Цитаты из книг — Вика Ройтман

Наверное, существуют в душе такие зоны, прикасаться к которым до поры до времени нельзя, потому что если коснешься не вовремя, незатянувшаяся рана так заболит, что продолжать дальше смиряться с действительностью станет невозможным. Только как узнать, что рана затянулась, если никогда до нее не дотрагиваться?

Многие авторитетные психологи назвали бы все это пролонгированным маниакальным состоянием, вызванным в качестве защиты после травмирующего переживания. Но я так не думаю. Я думаю, что со мной происходило пролонгированное чудо. Я больше не доверяла авторитетам.

Главное – не смиряться. И ничего никогда не забывать. Даже то, без чего невыносимо жить и страшно хочется забыть. Особенно это. Мы ведь состоим из тех, кто нас сильно любил и кого любили мы, даже если они от нас ушли.

Память о том, кто тебя сильно любил, не вычеркнешь… Мы не всегда знаем то, что помним. И не всегда помним то, что знаем. Память о любви к тебе проносится в душе не образом, а зацепкой, скважиной для ключа, способного отворить ее дверь.

И до меня дошло, что счастье – это такая штука, которую очень трудно удержать в себе. Счастье мимолетно, и оно из меня выскользнуло. Наверное, улетело к кому-нибудь другому. Или просто я была таким человеком, который не способен длительное время пребывать в состоянии счастья, и все портила. Праздник закончился.

Во мне словно обретались два разных человека – один внутри, а другой снаружи. И они были настолько непохожими, что, внезапно это осознав, я ужаснулась. Тому, кто жил внутри, несмотря на то, что ему никогда не бывало скучно, было очень одиноко. Ведь ни одно живое существо с ним не общалось; никто его не знал. А тот, кто…

“Еслибы” служит людям на пользу тогда, когда событие можно изменить не в воображении, а в действительности. Эти удивительные частицы речи – слуги двух господ одновременно: высокой надежды и глубокого отчаяния.

«и я в очередной раз подивилась, каким разным бывает Иерусалим: как книга, которая не определилась с жанром и в которой чуть ли не каждая глава уносит тебя в другой художественный стиль.

Я почувствовала присутствие другого человека спиной. Кожей. Костями. Мозгом костей. Мозг костей всегда воспринимает действительность точнее, чем мозг головы. Лучше полагаться на него.

В отличие от Иерусалима, Одесса никогда не заставляла своих обитателей отождествляться с той или иной группой лиц - она объединяла людей, превращая их из представителей разных народов в просто одесситов.

Она мне сразу понравилась, потому что ее глаза были такие грустные, словно жалели всех на свете. Я подумала, что она стала психологом, потому что с такими глазами ей больше некуда было податься. Будь она не психологом, а кем-то другим, ей все равно все бы жаловались на жизнь.

«Но иудейское предание – это не просто какие-то басни или красивые мифы, это еще и руководство к действию. Инструкция, как для сборки моделей самолетов или пароходов, для творческого процесса – в том числе. И в этой инструкции сказано: прежде всего придумай имя. Потом сотвори, затем создай, и тогда он начнет действовать.»

– Я и впрямь мало что знаю, но знаю, что, потеряв драгоценное, кажется, что терять больше нечего, и хочется заодно потерять и все остальное, назло, будто от банкротства станет легче. Но от этого только хуже. Смирение так никогда и не наступает. На место тоски приходит злость. Гнев. Ярость. Опять хочется все выбросить, мы…

Я не знала его прежним, я получила его таким, каким он явился мне, как получаем мы готовыми те семьи, в которые приходим, впервые закричав. Они ведь уже слеплены безжалостным временем задолго до нас. И поэтому похожи на памятники.

В конце концов, каким бы богатым ни было человеческое воображение, оно всегда ограничено самим собой. Без глаз и ушей другого человека, без свидетеля оно задыхается, погибает, схлопывается.

Дело в том, что если вы родились в таком городе, как Одесса, вашим глазам навеки суждено глядеть вверх, а душе – стремиться к крышам, над которыми летают чайки. И вы постоянно пребываете в не-здесь.

Думаешь, от себя можно удрать? Да хоть в Австралию уезжай, все равно оглянуться не успеешь, как сама себя догонишь.

«Каждому человеку нужен проводник, – он сказал, и мне стало тошно от такого пафоса. – Твоя Одесса – это только твоя Одесса. Если ты мне ее не покажешь, я ее никогда не увижу.»

«И впрямь, как можно существовать в действительности, в которой одни девочки по своей воле режут свои собственные бедра, а другие, вовсе этого не желая, погибают в терактах? В таком мире я не умела жить. Никто меня этому не научил. Все это было несправедливо, безумно и бессмысленно.