Рецензии на книги — Вальтер Беньямин

В 1900 году, на рубеже веков, Вальтеру Беньямину, мальчику из богатой еврейской семьи, было всего 8 лет. Эту книгу нельзя назвать единым целым. Она была и есть - зарисовки о детстве, короткие, чуть побольше, разрозненные, но все же с теплотой о детских годах, которые уже после смерти их автора были собраны воедино его другом, Теодором Адорно. Зарисовки - воспоминания о Рождестве, прогулках с гувернанткой, выходах с мамой за покупками, катании на коньках, коллекциях с открытками, переводных картинках, страшном монстре - телефоне, тетушках и бабушках, и о книгах, множестве книг, которые окружали его с самого детства. Очень щемящие, трогательные, нежные истории, в которых шорох книг переплетается со звоном мейсенского фарфора, запахом рождественской елки, неуловимая выдра ускользает от…

Простой психологический тест. Приготовьте лист бумаги и ручку, сядьте поудобнее и напишите небольшое эссе о любом предмете, который попал в поле вашего зрения. Задача не в том, чтобы подробно описать предмет, а чтоб увидеть его под таким необычным углом и изобразить так поэтично, чтоб у читателя возникло стойкое желание дочитать до конца, крепко пожать вам руку и потребовать продолжения. Вам это удалось? Поздравляю, вы писатель. Возможно, вас даже зовут Вальтер Беньямин. Предметом изображения Беньямина становятся не только самые обыденные детали одежды и мебели, вроде чулка и шкафа, но и «куски пространства»: лоджия, кладовка, библиотека. Их описания больше всего похожи на стихотворения в прозе: с длинным рядом ассоциаций, с разнообразными сравнениями, вольными метафорами, устрашающими…

На самом деле, это не целая книга, а всего лишь небольшое эссе о Кафке, которое обросло побочным материалом и было издано в тощенькой книжице. Но это очень хорошее эссе. Побочный материал, правда, во многом повторяет основной, так что ощущение некислого такого дежа вю не покидает до последней страницы.

Чем Кафка хорош, так это широкими возможностями для трактовки. Очень сложно трактовать его неправильно, если уж ты взялся вообще его хоть как-то трактовать, наверное, именно потому, что трактовать "правильно" тоже нельзя. Впрочем, есть, конечно, самородки, которые даже Кафку изуродуют, но мы тут не о девиации говорим. Так вот. Вальтер Беньямин ненавязчиво направляет нас на мелкие детали повествования и показывает, что они повторяются из произведение в произведение. А если повторяются,…

1). Неожиданное вступление – а Вальтер Беньямин начинает своё эссе о Франце Кафке с анекдота о князе Потёмкине - позволяет предположить, что читателя ждёт довольно оригинальный взгляд на творчество одного из самых загадочных писателей в истории литературы, оригинальный и очень личный. Вальтер Беньямин, думается, вполне мог сказать о Франце Кафке: "это «мой» писатель". И в его судьбе, и в творчестве он видел родственную душу и близкое мироощущение, так же, как для Кафки «своими» были Генрих фон Клейст и Роберт Вальзер. Подобный «лично-заинтересованный» подход к творчеству писателя – впрочем, как и любой другой – таит в себе некоторое ограничение: нередко Беньямин «переносит» на Кафку свои ощущения и воспоминания, так, например, описывая раннюю фотографию писателя, он, очевидно, говорит о…

Если Пруст упоённо летит вперёд, заставляя с созерцательным восторгом вязнуть в лабиринтах его памяти, то Беньямин лишь приоткрывает дверцу шкатулки с самым драгоценным. Детский страх перед всесильным телефоном, воспоминания о зимнем Берлине в сумерках, чтение тайком, кошмар ненакинутой дверной цепочки... Эти воспоминания – для него, опустошённого миром вокруг, его потерянная опора. Они поэтичны и невероятно утончённы, но нет в них прозрачной идиллии французского коллеги, чьи работы он когда-то переводил. Мрачная тень висит над идиллией Беньямина, горькой скорбью проникнуты его разрозненные строки, создаваемые в 1930-х годах. Это не тёплая ностальгия по безвозвратно утраченному, не зачарованность вкусом мадленки. Это смерть, висящая в воздухе берлинского вечера, предчувствие катастрофы,…

Что только не всплывает в памяти, когда стоишь перед горами ящиков, чтобы извлечь из них книги. Волшебное занятие, от него не оторваться.

