Рецензии на книги — Бора Чосич

Впрочем, все это не должно удивлять читательство, привыкшее к Гоголю, Хлебникову, Хармсу, Сорокину.

Здравствуй, Бора, дорогой! Зря ты так; все это (а что – я вам коварно не скажу) вполне себе ещё способно удивлять искушенную всякими салтыковыми-щедринами, горчевыми и зощенками русскую публику. Во всяком случае, Бора, друг ты мой любезный, русская публика в моём лице была настолько всем этим удивлена, что буквально впивалась глазами в бумагу, пытаясь чуть ли не на квантовом уровне вобрать в себя все написанное. Я настолько давно уже не читал настолько впечатляющей феерии потрясающего юмора, тонкости, точности и чистоты слога, что буквально сучил ногами от удовольствия.

Ладно, не ссыте, не будет сегодня всяких писем автору и прочих креативов, можете выдохнуть. Скажу парадоксальную вещь:…

Все мы были как одна семья. Мы были сообществом людей, связанных друг с другом любовью к книгам. Конечно, в нашей среде были и фиалки, и зануды, и снобы, и даже всякие сомнительные личности, которые вообще каким-то непостижимым образом попали на этот сайт. Баба с ведром сказала: "Да енто хмыри какие-то болотные!" Гупта предложил: "А давайте напишем про них матерные частушки!" Грозабаб сплюнул сквозь выбитый зуб (Генриетта по секрету мне нашептала, что его ему выбила какая-то роковая красотка) и процедил: "Да срать на них!" А я ничего не сказал, просто поострее наточил свой карандаш, потому что кто-то мне когда-то сказал, что труд воспитывает волю. Я никогда не воспитывал волю, я даже собаку не смог воспитать — продал её в итоге в корейский ресторан, — но начинать хорошее дело никогда не…

Совершенно безумная по своему исполнению вещь. Неудержимый поток голосов, деталей, событий, ремарок. Бесконечные скачки от одной темы к другой по ассоциативным связям, в прихотливой логике которых может разобраться только сам автор. Нам же остается лишь наблюдать за этим ярким, звенящим, подскакивающим на кочках истории балаганом и пробовать уловить в нём дух времени и югославского народа. Кого в дороге укачало, могут бежать вон к тем кустам. У кого сатирический вестибулярный аппарат посильнее, дотарахтят до финишной черты в полном здравии и в отличном настроении.

Дядя купил козу. Папа в детстве водился с каким-то козлом. Дедушка сказал: "Кругом одни козлы!" Мама сказала: "И это тоже пройдет", а потом сварила суп из чечевицы. Я в детстве кидался сушеной чечевицей в своего соседа, у…

И только царящая в нашем здоровом коллективе особая атмосфера, не изменяющее нам чувство юмора как-то помогали преодолеть все превратности судьбы, выдержать ее удары, выстоять. Столярека задушили? Что поделаешь, так, видно, ему на роду написано. Убийца один из нас? Ну так пусть милиция ищет, когда найдет, тогда и будем переживать, а пока, проше пана, шесть без козырей! Иоанна Хмелевская, "Подозреваются все".

Каюсь - не дочитал я Чосича до конца. Но не потому, что книга не понравилась, - наоборот, понравилась весьма. Просто по миновании примерно двух третей текста что-то отвлекло от чтения, потом книгу одолжил хороший знакомый, и пока она так у него и находится... Надо бы вызволить книгу из плена и дочитать :)

Однако "Роль моей семьи в мировой революции" - такое чтение, которое лучше…

Книга, начинать чтение которой можно с любой страницы, с конца, а, может быть, даже и перевернув вверх ногами. Настолько сумбурное, причудливое, пестрое и живое здесь повествование. Начинаешь читать и тонешь, всепоглощающий быт одной семьи на фоне мировой революции окружает и гремит кастрюльками, стучит деревянными подошвами и шелестит газетами. И дальше все просто – или да, или нет, понравится и оживет в голове или покажется путанной бессмыслицей.

