2.5 Слепили из того, что было

Ее называли Валькирией революции. Валькирия — это персонаж древнескандинавской мифологии. Это дочь славного воина или конунга, которая реет на крылатом коне над полем битвы и подбирает павших воинов, чтобы доставить их в небесный чертог — Валгаллу.

Замечу, что подозревать Александру Коллонтай в бисексуальности есть определенные основания. Вспомним, сколь нежные письма писала она Татьяне Щепкиной-Куперник. И столько писем, сколько ей, Александра больше никому не написала. С Щепкиной-Куперник Коллонтай дружила 45 лет, до самой своей смерти.

Через год с небольшим Александра Михайловна повторила свою просьбу: "Дорогой Климент Ефремович. <…> Сейчас готовы для заселения две секции правительственного дома на Донской улице. <…> Мой внук - член партии, он заканчивает диссертацию. Моя самая большая забота, давящая на душу и на нервы, - это обеспечение внука нормальной жилплощадью…"

Умом понимаю, – написала она в своем дневнике, – а сердце уязвлено. Самое больное – зачем он назвал ее голубкой? Ведь это же мое имя! Он не смеет его никому давать, пока мы любим друг друга. Но… Выпрямись, Коллонтай! Не смей бросать себя ему под ноги! Ты не жена, ты человек!"

Дома ее ждала записка: "Шура, я иду в бой, может, не вернусь. Моя жизнь, как и всех нас, нужна республике. Помни, что ты для меня единственная. Только тебя люблю. Ты мой ангел, но ведь мы с тобой месяцами врозь. Вечно твой Павел".

А Зое Шадурской жаловалась: "Главное сознание: неужели Павел разлюбил меня как женщину? Самое больное было, что его письмо к этой девушке, или женщине, начиналось: "Дорогая Нина, любимая моя голубка…" Зачем он назвал ее голубкой, ведь это же мое имя? Он не смеет его никому давать, пока мы друг друга любим. Но, может быть, это уже конец? Ты скажешь, Зоюшка: "Тем лучше, твоя жизнь с Павлом – сплошная мука. Ты к нему приспособляешься, ты себя забываешь, ты теряешь свой облик ради него. Выпрямись, Коллонтай, не смей бросать Коллонтай ему под ноги. Ты не жена, ты человек".

И 14 июня Александра продолжила изливать душу подруге: "А я-то думала, что во мне атрофировано чувство ревности! Очевидно, это потому, что раньше я всегда умела уйти прежде, чем меня разлюбят. Страдали другие, а уходила я. Иногда жалела того, которого раньше любила, и все же уходила. А теперь, видимо, Павел уходит от меня. Ночью написала ему длинное-предлинное письмо и, конечно, утром разорвала. Все во мне бурлит…
...
А на фронте положение становилось все хуже и хуже. Александра записала: "Звонок от Раковского из Харькова. Идут бои. Стараемся продержаться. Павел, как всегда, в первых рядах. Где же братская рука пролетариев Франции, Англии? Могли бы ударить в тыл Антанте. Неужели пролетарии еще верят в эту комедию Мирного конгресса, который сейчас проходит в Париже? Но все же больше меня мучает ревность. Я думала, что это чувство во мне атрофировано. Видимо, потому, что раньше всегда уходила я, а страдали другие. А теперь Павел уходит от меня. Ночью написала ему длинное письмо, утром разорвала. Как в такие дни можно думать о ревности? Видимо, во мне все еще сидит проклятое наследие женщины прошлого. Пора призвать Коллонтай к порядку. Ведь и в Крым я попала только для Павла. Не хочу быть женой! Так тебе и надо, Коллонтай!"

За активную антивоенную пропаганду, в частности, за публикацию антивоенной статьи в одном из шведских журналов в ноябре 1914 года, она была арестована шведской полицией, доставлена в крепость Мальме и выслана из страны по личному указу короля Густава V.

31 июля они вернулись в Берлин, а на следующий день, 1 августа, Германия объявила войну России. Их арестовали как российских подданных, но через два дня ее выпустили, так как она была врагом того режима, с которым Германия вступила в войну.

А вот еще одна запись из дневника, посвященная Зиновьеву: "Была у Зиновьева. Характерна фраза Зиновьева: "Они все жалуются на голод! Преувеличивают! Все прекрасно одеты. Просто они (кто они? рабочие?) привыкли, что, когда они вопят, мы сейчас забеспокоимся и сделаем для них все. Набалованность!" Ну и язык! И кто такие эти "мы и они"? Впрочем, у меня от Петрограда именно такое жуткое впечатление… Не жаль мне прошлого Петрограда – барства и нищеты. Я тот ненавидела. Но не люблю и этого города новых властителей, где убиты инициатива масс, ее самодеятельность, где есть "мы" и "они" и где царят взаимная ложь, недоверие, фиглярство верхов и подобострастие, страх низов… Это о Зиновьеве".

А все-таки, когда на работе неприятности, препятствия, борьба, когда сверх того заботы о близких (Миша, Маруся), и вдруг телефоны Павлиных красавиц, хочется попросить, взмолиться: "Павлуша! Побереги меня хоть с этой стороны!" <…> Я не прошу твоей опоры в жизни ни в чем, я несу все сама, я перекладываю часть ноши жизни твоей на себя, я всегда, как верный товарищ, подставляю тебе свои плечи, если трудно тебе, чтобы облегчить твое бремя, но ты хоть в этой мелочи побереги меня. Так хочется сказать. Но я не говорю. Что-то удерживает. И, глубже запрятавшись в себе самой, я иду по пути жизни рядом со многими близкими товарищами, дорогими мне. И все же я одна! Вы, люди будущего, вы не будете никогда так одиноки, я в это верю…"

С помощью своего старого друга, министра иностранных дел Швеции социал-демократа Рикарда Сандлера, Коллонтай добилась от Швеции возвращения 10 млн долларов, размещенных правительством Керенского в шведских банках

Александра признавалась: "Я наконец поняла, что за несколько лет Россия не сможет перейти от абсолютизма к демократии. Это нереально. Диктатура Сталина — а на его месте мог бы оказаться и кто-то другой — была, увы, неизбежной. Да, она сопровождается морем крови, но кровь лилась и при Ленине. Вспомните казни заложников, устроенные Зиновьевым в Петрограде в ответ на "белый террор". Сколько лет потребуется России, чтобы прийти к свободе? Не знаю. Наверное, бесконечность… Россия с ее неисчислимыми массами, не приученными ни к культуре, ни к самодисциплине, вообще не создана для демократии. Настоящей демократии не будет здесь никогда".

Все равно что бороться с океаном. В политике свои законы. Беспощадные. <…> Власть, государственные интересы раздавливают личность. Неужели так будет всегда? А я-то, а мы-то в молодости шли храбро приступом на этот неизбежный закон. "За справедливость". Теперь над этим смеются

8 июля 1944 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ, согласно которому отныне признавался только зарегистрированный, а не фактический брак. Развод теперь был сопряжен с судебной процедурой, а рожденные вне брака дети лишались прежних прав. Было также запрещено установление отцовства по суду и взимание алиментов с отца, который не признавал отцовства. Коллонтай была очень огорчена, так как новый закон, как она считала, вновь закрепощал женщину, за раскрепощение которой она боролась всю жизнь.