Ведь всякая страсть граничит с хаосом, страсть же собирателя граничит с хаосом воспоминаний. Скажу больше: случай, судьба, окрашивающие перед моим взором прошлое, явственно ощутимы в мешанине этих книг.

Короткое, меткое, блестящее эссе Вальтера Беньямина, философа, теоретика культуры, литературного критика, эссеиста и переводчика.

О страсти коллекционера вообще и собирателя книг в частности.

Блестяще, интересно, замечательно и очень верно. Восхитительное чтение, легкое и глубокое одновременно.

Очень рекомендую.

Далеко за полночь, а я все еще перед последним, наполовину разобранным ящиком. Меня уже занимают другие мысли. Не мысли - картины,…

Что бы вы делали в прошлом, если бы предоставилась возможность отправиться туда? Я говорю не о нашем прошлом, личном прошлом каждого присутствующего, а о том прошлом, ставшем коллективным достоянием. Куда бы вы отправились? Что бы вы там делали? Можно представить себя героем, вершащим историю и спасающим президентов, убивающим палачей, изобретающим прививку от чумы в Средневековой Европе. Деятельные люди будут деятельны в любом времени. Однако что можно взять с такого домоседа и ленивца, как я? О, я хотела бы отправиться в прошлое, чтобы просто там побыть. Как неверно наше представление о прошлом, как все зыбко и недоказуемо. И что есть прошлое или, говоря по другому, история? Высоколобые мужи не могут определить до сих пор, споря о том, что является историей, а что еще нет. Сошлись на…

Беньямина Вальтера по праву считают одним из самых влиятельных философов культуры 20-го века. Он родился в Берлине в 1892 году в богатой еврейской семье. В предисловии к "Берлинскому детству..." автор пишет следующее:

В 1932 году, находясь за границей, я осознал, что уже скоро мне придется надолго, быть может, очень надолго, проститься с городом, в котором я родился. Я не раз убеждался в действенности прививок, исцеляющих душу; и вот я вновь обратился к этому методу и стал намеренно припоминать картины, от которых в изгнании более всего мучаешься тоской по дому, – картины детства. Нельзя было допустить при этом, чтобы ностальгия оказалась сильнее мысли – как и вакцина не должна превосходить силы здорового организма. Я старался подавлять чувство тоски, напоминая себе, что речь идет не о…

Дневник путешествия знаменитого немецкого культуролога в Москву: декабрь 1926 - январь 1927 оказались для Беньямина временем неудач в профессиональной и любовной жизни. В Москве его никто не знает, попытки устроиться немецким корреспондентом русской прессы оканчиваются провалом, любимая женщина (Ася Лацис) говорит ему, что он прошляпил свой шанс стать её мужем. Картины московской нищеты, холода, повальной "осторожности" в выражении собственного мнения (в послесловии Рыклин, удачно цитируя место из дневника, называет её "осторожность здесь") даются в мелочных, избыточных описаниях. Беньямин лишён голоса (он не знает русского), поэтому вынужден полагаться на зрение. В этой мелочности, вещности, в этом внимательном вслушивании (всматривании?) в язык вещного мира и раскрывается метод…