Я с этой семьей все-таки ужилась, что не может не радовать. Прекрасная, шумная ее история обо всем и ни о чем конкретно хорошо совпадает с моим представлением о Балканах и укладывается в картину этого загадочного мира, выбрав весьма теплый и уютный уголок, вместе со всем своим трагикомизмом и каждым жизнеутверждающим «И так бывает!». Ведь и…

Жил-был мальчик. У него была семья: мама, папа, дедушка, дядя и тетушки. Папа продавал гвозди, мясорубки и холодильные шкафы. Выпивал «наибольшее количество алкоголя в Центральной Европе за определенный отрезок времени». Мама взбивала сливки, раскатывала лапшу, сушила укроп и разводила шелковичных червей. Тетушки читали романы, пели, рисовали и отбивались от ухажеров. Дядя соблазнял красавиц. Дедушка поливал цветы. Мальчик был маленьким. Любил игрушечную лягушку и учился играть на аккордеоне.

Началась война. Комнату реквизировали, в ней поселился немецкий офицер. Папу арестовали из-за значка на лацкане, потом выпустили. Он фасовал спички и выпивал «наибольшее количество алкоголя в Центральной Европе». Мама чистила картошку и устраивала на ночлег родню. Тетушки ходили на курсы , читали…

Одна из тех книг, которые мало кто знает, но уж если она в руки попала, равнодушным остаться трудно. По настроению очень похожа на Кустурицу, которого либо любят, либо ненавидят. История бывшей Югославии рассказана с искрометным юмором, доходящим до фарса. Впрочем, это история не всей Югославии, а одной отдельно взятой семьи, но все исторические катаклизмы эту веселую семейку задели. А поскольку у наших стран много общего в плане социалистического прошлого, то узнавание гарантировано: «Дядя вставил в деревянные подметки своих ботинок маленькие пружинки. Он говорил: – Будто крылья выросли! Его полюбовницы спрашивали: – Откуда у вас эта прелесть? Дядя отвечал из Франции, посредством посылки!»

Я читала Чосича. Мама говорила: "И такое пишут". Дядя ходил гулять с медсестрой, приходил довольный, напевал "Очи черные". Тетки плакали и перелистывали Андерсена "Русалочку", чтобы не читать конец. Муж фыркал под нос: "Давно уже с ума сошли". А папа танцевал танго с веником и писал в больших тетрадках 1927 года. Дедушка оскорбленно тыкал фотографиями в нос и говорил: "А вам-то что!" И так на протяжении 111 страниц, господа! Сначала это казалось бредом, да, именно так, зачем я вообще это читаю, хоспади! Потом оказалось, что на редкость весело и даже как-то пассажи типа: "Еб*ть я хотел твое везение" или "бл*дь тоже человек только женского рода", смотрятся тут органично, по существу. А потом стало не до смеха. Да, произведение точно описано жанром ЮМОР, но если вчитываться, вдумываться и…

Конец 40-х - наблюдались недоразумения между лидерами компартий. Совместная борьба народов СССР и Югославии в годы Второй Мировой Войны стала основой для углубления и укрепления отношений между ними. Обострение советско-югославских отношений произошло после переговоров в Москве /1948 г./ между СССР, Болгарией и Югославией. Осенью 1948 г. в странах “соц. лагеря” началась антиюгославская кампания. Обмен товаров сократился в 8-мь раз. В Югославии начались аресты сов. граждан, они обвинялись в шпионаже в пользу Советского Союза. Сов. Союз сделал предупреждение. но последовал отказ. Войска были в “полной боевой готовности”. С 1950 г. в стране начали проводиться новые формы и методы управления : · Была проведена децентрализация в упр. и планировании экономики. · Предприятиям…

Стремительным потоком слов автор стенографирует чертову карусель, которую представляла жизнь его семьи на Балканах "в середине двадцатого века, немного до и немного после этой середины". Читателю остается только покрепче держаться за кресло и нестись по этой головокружительной стремнине до самого конца, выбраться на такой скорости все равно нереально. Фоном, разумеется, будет музыка Горана Бреговича (пусть хоть тот же "Калашников"). Сказать, что поездка была веселой - значит покривить душой, скажу точно, что она была нескучной. Автор добросовестно фиксирует все как есть, и если в поле зрения попадают человеческие кишки на проводах, то не его вина.

