Константин Пастух – лучшие книги

– Кустуню, а что я тебе хочу сказать! Твой друг приехал! Из Киева! – радостно сообщила мне новость бабушка. – Беги скорей, он уж тебя там, наверное, ждёт – не дождётся.
…Я выскочил на улицу и, в самом деле, увидел друга. Он играл в мяч с девчонкой. Она стояла ко мне спиной, а Миня смотрел прямо на меня. Они бросали друг другу яркий, необычайной красоты, мяч. В калитке стояла Шура, худая, высокая с папиросой в руке – такая непохожая на наших деревенских женщин. Она следила за игрой и время от времени давала Мине советы: как лучше ловить мяч…

…И я в свои восемь лет стал вполне себе самостоятельным пастухом. Первое время я пригонял Галку на привычное место, где мы пасли с дедом – так мне было спокойнее. Освоился я довольно быстро, и очень скоро мне уже не требовалось беспрерывно следить за коровой. Я мог лежать на спине и подолгу следить за плывущими в небе облаками. О! Какое же это чудное занятие! Раскинуться навзничь на душистой зелёной траве и долго, долго смотреть на облака, и тогда они невероятным образом преображаются, будто оживают, наполняются какой – то непостижимой тайной – и зовут, и манят куда – то… И уносят тебя в неведомою даль… в сладкие, детские мечты…

Все парашюты белые,и вдруг распускается в небе, праздничным салютом, оранжевый купол! Прямо над нашим домом! Прямо над нами! Славик кричит: «Папа! Наш папа!» После возгласа брата я понимаю, что это "наш парашют", и подхватываю: «Папа! Наш папа!» Мы с братом несёмся по огороду вслед за оранжевым парашютом. Мы бежим, мы кричим и машем руками, умоляя папу сесть к нам на огород! Мы с братом бежим мимо сада, где у нас вишни и сливы, а посредине яблоня – белый налив. Сразу за садом несёмся по тропе круто вниз – наш огород с горкой! О! Какая – это радость! Куры с испуганным кудахтаньем разлетаются в разные стороны! Серко на цепи во дворе заходится громким лаем, то ли радуется вместе с нами, то ли наоборот: сильно обижается. Ему, наверное, тоже хотелось бы с нами пробежаться, а не сидеть на привязи.

Во время прогулок с собаками я стал наблюдать за птицами в окрестностях Братска, и открыл для себя удивительный мир. Мир пернатых. Мир светлый и радостный. И мне захотелось приоткрыть этот мир для людей. А все благодаря «Птице с двумя клювами».

В молодые годы, когда мы выбирались в тайгу, жена моя Людмила позволяла себе в лесу идти, куда ей только вздумается. А подружкам на работе хвасталась: «Я в тайге потеряться не боюсь, знаю, муж меня всегда найдёт». Находил. Правду сказать, найти её большого труда не составляло, она ведь в тайге всегда при деле. То ягоду берёт, то черемшу, то грибы – некогда ей бегать далеко. Правда, бывало, что и уйдёт подальше в поисках мест побогаче, но не так уж чтобы не найти. Но доводилось мне искать, находить и выводить из тайги и таких, кто по-настоящему терялся. Здесь-то я разного насмотрелся. И слёзы, и голоса сорванные – пытались докричаться, и одежонка рваная – на деревья всё лазят, что-то там высмотреть хотят. И разругаются в пух и прах – виноватых ищут. И таких случаев было немало. Но был у меня один особый случай – когда не я искал, а меня искали.

"Однако мужики наши мощно берут леща прямо у посёлка, да так, что шуба заворачивается. Таки-и- е- е ла-а-пти! – вечером у костра на берегу Братского моря, прихлёбывая горячий чай из железной кружки, делился новостью Володя Инешин. – И, что характерно, леща они ловят в Щучьем заливе!" Сказанное Володей меня заинтересовало. Ему можно верить. Он знает. Он мэр этого самого посёлка. Я решил отправиться по морю на поиски богатого рыбой залива. Все фотографии в тексте и на обложке из личного архива автора.

Я много лет, можно сказать, всю жизнь держал лаек. Охотился. В те времена охотник в Сибири был человеком уважаемым – не то что теперь. И то сказать: сибирский охотник добывал в тайге ценную пушнину, сдавал ее государству. Государство эту самую пушнину продавало на Ленинградском аукционе за валюту. Потому и уважали. Улюшку я взял у знакомого охотника, когда ей только исполнился месяц. Хозяин торопил. Собачонка оказалась смышленой, боевой, но уж очень самостоятельной. Натерпелись мы с ней. Но, не смотря ни на что, Улюшка была нашей любимицей. Да что говорить, ее, шкоду такую, все любили!

Как мы с соседом по гаражу Фёдоровичем искали на лодках хвалённый Щучий залив на Братском море, где, по слухам, "тарминские мужики гребут леща мешками".

Рыжими извилистыми тропами мы заходили в тайгу. Октябрь подходил к концу, но снег всё ещё не лёг, что для наших мест большая редкость. Охотничий сезон предстояло начинать по чернотропу. Оно конечно, чернотроп – охоте не помеха, будь у меня толковые промысловые собаки. Но в ногах вертелась молоденькая, пороха не нюхавшая, собачонка, которой и года не исполнилось.

Лось нёсся вдогонку, круша всё на своём пути. Но, как только он останавливался, Чалдонка с яростным лаем набрасывался на врага и опять начиналась карусель. В общем, в лощине происходила схватка не на жизнь, а на смерть. А в это время справа от лощины, чуть повыше, на косогоре, метрах в пятидесяти, стояла стройная, тонконогая красавица лосиха и спокойно общипывала сухие сохранившиеся на кустах листики. Общипав один кустик, она как-то деловито подходила к другому. Меня осенило: это же лосиная свадьба!

"Однако мужики наши мощно берут леща прямо у посёлка, да так, что шуба заворачивается. Таки-и- е- е ла-а-пти! – вечером у костра на берегу Братского моря, прихлёбывая горячий чай из железной кружки, делился новостью Володя Инешин. – И, что характерно, леща они ловят в Щучьем заливе!" Сказанное Володей меня заинтересовало. Ему можно верить. Он знает. Он мэр этого самого посёлка. Я решил отправиться по морю на поиски богатого рыбой залива. Все фотографии в тексте и на обложке из личного архива автора.