, что слова о ненависти порождают ненависть, о насилии — насилие, а о смерти — смерть. Каждая известная человечеству резня начиналась с говорильни.

— День добрый, пан прокурор! Не хочу огорчать, но сегодня вам не удастся изжарить яичницу, разве что на ужин, – услышал он знакомый голос с напевным русским акцентом на другом конце провода, голос Олега Кузнецова из комендатуры на Волчьей. — Олег, умоляю, не делай этого! — Это не я, пан прокурор, а город вас призывает.

— Пан Хенрик нас покинул. Пожалуйста, не принимайте на свой счет. Не в первый и не в последний раз пациент внезапно отказывается от лечения. Особенно после такого интенсивного сеанса, как вчера. Надеюсь, пережитое подействует и ему станет лучше.

Вместо того чтобы напрячь извилины, мы все время гуглим, считая, что весь мир уже переместился в интернет.

прекрасно знал, как функционируют средства массовой информации — их деятельность заключается в поедании собственной блевотины. Распространение информации происходило настолько стремительно, что времени на поиск первоисточника и его проверку ни у кого не оставалось, вновь появившаяся информация сама по себе становилась…

описывает волну послевоенного антисемитизма, злобу соседей при виде тех, кто уцелел после Катастрофы, ненависть к ним. Мне кажется, поколение послевоенных антисемитов воспитало следующее поколение, а оно — очередное, верящее в жидобольшевизм и мировой еврейский заговор. А взамен ведь ничего не оказалось. Не было…

Он всегда считал профилировщиков своего рода ясновидящими, которые забрасывают следствие таким количеством информации, что некоторая часть этого наверняка подходит. О том, что по дороге были какие-то нестыковки, никто позднее не помнит.

кроме преступления в состоянии аффекта существует еще нечто такое, что можно было бы назвать преступлением в желчи. Оно довольно характерно для того уголка на Земле, который мы, хотим того или нет, называем родиной. Аффект — это внезапный взрыв эмоций, это импульс и слепота, которые упраздняют все наложенные культурой…

от книжных мегамагазинов — те всегда напоминали Шацкому битком набитую тюрьму строгого режима, где книги не проживали, спокойно поджидая читателя, а отбывали срок.

только в Голливуде убийц изображают этакими гениями преступления. В действительности же это лица с нарушенной психикой, для них убийство — наркотик. Оно их жутко возбуждает, и какая уж там театральная стилизация или игра со следователями! Первым делом они основательно планируют преступление, а затем так же основательно…