Отец сказал: «Нас освободили!» Дедушка спросил: «Что, опять?»

Калашников - самый лучший автомат на свете. (с)

"Словарь попа Теодора" публиковался отрывками в мартовском номере журнала "Иностранная литература" за 2004 г. Тогда-то "Словарь..." и стал моим первым знакомством с сербским писателем. Хотя это одна из частей "Наставников", довольно объемистого опуса Боры Чосича, "Теодор" - это вполне самостоятельное произведение. Первое впечатление от знакомства - недоумение: Поп? Толоконный лоб? Пишет какие-то глупые статьи? Но потом убеждаешься, что поп Теодор - не какой-то шутовской персонаж, а живой человек, который пишет о важных для себя вещах, насущных заботах-радостях.

МОЛЮСЬ, когда некуда деваться, вот и призываю Бога, чтоб он сказал мне, что и как.

Человек мудрый, проницательный, иногда трогательный и лиричный. Порой кажется простаком, а порой поэтом.

ЦВЕТОК, и красивее, и нежнее дерева, дурак…

В такую необычную книгу либо сразу влюбляешься и уже не можешь оторваться от калейдоскопа событий, либо раздражаешься и бросаешь ее, а на авторе ставишь крест "не мое". Я очаровалась сразу, безнадежно и навсегда :) Невозможно не полюбить веселую семейку Чосичей ("чокнутая родня"), в которой и отец-выпивоха, и дядя-бабник, и дедушка - хохмач и циник, и сентиментальная мама-поэт и две незамужние, активные тетушки, и маленький мальчик Бора, от лица которого ведется повествование, все как единый организм друг друга дополняют, привносят в жизнь семьи каждый свою краску, свою эмоцию.

"В нашей семье существовало распределение обязанностей, как на любом предприятии: отец - по части потребления алкоголя, дядя отвечал за обслуживание соседей женского пола, мама - за мытьё окон и вечернюю тоску.…

Книгу можно цитировать почти целиком. Поток сознания; из бессмысленных, казалось бы, высказываний строится картина эпохи. Гротескно, пародийно, но, если вдуматься, очень страшно.

Дядя довел счет своих женщин до пятисот, потом перестал считать. Мама пересчитывала свои механизмы марки «Александерверк», дедушка пересчитывал горшки с цветами. Все это происходило в неописуемой толкотне. Все как-то без толку бурлило, но все было так. Так или еще хуже.

Абсолютно сумасшедшая, но такая дружная и притягательная семья. Мне очень понравилось!

Книга состоит из нескольких частей – заглавная повесть, сборная солянка очень схожей тематики под названием «Наставники», такая же солянка, только адовее и о вековом прошлом той же самой семьи - «Байки бабки Катарины», плюс огнедышащий песец под названием «Заметки попа Теодора» Стиль Чосича – это концентрация акынской приметливости на жизнь вообще и её законы , школьное сочинение из театра абсурда, полное милейших бытовух и подробностей. Югославская история мне и так интересна, и так незнакома - так что вышел культурный шок слегонца от одновременного столкновения и с историей, и с культурной своеобразностью.

Мерило и увеличительное стекло, радужный калейдоскоп, через который Чосич разглядывает мир – это семья. Его семья или Семья вообще – не суть важно; настолько она не то чтобы…

Запомни: если из всего этого выйдет говно, то знай – не так все должно было быть!

