5

Долго меня отговаривали от знакомства с Толстой, то бишь книжки у нее мрачненькие и, бывает, заносит тетю в неправильную сторону пафосных размышлений с элементами гарной ФЕЛОСОФИИ людской. Да только натура я ведь противная, не послушаю и прочитаю. И правильно сделаю!
Знаете, вот что больше всего в этой книге мне понравилось, так это ее картинка. Не идея, вовсе нет. Все идеи стары и скучны. С Бредбери мы вместе что ли не плакали, когда книжки сжигали? На сегодня главная задача литературы – это не внести новое слово, а приукрасить старое новыми одежками и застежками. И у Толстой этой получилось просто превосходно. Показать внутреннюю пустоту человека на фоне мутированного мира, который, несмотря на некоторые патологии, все же напоминает декорации для старой доброй русско-народной сказки, было очень смелым шагом. А ведь «Кысь» - она и есть сказка. Для детей преклонных лет.
Необъемлемую бессмертную заразную бездуховность в «Кыси» я начала ощущать, когда в трагикомичной тираде Бенедикта имя Пушкина стало проскальзывать в тексте с маленькой буквы.

Маленькой черной палочкой в путанице улочек стоял пушкин, тоненькой ниточкой виделась с вышины веревка с бельем, петелькой охватившая шею поэта.

Героев-то своих мы помним и в лицо знаем. Проблема в том, что мы уже не ценим их, а оцениваем.

Но уж какой есть, терпи, дитятко, – какие мы, таков и ты, а не иначе!
Ты – наше все, а мы – твое, и других нетути! Нетути других-то! Так помогай!

Мы гнием и ты вместе с нами.
Помогай нам, мутированным детям своего тяжкого века.
Да, культурное достояние будет жить вечно. Вопрос в том, сколько еще раз его будут переосмыслять? Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними. А вместе с нами и Пушкин. Ведь так и доживем до этого ядерного взрыва. И будет у Блока в стихах нестись не степная кобылица, а мышь.
Мало было сказано об образе самой Кыси. Страх перед неизвестным? Да буде так. Но лично мне при каждом ее упоминании в помощь сразу приходила горьковская «Во что человек хочет, в то и верит». А ведь это становится очень знаковым, если вспомнить, как Бенедикт в каждой книге находил не какое-то скрытое автором послание, но извращенную, наболевшую только ему, параллель с бытовухой.
А разве мы не такие же? Разве каждый из нас не видит в книге что-то свое, даже если она совсем о другом?
[Без какой-либо умышленной связи на ум приходит сериал South Park, когда Картмэн написал тупую книжку про какашку, а люди нашли ее серьезным глубоким произведением с кучей затронутых проблем].
Ядерный взрыв произошел уже давно. И Кысь подбирается все ближе, вытягивая шею и скребясь когтями о половицы. И кричит, и стонет она: «Кыыыыысь. Кыыыыыысь».

И упиться, упиться, упиться буквами, словами, страницами, их сладким, пыльным, острым, неповторимым запахом!.. О маков цвет! О золото мое нетленное, невечернее!
– Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!!!.. – крикнул в блаженстве Бенедикт.

P.S.: Благодарю за внимание, сэр.