Новеллы (сборник)

И на каждой спине виден след колеи

Мне кажется, это самая чудесная вещь из тех, что я прочел в этом году.

Произведения Акутагавы, что, впрочем, свойственно японской культуре, очаровывают своим минимализмом, доведенным чуть ли не вплоть до аскетизма. Это что-то простое и совершенное, но с каждым днем все более утрачиваемое в нашем чудовищнейшем современном искусстве. Как карандаш, когда берешь его в руки и восхищаешься четкостью форм и сознаешь, что это, возможно, самое великое изобретение человечества. Но тут же задумываешься; а когда ты вообще последний раз писал карандашом?

На самом деле, создать шедевр просто. Для этого вовсе не нужно хитроумных сюжетов, глобальных катастроф и нарочитых мелодрам. Достаточно вывести только одну фигуру человека. Страдающего, не находящего себе покоя,…

Но поскольку Есихидэ, как я уже говорила, был человек особенный, то он только гордился этим, и когда как-то раз его светлость изволил пошутить: "Ты, кажется, любишь уродство?" - то он, неприятно усмехнувшись своими не по возрасту красными губами, самодовольно ответил: "Да, всем этим художникам-верхоглядам не понять красоты уродства!"

Кто, какие силы водят рукой художника? Человек: творец или проводник? А творчество: восхождение к вершинам или спасение от безумия. Не раз Акутагава задавался этими вопросами - это его красная нить. В автобиографической новелле "Зубчатые колёса" описывается, как он, словно спасаясь от безумия, писал одну новеллу за другой; едва заканчивал одну - сразу же брался за другую, и так до истощения, пока рука не остановится. Даосские маги, китайские…

Перед смертью Акутагава оставил это произведение своему другу, писателю Кумэ Масао, с нижеследующим письмом: <...> Наконец, я поручаю эту рукопись именно тебе, потому что ты, видимо, знаешь меня лучше других... Посмейся над степенью моего идиотизма в этой рукописи

Что особенно потрясло его - это трупы двенадцати-тринадцатилетних детей. Он смотрел на эти трупы и чувствовал нечто похожее на зависть.

Неужели правы те, кто говорят о демонизме Серебряного Века? Будь то в Японии или в России, но какая-то странная душевная смута, безотчётная тоска, высасывающая жизнь, точно паразит, («я постепенно лишился того, что называется инстинктом жизни») надламывает его представителей, территориально отделённых друг от друга. Там, где у Пушкина: "Я жить хочу, чтоб…

Автор снова заслужил более чем одну новеллу... выберу наиболее значимые, наверное, вслед за "страной водяных" это: "Муки ада", "Зубчатые колеса", "Усмешки богов" и "Жизнь идиота"... почти во всех из них автор сливается с героем, но сливается не полностью — ибо не сумасшедший, чтобы оголяться перед нами. Рюноскэ бродит по Аду Данте, он посещает кафе предтечей Рокантена, в нем сквозит желтая тоска Достоевского, его не тошнит — его истирают шестеренки времени, но это и есть сартровская "тошнота". Только вот Рокантен думая о самоубийстве, выискивая Левиафана под гладью моря, сбежал от него, а Рюноскэ жил самоубийством и нашел Зверя в веронале. Ну, и еще у него много рассказов-притч, ироничных и мифических... про "вшей", "нос", "табак и дьявола"... А-ба-ба-ба-ба... Читать!

Читала, затаив дыхание. Это просто необыкновенно. Перечитываю постоянно, особенно,если хочется чего-то такого, особенного. Хотя, думаю, что этот автор "не для всех, как фильмы арт-хаус. Но тот, кто прочитал его однажды, будет потрясен и поставит на полку "под рукой".

Акутагава - великолепен и этот рассказ лишнее тому подтверждение! Удивительно глубокий и многогранный - об относительности истины и реальности, о разном видении мира.

Горькая судьба, Но я не могу роптать. Презренная жизнь, Но моя мечта - сбылась. Нечего больше желать…

Боль и страдания русского человека это безостановочное движение души, она мечется из точки А в точку Б, или просто по кругу, зажатая в тиски. Боль японцев и боль Акутагавы это геометрическая точка. Это застывшая безысходность, это недвижущаяся картина, момент, который пилит вас изнутри. И если бы можно было отвернуться..

Вот поезд направляется в Токио, вот дорога с подсолнухами извивается вдаль, а вот уже косится мезонин и бледно желтые нарциссы и бледно желтые нарциссы, если через минуту этот рассказчик упадет, и вы увидите ,что оказывается он все это время был ранен и истекал кровью - не удивляйтесь.

Шедевральный рассказ Акутагавы Рюноске «Ворота Расёмон». В этой маленькой миниатюре автору удалось изобразить трагический путь человека к преступлению. Акутагава здесь, как и во многих других своих творениях, лишь отстранённо повествует, ведя героя незаметно по его пути, не прерывая рассказ отвлечёнными рассуждениями морально-нравственного толка. Автор как будто бы безучастен, как сама природа может быть безучастной по отношению к человеческой жизни.

Однако человек всегда и везде, при любых обстоятельствах, каждую секунду делает выбор на непростом пути своей жизни. Слуга, оказавшийся дождливым вечером под воротами Расёмон. Ворота имеют дурную славу в этом городе, где царит хаос и запустение. И потому страшны не сами ворота, а страшен город и люди в нём. Люди, способные на воровство,…

Лаконично и содержательно, в конце мне даже не было интересно, кто кого убил и что же было на самом деле, уже и так было ясно, к чему автор клонит, и клонить к этому самому у него получилось отменно.