4

Вначале была книга. А точнее – четыре; ещё точнее – минимум четыре. Обнаружила я их в местной библиотеке, куда пошла охотиться за книгами серии «Самое время!» издательства «Время». Книги Е. Катишонок и А. Чудакова сейчас на слуху, поэтому я выбрала автора, о котором слышала мало, но который пишет много (на полке стояло минимум пять работ А. Иличевского в разных изданиях). Сборник рассказов отвергла. Прочитаю позже! И погрузилась в чтение «Дома в Мещере».

Аннотация к книге бредовейшая! После прочтения книги выяснилось, что она оказалась частью послесловия Алексея Парщикова «Свобода первична по отношению к выбору», которое было написано в 2003 году (книга А. Иличевского вышла в 2009). Из послесловия мне понравилось хорошее описание сюжета и фраза: «Иногда эта проза нарочито ритмизуется, и мы читаем почти стихотворную запись». Но в книге таких мест не много.

Книга мне понравилась сложностью, музыкальностью, языком. В книге много потрясающих описаний окружающего мира. В первой главе меня покорило следующее.

Если пес, погнавшись за брошенной хозяином цацкой, попадал в места, где снег по брюхо, его галоп взрывался пушистой вспышкой.

На ближайших страницах есть еще, к примеру, «молотый перец щетины», «мутный столбик компота» и ещё некое событие со спаниелем.

Дальше...

«Чистой» жизни хосписа (техническая сторона дела) касаются две главы – «Кортез» и «Катя» (главы 19 и 20).

Условно книгу можно поделить на три части: описание окружающего мира, работы хосписа и бесед - исповедей, которые часто сводились к теме «Жизнь – тлен!» (а точнее «Жизнь – пустота!»). Стефанов (один из пациентов хосписа) в своей «исповеди» писал, что «именно в сердце морей всего ясней пустота» (в книге упоминается библейский эпизод с Ионой, которого проглотил кит). Или вот другое (мнение этого же персонажа).

… пришло мне однажды в голову, что место – время в нашей Вселенной начинено необнаруженными обыкновенными средствами пузырьками самой настоящей пустоты, то есть такими мелкими областями абсолютного ничто (где нет ни материи, ни вакуума, ни даже черта с рогами и духу быть не может), что за счет всепроникающей мелкозернистости она, пустота, оказывается повсюду.

Подобных высказываний не так много, но они валятся на читателя, как снег на голову. «О! Барбюс!» - каждый раз думала я, натыкаясь на подобные моменты. Книгу «Ясность» Анри Барбюса оказалось не так – то легко забыть. Не так легко оказалось забыть и книгу Мориса Метерлинка «Жизнь пчел». Угадайте, какие функции пчелы выполняют в концепции мироздания Стефанова? Медиумические!

Подобно словам – летом в конец стиха за взятком смысла, они покидают сознание – улей и кусочками понимания возвращаются в него, облетев окрестность произрастающей, как на кипрейном лугу, в месте – времени тайны.

И все-таки у Метерлинка написанное гораздо проще!

Кроме Стефанова, в книге существует ещё несколько интересных персонажей. Это Глеб, от имени которого ведется повествование. Это – Катя, штатный психолог хосписа, подруга Глеба (по крайней мере, в прошлом). Это – Кортез. Кортез оказался большим негодяем! И горбун. Последний появляется в начале книги, а его роль становится понятной ближе к концу. Т.е. изначально читатель может воспринять этого персонажа неверно, приняв, к примеру, за морок Глеба.

Начинается книга в квартире, похожей на голубятню и заканчивается тоже в голубятне. А потом «Бдыдыщ!!!», и книга закончилась. Хотелось бы думать, что под заключительным взрывом в книге все-таки подразумевалось прекращение существования хосписа Кортеса, а не смерть Глеба.