Уроженец Берлина Вальтер Беньямин жил в Берлине вплоть до эмиграции. Данное произведение он написал в начале 1930 годов. Но издания книги автора не увидел. В 1950 году Теодор Адорно составил первое издание по разрозненным материалам. В 1981 году в Парижской национальной библиотеке ученые обнаружили многочисленные рукописи Беньямина, которые он, спасаясь бегством от фашисткой оккупации, оставил на хранение французскому писателю Жоржу Батаю. Среди этих материалов находился и полный машинописный текст книги, ее последняя авторская редакция 1938 года. Что же это за книга? Это щемящие сердце воспоминания детства. Автор пишет обо всем том, что дорого ему в воспоминаниях. Это книги, бытовые вещи. Вспоминает о том, как много болел в детстве, зачитывался книгами. Телефон, открытки, тетушки,…

Когда и если тебе предоставляется возможность узнать что-то новое, всегда лучше воспользоваться ею. Во многом знании многие печали, но с другой стороны знание – сила и, как по мне, уж лучше быть печальным сильным и умным, чем глупым и слабым (тем более, что пребывание во втором состоянии веселья тоже не гарантирует). О немецком культурологе Вальтер Беньямине прежде даже и не слышала, но уважительный отзыв о нем человека, ко мнению которого прислушиваюсь, не оставил сомнений – нужно знакомиться. Может быть, и даже скорее всего, стоило выбрать для первого знакомства текст Беньямина с более выраженной художественной составляющей. Хотя бы его эссе о нежно любимом Кафке, но тема технической воспроизводимости произведений искусства показалась мне не менее интересной и, одолев для начала этот…

Вальтер Беньямин - немецкий философ, теоретик культуры.

Не берусь судить о Беньямине-марксисте, так как данное направление мысли никогда не было близко. Тем более, что у Беньямина это довольно интересно смешивается с еврейский мистицизмом и психоанализом. Но как теоретик культуры, автор мне показался более, чем интересным. Интересны его идеи о взаимоотношении ценности произведения искусства и его тиражировании, об упрощении. В эссе о русской литературе ("Новая литература России", ""Идиот" Достоевскиого"), Москве 1920-х ("Москва") Беньямин выступает в роли пристального наблюдателя, меткого критика. Автор даёт краткие, но ёмкие портреты литераторов России начала века. А его эссе о Гёте, пожалуй, одно из самых сильнейших.

Что самое интересное Беньямин из тех интеллектуалов начала прошлого…

Вот ведь именно так нужно рассказывать историю. Больше как сказку... Больше как сон.

Вальтер Беньямин очень красиво пишет, Вальтер Беньямин не пишет о том, чего не любит - понятно после каждой строчки, каждого примера, где помогать ему приходят старые друзья Кафка или Бодлер. Так и хочется купить себе за 25 золотых франков дагерротип и разглядеть на нем душу, долго всматриваться в чужое-свое лицо и не знать, кто жив сейчас, а кто - нет.

На фотографиях сто лет тому назад был важен каждый миг. Он чувствовался. То же самое - его слова. Может вы не слышали, но много своих фото Хилл делал на кладбище. Это объяснялось технически - просто нужно было место, где не было бы времени. Где никто бы не мешал и светило бы солнце. Длительная выдержка, понимаете ведь. Там и встретимся...

А настоящий…

Вальтер Беньямин собрал и прокомментировал для нас шедевры эпистолярного жанра XVIII-XIX вв. Пред взором читателя проплывают отрывки переписок величайших представителей немецкой культуры той эпохи. Представители "Бури и натиска", романтики, представители немецкого классического идеализма и философии жизни - таков примерный спектр лиц, всплывающих в сознании. Поражает невероятная трудоспособность этих людей: философов, поэтом, дипломатов, издателей, ученых... Их воля, внутренняя сила, мощь интеллекта и широта души не могут не вызывать восхищения. Когда погружаешься в чтение, тебя охватывает странное чувство. Пожалуй, ближе всего оно может быть выражено как "Sehnsucht", то есть тоска по невыразимому, по местам, где никогда не был, по временам, которые никогда не увидишь. Наша тоска по…

