Один день писателя: Филип Пулман, Элизабет Страут, Джон Бойн и другие

На протяжении нескольких лет издание The Guardian просит известных писателей рассказать о том, как проходит их рабочий день и как вообще устроен творческий процесс. Проект вылился в серию любопытных эссе, где авторы рассказывают о своих писательских стратегиях, привычках и ежедневной рутине.

Для ремесла писателя очень важны бытовые, иногда даже незначительные детали. Формат бумаги, тип ручки, вид из окна, короткая беседа по пути на работу, чувство голода или холода. Кто-то творит без оглядки на время, кто-то поддерживает иллюзию офисной работы, а кто-то вынужден искать компромисс между творчеством и родительством.

Филип Пулман

Я сажусь за стол (в очень маленькой комнате под крышей) где-то в 10 часов и вожусь с высотой стола и стула, пока мне не станет удобно. Я могу поднимать или опускать стол в зависимости от состояния своей больной спины. Иногда я стою за ним, иногда поднимаю, чтобы писать, иногда немного опускаю, чтобы печатать.

Передо мной барометр-анероид, подарок моего сына Тома, который также показывает температуру и влажность. Рядом фрагмент оборудования, подаренный мне учеными из лаборатории Резерфорда. Это инструмент, который выявляет темную материю (или пытается это делать). Это стеклянный цилиндр в медной оправе размером с небольшой снежный шар, но гораздо тяжелее. Я использую его как пресс-папье для своей последней рукописи, так что он может продолжать искать темную материю или Пыль, когда меня нет рядом.

Джон Бойн

Идея «Мальчика в полосатой пижаме» пришла ко мне во вторник вечером, я начал писать в среду утром и продолжил в течение 60 часов с небольшими перерывами. Я не спал в среду и четверг и закончил первый черновик в пятницу к обеду. Это было 30 апреля 2004 года, мой тридцать третий день рождения. По совпадению, съемки экранизации начались в этот же день 3 года спустя. И как ни странно это звучит, Адольф Гитлер, который не является персонажем этой книги, но нависает над ней, покончил с собой 30 апреля 1945 года.

Элизабет Страут

За исключением хлопьев и кофе на завтрак, я стараюсь не есть и не пить за работой. Я пишу до обеда, который стараюсь отодвинуть как можно дальше, потому что он как-то связан с падением уровня энергии. Я поняла это со временем.

Когда мы живем в штате Мэн, я работаю в студии над книжным магазином. Это превосходное место для работы, у меня есть свой термостат, и я включаю тепло зимой. Там у меня есть кровать и большой стол, я могу почитать после обеда и, возможно, вернуться к работе днем. Это всегда опасно – возвращаться к работе в тот же день. Если я чувствую, что хорошо поработала, то счастлива весь день, но если я чувствую, что работа плохо удалась, то становлюсь капризной. Так что с этим я осторожна.

Я не слушаю музыку, как это делают другие писатели. Но мне не нужна абсолютная тишина вокруг. Мне просто нужно быть наедине с собой. Этого труднее достичь, чем кажется, и поэтому иногда мне подходит анонимность подземки. И именно поэтому больше всего я люблю бывать одна дома.

Эмма Донохью

Раньше моя рутина включала в себя пару часов чтения за завтраком, до того, как я задавалась вопросом, хочу ли что-то писать сегодня. Это было до появления детей. Теперь им 12 и 9 лет, я сажаю их в школьный автобус и бегу к своему компьютеру, зная, что могу работать только с 8:30 до 15:30.

Это здорово дисциплинирует, особенно с учетом того времени, которое тратишь на административную работу: отвечаешь на электронные письма, организуешь поездки и все прочее. Так что порой приступить к самому написанию книг получается не сразу.

Энтони Горовиц

Обычно я начинаю около 7 утра. Я не завтракаю. Если я могу отложить еду, я работаю лучше. Я живу в районе Клеркенуэлла, где у меня студия на верхнем этаже с видами на собор святого Павла и Олд-Бейли. Комната очень длинная и узкая, все в ней так или иначе относится к работе – от ракеты Тинтина, которая вдохновила меня еще в школе, до человеческого черепа, который напоминает мне, что время быстротечно.

У меня есть компьютер и ноутбук, но я всегда пишу первый черновик перьевой ручкой. Я люблю ощущение пера на бумаге, струящиеся чернила, причастность к традиции, которая протягивается к моим героям: Чарльзу Диккенсу, Джорджу Оруэллу.

Себастьян Фолкс

Раньше я задергивал шторы, надевал беруши, снимал трубку телефона и заваривал чай в термосе, чтобы у меня точно не было повода выйти из-за стола. Однажды, в запале создания романа Human Traces, я даже размышлял над идеей поставить катетер. Но серьезно, умоляю вас. Что это за существование? Пробурить 50 сажень в поисках внутренней жизни несуществующих людей? С другой стороны, неписательство гораздо более сложная и разнообразная штука. Это сама жизнь.

Дебора Леви

Чтобы оттянуть начало работы, я иногда беру кофе в ближайшем кафе. Мне очень нравится угрюмый официант-итальянец, и я всегда спрашиваю: «Как вы сегодня?». Он задумывается и отвечает: «Я не знаю». Как мне кажется, его ответ – это пример великолепной прозы. Он настраивает меня на весь день.

Когда я начинаю писать роман, то обычно знаю, куда хочу прийти, только не понимаю, как. Я планирую маршрут и следую своим указаниям. Иногда это неплохо работает. Но когда я отклоняюсь от карты и теряю дорогу, письмо начинает оживать. Если вы вдруг думаете, что мне нравится блуждать, я должна сказать, что противлюсь этому всей своей волей. Это всегда тщетная битва. В итоге я сдаюсь незнакомому маршруту, пишу несколько часов и разглядываю новый вид.

Джонатан Сафран Фоер

У меня нет интересных суеверий, правил или даже способов думать о собственной продуктивности. После того, как я забрасываю мальчиков в школу, я направляюсь домой. Чаще иду пешком, чем еду на машине или в метро – в попытке очистить разум и создать переход от домашнего мира к миру моей прозы. Границы не обязательны, но я чувствую, что они нужны.

Я покупаю кофе на улице и устраиваюсь в красном бархатном кресле, которое я нашел в антикварном магазине недалеко от дома. Когда у меня случается кризис Джонатана (аналог творческого кризиса – НС), я перетаскиваю кресло в другую комнату, обычно к новому окну. Оно слишком широкое и тяжелое и почти не пролезает в двери.

Хелен Данмор

Уже 17 лет я прохожу около мили по пути в студию на 8 этаже, ее окна смотрят на холмы поверх Бристоля. Когда я начинала здесь работать, то думала, что это станет хорошим местом для интервью или обсуждений текстов, но идея быстро изжили себя. Мне нравится, что сюда никто не приходит.

Вот стена книг и кровать, которая тут изначально была, но я так и не собралась ее подвинуть. Крошечная кухня – это настоящие 60-е. Ковер истерся, но заменить его означает также передвинуть все эти книги и бумаги, так что я просто положила другой коврик сверху.

Я всегда включаю «Radio BBC3», хоть и не особенно вслушиваюсь в него. Включить радио, включить компьютер, отодвинуть стопку бумаг. Иллюзия прихода на работу бесценна. Я не пишу определенный объем каждый день. Но иногда мне нравится подсчитывать слова, это дает ощущение достигнутой цели, даже если на следующий день я все перепишу.