Необыкновенно честная и трогательная книга, по содержанию представляющая собой немного сумбурный поток воспоминаний ребенка о Югославии времен Тито. Здесь есть все: немного сатиры, немного юмора, немного грусти, и немного войны - но коль скоро описание идет от лица ребенка, скучать и жаловаться на тягомотину не придется: дети, как известно, подобно губке впитывают в себя всю информацию, исходящую от окружения, и поэтому улыбка во время чтения книги неизбежна. Семья главного героя - это мать, отец, дед, две тетки и дядя, каждый из которых наделен своей ролью не только в семье, но и в мировой революции, как вещает маленький Чосич; каждый из них живет в ногу со временем, и через детский рассказ, не…

Уж не знаю, с чего я взяла, что эта книга мне понравится, но не ошиблась. Язык действительно необычен и интересен. Я читала и хихикала, а местами заливалась смехом, чем приводила в зависть свою подругу, читавшую рядом скучный детектив. Хотелось ещё и ещё такого простого юмора, но всё хорошее рано или поздно заканчивается, и Словарь попа Теодора я читала уже через "не хочу", перескакивая через слова и абзацы. Тем не менее. С этой книги начался мой интерес к балканской литературе и я намерена и дальше знакомиться с её произведениями. Посему - читайте!

В каком-то старом фантастическом романе изобрели робота-писателя, научили его более-менее связно рассказывать то, что видел. В этом романе запросто летали на другие планеты, но видеотрансляцию робот делать не умел, только аудио. И оказалось, что лучшего разведчика чем такой робот и желать нельзя. Излагал он в информативном стиле.

Ещё есть гениальный рассказ Виктора Драгунского, его все знают. Помните? Папа у Васи силен в математике, Учится папа за Васю весь год. Где это видано, где это слыхано, – Папа решает, а Вася сдает?!

Произведение Боры Чосича будто совместно писали тот робот и Дениска. Плюс балканский иронический колорит, плюс действие романа во времена раннего Тито.

Минус, и большой, что весь этот замес становится понятен к десятой странице и дальше не развивается. Всё одно - что…

Читая книгу, может показаться, что писатель вырос в дурдоме. Однако стоит вспомнить, в какую эпоху его угораздило родиться, тогда весь мир был дурдом. А это самая обычная семья со своими проблемами и взаимоотношениями. Подача материала неординарная, но удивительно понятная, из обрывков фраз и восклицаний строится картина и маленького мирка этого мальчика, и картина всего мира в послевоенные годы. Что меня несколько оттолкнуло от книги, так это мое незнание истории Югославии в этот период, поэтому периодически голова шла кругом от всех этих "товарищей в сапогах и с грудью", приходилось делать передышку и отвлекаться. Вся книга пропитана горьким юмором, нет никакой эмоциональной оценки происходящего главным героем, он просто зритель, он просто участник этого спектакля, такое отношение и…

Я многого не понимаю, на самом деле. Вот и этот "роман" Чосича оказался в числе тех вещей, которые я не понимаю. И, пожалуй, отказываюсь понимать. Точнее, я понимаю замысел, идею, но принять ее не могу. Почему-то это напоминает мне эпатаж ради эпатажа. Я очень люблю Кустурицу, я смотрела все его фильмы не по одному разу, но Чосич и Кустурица - это две слегка пересекающиеся вселенные. Пересекающиеся только в том, что они оба жили в Югославии. Поэтому и с этим утверждением о похожести, так часто мелькающим в рецензии, не могу.

Ох как давно прочитала я эту книгу, а вспомнила об этом только сейчас. Чуда не произошло, хотя очень его хотелось и ждалось. Ведь именно чудеса обычно происходят, когда я беру в руки книги Балканских авторов. Они все такие сказочные, необычные, совсем не европейские и не русские. Таких нет нигде. От Чосича ждала того же, радовалась – вот оно еще одно имя в такой немногочисленной переведенной на русский язык прозе! Но совершенно не сложилось у меня с Чосичем, мы не поняли друг друга. Книга показалась унылой и бытовой, пустой и бессмысленной. Просто набор слов, представленный читателю в необычной форме. А содержания ноль. Первое югославское разочарование. Однако Чосич занял свое место на югославской полочке моего шкафа, думаю, я к нему еще вернусь и может быть мы станем ближе и…