Цитаты из книг — Альфред Андерш

Дезертировал я и потому, конечно, что не любил, как тогда говорили в армии, «вытягиваться в струнку». Похоже, что именно это происходит с человеком, когда он умирает.

Ах, Одиссей, прикованный к мачте, внимающий пению сирен. И мы, со своей Одиссеей через столетие, среди раздирающих сердце идеологических приманок. Страшное преступление: позволить себя отвязать.

но литературные ассоциации столь же реальны или нереальны, как любые другие, я не могу забыть то, что читала, или отменить прочитанное, я не могу отменить реальность литературы

Крамер был крупный, полнокровный человек со светлыми, почти белыми волосами, он был умен, циничен и полон жизни, он был сама жизнь, а жизнь, как вы знаете, умна, цинична и полна крови. Рыжая

Из мгновенья свободы — я повторяю: никогда свобода не может в нашей жизни длиться дольше нескольких секунд, но ради них мы живем, — лишь из него одного мы добываем ту твердость духа, которая восстает против судьбы и определяет новую судьбу.

Свобода — это пребывание наедине с Богом или с Ничто. Я не знаю точно, есть ли Бог. Но мне кажется весьма абсурдным предполагать, что его нет. Если бы его не было, вместо него было бы Ничто. Представьте себе: Ничто. Оно было бы чем-то столь же святым, как Бог. Оно было бы таким же необычайным и столь же необычайно…

Против крайнего принуждения безоговорочной всеобщей воинской повинности и приказной присяги он может выбрать лишь крайнюю форму самозащиты: дезертирство.

Решение участвовать в борьбе не на жизнь, а на смерть может принять лишь свободный человек. Присягу может принести лишь верующий верующему.

Бог не может быть заинтересован в том, чтобы люди повиновались канализационной крысе, да еще безоговорочно. И если они не могли постичь этого разумом, то должны были почувствовать, что люциферова крыса, беснующаяся против Бога, оскверняет святость присяги, претендуя на то, чтобы присягали в верности ей.

Кто в пору господства канализационной крысы отказывался явиться на призывной пункт, того убивали или, как минимум, на много лет отправляли в концлагерь. Та же участь постигла бы и того, кто, втянутый в мощное сопло массовой судьбы и став солдатом, в последнюю минуту отказался бы принести присягу. Таким образом, присяга…

Именно желание «быть в куче», стадный инстинкт, с помощью террора и пропаганды непрерывно вколачиваемый в них, сделало лицо Вернера бледным и расплывчатым. И уж если к тяге просто раствориться в массовой судьбе кто-то добавлял какие-то смутные представления о товариществе и защите отечества или просто от природы обладал…

Отдавшись настроению, воздуху нашей души, все мы гениальны. Существуют лишь гении или живые трупы. Я предлагаю, чтобы институт демографии провел перепись населения для учета гениев и живых трупов.

Лишь благодаря своей подверженности настроениям мы создаем искусство. Искусство — это отнюдь не дело муз, умеющих сочинять стихи, рисовать или играть на кифаре, а ощущение, возникающее у нас при виде куска проржавевшей железной ограды, к которой мы прикасаемся, стоя на балконе, выходящем на задний двор, и оглядывая ряды…

Я решился перейти на ту сторону потому, что хотел осуществить акт свободы, совершить его на ничейной земле, между тем пленом, из которого я выходил, и тем, в который я шел. Я хотел перейти на ту сторону, ибо так вновь завоевывал право ставить условия, возможность претендовать на которые я завоевал в прошлом; я хотел…

Нет более блестящего анализа, чем марксистский. Нет более убогого действия, чем марксистское. Даже в самый момент свершения оно косится само на себя — правильно ли, соответствует ли законам, выдвинутым марксизмом.

Мой отец был человеком, который наверняка сумел бы сам покончить с этой жизнью. Но тогда он умер бы не как «стопроцентный инвалид войны», как это называлось на ужасающем языке ведомства социального обеспечения, и моя мать после его смерти не получила бы пенсии. И потому он обрек себя на то, чтобы в муках ждать смерти под…

Протестантская революция, которая хотела сбросить лишившееся смысла господство духовенства, подняла сан священнослужителя уже тем, какое значение она придает проповеди в богослужении, до высшей степени личного достоинства.

Конечно, никогда не бывает виноватым зло, вынудившее нас поступить так, как мы поступили. Мы, только мы одни, несем всю вину. Только наша совесть несет всю ответственность. Совесть — замечательная тема для всех умных высоконравственных дам во всем мире. Пока можно болтать о совести, нет необходимости глядеть в глаза злу.

у нас общая мечта, немецкая мечта о чистоте, об абстрактной чистоте, о мире, из которого выметен весь мусор, вся грязь, злая грязь и добрая грязь, ведь и на самом деле есть добрая, ценная грязь, грязь, вырастающая из жизни, а мы мечтаем о большой немецкой уборке по ту сторону добра и зла, мы жаждем чистоплотности, вместо…