Эти короткие очерки о Берлинском детстве столь лиричны, что в совокупности воспринимаются, как поэма. Поэма трагического свойства, главный лирический герой которой - Берлин начала прошлого века, увиденный изнутри внутренним взглядом автора-берлинца, спустя 30 лет после детства. Повествование существует в двух проникающих друг в друга временных периодах: от лица полу ребёнка - полу подростка, живущего в Берлине в самых первых годах двадцатого века, и взрослого человека -эмигранта, оценивающего этот рассказ с позиции нового знания и осознания того, к чему пришла Германия в тридцатых годах. Рассказ построен так искусно, что гнетущее предчувствие грядущих руин воспринимается, как пророческое. Самые счастливые детские впечатления пронзительно грустны, а в сентиментальных…

Читая чужие воспоминания о детстве, не только знакомишься с давними событиями, мыслями и чувствами автора и того ребенка, каким он был много лет назад, но и как никогда ощущаешь колеблющуюся границу между общим и частным, личным и универсальным, архетипичным. Все эти комнаты родительского дома и улицы-закоулки родного города, запахи и звуки, книги и игры, грехи и страхи - все имеет свои приметы времени и места, но каждому есть что вспомнить из этого перечня, пусть только свое, скрытое и тайное, но до чего же созвучное... И поздние гости у родителей, и книги о чудесных приключениях под школьными учебниками, и свет Луны, скрадывающий обыденность и открывающий ночные стороны вещей, и детские болезни с высокой температурой, градусником и подушками - все это было, пусть не так поэтично…

Быть счастливым— значит уметь без страха заглянуть в себя.

Беньямин выдает кусочки мозайки, а ты как ребенок сидишь и собираешь её. Со временем вырисовывается яркая собранная картина, состоящая из любви— к женщинам,к родине,к литературе и городам, к детям. И каждый найдёт то, что хочет найти, то что хранится в памяти,но порой забывается под завалами капиталистического хлама. Вальтер подскажет. К этой книге хочется возвращаться вновь, далеко не убирайте!

Литературное наследие известнейшего философа, переводчика, писателя, литературного критика Вальтера Беньямина, к сожалению, не столь богато, чтобы отразить все его взгляды и отлить мировосприятие мыслителя в какую-то единую систему. Скорее оно напоминает мозаику, части которой расположены в другом порядке, а каких-то элементов и вовсе не хватает просто потому, что Беньямин, загнанный в ловушку внешними обстоятельствами не успел их создать. Поэтому, теории автора в большинстве своем излагаются в общих чертах в краткой, но очень емкой и информативной форме. Все его наследие состоит из эссе, рассказов и заметок, тут нет места большой форме, но от этого труды Беньямина нисколько не теряют в качестве.

Условно сборник работ писателя можно разделить на четыре части, в каждой из которых он достиг…

В человеческих глубинах живут воспоминания из того далекого временного пространства—детства. Первая книга, открытая с ощущением впервые ступившего на новую землю путешественника; секретные уголки дома, так напоминающие пещеру в которую редко заглянет взрослый; детский саботаж, чтобы улизнуть от мамы, пока она не видит— возможно это было у каждого. Но у Вальтера был ещё один важный пункт— любовь и уважение к месту, где он родился и жил. Его имя запечатлелось навечно, среди асфальтовых лент улиц западного Берлина.

Насколько мне нравится автофикшн, настолько формат дневников не подходит для восприятия и кажется бесконечно долгим, скучным и неинтересным.
Перед этим дневником прочитала книгу  время магов и приблизительно в общих чертах знала о чем будет дневник и как в Москве и по какой причине оказался Беньямин. Отдельно с некоторыми работами Вальтера Беньямина была знакома и возможно дело в переводе, но именно его работы довольно сложно читать, то есть сам текст выстроен неудобоваримо, на мой скромный взгляд.
Интересно сопоставить дневники про Париж Родченко 24 год, дневники Беньямина 26-27 год. Если в первом случае было сравнение Европы и советской России глазами пролетария, то в данных дневниках наоборот сравнивается Россия (Москва) и Берлин глазами европейца. В целом есть ряд любопытных моментов,…