Цитаты из книг — Герман Плисецкий

Миг перехода между «нет» и «есть» неуловим: вот был – а вот и нету. Момент присутствия так мало значит здесь! Вот кто-то длит его, раскрыв газету. Продлил, но через час скамья пуста, а через два – пуста дорожка сада, пуста и полоса газетного листа. А вечен только шелест листопада.

Я иностранец, иностранец в родном краю, в своей стране. Мне странен этот дикий танец, разгул убогий страшен мне. Здесь не работа – перекуры, маячат праздные фигуры, один ишачит – пять глядят. Здесь бабы алкашей жалеют, и от прохвостов тяжелеют, и мелкую шпану плодят.

Всё помнить обреченный на долгие года — я помню кофе, черный, как прошлая среда. Как черный день позора в отечестве квасном. Хлебнув его, не скоро уснешь спокойным сном. Где ты теперь, пражанка? Услышу ль голос твой? Все глушит грохот танка по пражской мостовой. Почетно быть солдатом в отечестве моем. Стоим мы с…

Бежать! Литовская граница и придорожная корчма... Россия, ты — моя гробница, Россия — горе от ума! Собрать беспочвенных людишек, наемников лихую рать, и на Москве с Мариной Мнишек хоть день, хоть час попировать. И — пеплом по? ветру! Но с детства десятым чувством знали мы: не будет в нашей жизни бегства, Литвы, границы и…

Негде было нам. Была зима – самое плохое время года. Для влюблённых улица – тюрьма, стены и замок для них – свобода. Парового отопленья радиаторы, лишь о вас воспоминанья тёплые! Тёмные парадные нас прятали, но в парадных часто двери хлопали. Ни о чём не знала и не ведала молодость. Она – как крик о помощи! А потом нам…

Я тебя бы на руки взял, я тебя бы взял и унёс, тихо смеясь на твои «нельзя», вдыхая запах твоих волос. И, не насытившись трепетом тел, стуком в груди нарушая тишь, всё просыпался бы и глядел, плача от радости, как ты спишь. Я бы к тебе, как к ручью, приник, как в реку, в тебя бы гляделся я. Я бы за двести лет не привык к…

Известно, революцию в перчатках не делают. Простимте большевичку. Я лишь о поощряемых начатках грабительства, вошедшего в привычку. Разграбили великую державу: тащили всё – как на пожар спешили, взорвали храмы, вытоптали траву, леса срубили, рыбу оглушили. Хозяева! Любезны сердцу войны, спортивный марш и тупость…

Я всю жизнь как будто на отшибе, будто сносит ветром парашют... И не то чтобы меня отшили – к делу всё никак не подошьют. Кажется, вот-вот, почти что рядом – что-то проясняется, сквозит... Не скольжу по жизни верхоглядом – это жизнь мимо меня скользит. Невесомость это или вескость? Это полнота иль пустота? Видно, с самого…

Я жесток? Ты на звёзды взгляни: Что на свете быть может жесточе? Что-то в сердце растёт в эти дни, в эти звёздные зимние ночи. Что-то близкое к сути самой, к тайне жизни безвыходной этой, этой звёздной московской зимой, в дни любви и хвостатой кометы. Этой жизни не женская суть, жёстких звёзд первозданная млечность, этот…

Муравьиные наши труды, бесполезное бешенство скачек одинокое соло трубы с высоты поднебесной оплачет. Этот круглый мотив – колесо неприкаянного бродяги. Это клоунское лицо с намалёванными бровями. Это старая наша Земля, потерявшая разум уродка, переполненный цирк веселя, вся в слезах, улыбается кротко...

Пробивалась трава сквозь булыжники, находила трава расселины... Правдолюбы мы были и книжники. Было молодо. Было зелено. Стали крепче сердца. Только в старости пожалеем в минуту усталости о зеленых травинках, родившихся, сквозь булыжники не пробившихся.

И незнакомой показалась мне Москва, и на какое-то мгновенье я вдруг вообразил, что на Земле живут уже другие поколенья. Дома высокие! Стучись в любой – никто тебя не помнит и не любит! Охладевают звёзды и любовь, расходятся галактики и люди.