Лучшие книги Владимира Рафеенко

Можна не знати, що таке «мондеґрін», але навряд чи можна зовсімубезпечити себе від нього. Хто має щастя жити, той має нещастя помилятися. Зокрема – викривлено сприймати якісь вирази, а відтак неправильно – аж до абсурду – їх інтерпретувати. А чи можна, вимушено переїхавши у дорослому віці з російськомовного Донецька до не надто українськомовного Києва, швидко…

Дилогия «Долгота дней» состоит из двух частей. Одна — собственно романное тело. Вторая — новеллы, автором которых является один из персонажей романа. Романное тело представляет собой сказку о войне. Собрание новелл, напротив, выдержано в духе реализма. Трёхэтажная баня «Пятый Рим» на окраине Z — здесь бесследно исчезают явившиеся на помывку оккупанты, а каждое утро…

Каждый одержим своим демоном. Кто-то, подобно Фаусту, выбирает себе Мефистофеля, а кто-то - демона самого Декарта! Картезианского демона скепсиса и сомнения, дарующего человеку двойное зрение на вещи и явления.
Герой Владимира Рафеенко Иван Левкин обречен время от времени перерождаться, и всякий раз близкие и родные люди не узнают его. Странствуя по миру под чужими личинами, Левкин помнит о всех своих прошлых воплощениях и страдает от того, что не может выбрать только одну судьбу. А демон Декарта смеется над ним и, как обычно, хочет зла и совершает благо...

Обеспеченная, бездетная и разлюбленная мужем филологиня влюбляется в красивого и странного юношу, который, приехав не пойми откуда, метет листья во дворе университета, ходит на все лекции и бредит первой палатализацией. Но любовная история «профессор – ученик» осложняется не только переворачиванием гендерных ролей, но и тем, что дворник-филолог помешан на греческой мифологии. И не в шутку считает себя пришедшим из-за некоего Перевала историй Патроклом, свою мать — Филомелой, а Москву — очередной инкарнацией Трои. Небольшой роман донецкого писателя заставляет вспомнить «Мастера и Маргариту»: здесь тоже любовная история мужчины и женщины из разных московских страт сопоставляется с то ли историческими, то ли мифическими событиями, а высокое и трагическое незаметно переливается в низкое и комическое, хотя и по-другому, чем у Булгакова.

Короткие рассказики, тот же черный юмор, что и у Хармса, хотя и более близкий к сегодняшним реалиям. На первый взгляд — какая-то рассыпающаяся мозаика, связи то и дело обрываются, все ускользает и зыблется. Но чем глубже погружаешься в текст, тем яснее начинаешь понимать, что все эти гротескные ситуации и странные герои — Николай и Сократ, Заболот и Мариша Потопа, тесно связаны всем, что ушло, уходит или может уйти. И тогда собрание мини-новелл в конце концов оказывается многоплановым романом, о чем автор лукаво помалкивает, — но тем важнее для читателя это открытие.

В своем движении от жизни к смерти человек проходит путь от небытия к бытию. Иногда это происходит смешно, а иногда трагично. О чем, собственно, и речь.