Кадиш по нерожденному ребенку

Я не знаю, как описать эту книгу. Потому что это не биография, не описание жизни в Освенциме, не воспоминания. Хотя причиной этой книги явился, безусловно, Освенцим. В целом, можно сказать, что это размышления о возможности дальнейшей жизни человека, побывавшего в концлагере. Но в деталях - это будет не так, совсем не так. Потому что это не размышление. Это крик, крик души, не знающей, как продолжать жить в этой жизни после нежизни. Потому что жить после пережитого - не получается. Слишком много темных пятен, пустот, оставшихся от страданий, которые время не способно заполнить и стереть. Человека можно было вывезти из Освенцима, но вот избавить его от Освенцима - невозможно.

Источник

Человек обязан благодарить за постигшее его зло, как за ниспосланное ему добро. Талмуд, Брахот 48б

Кадиш по нерожденному ребенку – молитва длинною в 200 страниц. Монолог одинокого человека, рассказывающего о себе, своих жизни, детстве, семье, страхах, сожалениях, о пережитом в Освенциме и о своей смерти. Автор играет с формой, забывая о знаках препинания, паузах, абзацах, но помня, что любой текст – это полотно, сотканное из слов и смыслов с определенным ритмичным рисунком. Некоторые мысли повторяются на протяжении всей повести. И слово «Нет» - ответ жене лирического героя на предложение родить для него ребенка. Но постепенно приходит понимание, что это «Нет» сказано не только жене, но и для самому себе. На все сомнения и надежды ответ «Нет».

Автор переворачивает с ног на голову смысл…

Кадиш — еврейская поминальная молитва. Молитва людей, находящихся в трауре после утраты родственников.

Кадиш составлен на арамейском языке, это нетипично для еврейских молитв, обычно написанных на иврите. Талмуд объясняет это так: сила Кадиша настолько велика, что ангелам-служителям, понимающим только иврит, лучше не понимать смысла этой молитвы полностью, чтобы не завидовать людям, которым дано с такой силой превозносить Творца.

«Кадиш» Кертеса будто тоже написан на арамейском  — знакомом, но чуждом языке, в котором слова, соединяясь в фразы, образуют какой-то иной, новый смысл, который понять уже сложнее, а фразы, сплетаясь в странные, витиеватые, бесконечные предложения, летящие вперёд, продолжающиеся, продолжающиеся, стремящиеся увести нас как можно дальше от своего подлинного смысла,…

Очень тяжелая книга, и по форме и по содержанию. Длинные, на пол-страницы, тягучие предложения, в которых вязнешь, с которыми сражаешься, которые раздражают своей нескончаемостью, так что к концу такого предложения забываешь, о чем шла речь в его начале. Но в какой-то момент, с трудом продираясь через очередную фразу, вдруг понимаешь, насколько гармоничен этот текст. Наверное, только так и может рассказывать свою историю искалеченный Освенцимом человек. Человек, который выжил, но отказывает себе в праве на жизнь, и делает все, чтобы не жить, потому что и по-настоящему живым-то себя не ощущает. Он навсегда остался там, в том страшном лагере, и ни любовь, ни дружба, ни время не способны вытащить его оттуда, излечить, заставить искать смысл и цель в жизни. Для него существует только…

Зачем читать книгу, если она бьёт тебя наотмашь, словно затевающая пьяненькому мужу скандал жена — истинная причина домашнего насилия и статистической правды о сокращении средней продолжительности жизни мужчины и увеличения числа пустых оболочек с потухшими глазами, которые ходят по одному маршруту каждый день, каждый день, спасаясь только алкоголем и редкими визитами к любовнице (и это в лучшем случае, ведь завести любовницу — это тоже не такая простая задача для посеревшего от налёта жизни — извините уж за такое издевательское обращение с этим словом — существа, которое и человеком-то можно назвать лишь постольку-поскольку, особенно если это существо ещё и еврей), — это как-то донельзя нелогично, это глупо и бесперспективно, словно забавные попытки облитого бензином и подожжённого…

О, эти сумасшедшие, запутанные, закрученные, невероятные предложения, длиной в несколько страниц каждое! Они приводили меня в экстаз. Книга о человеке, который до сих пор находится в плену у своего детства. Он весь мир воспринимает через призму своего прошлого, которое одновременно является и его настоящим, хотя вроде давно закончилось. Но для героя - не закончилось. О, чудесный язык повествования, он только усугубляет всё несчастье, всю запуганность героя. Так невероятно переплетаются язык и чувства героя... Я такого ещё не читала.

Книга для людей с крепкими нервами. Т.е.- я, как человек с отсутствием таковых, прочитала и не сдохла, но не раз и не два думала- хотелось бы отойти подальше от автора.

Книга для людей, любящих сплетение слов- она удивительная- ритмичная, музыкальная. Много читано книг, написанных в форме лихорадочного монолога, но ощущения вторичности не возникает.

Много написано книг про лагеря и выживание после них- но эта всё равно особенная, потому что автору не нужны события, реалии и описываемые читателю воспоминания, ему достаточно собственных чувств.

И ещё это книга, идею которой я могу заподозрить, но не могу охватить и прочувствовать, просто потому, что при мысли о том, что говорит Кертес, у меня начинается что-то вроде высокогорной болезни.

После Эфраима Севелы Имре Кертис ("Кадиш по нерожденному ребенку") читается с ощущением утренней тошноты. Без головокружений. Пытаюсь оправдать подобное восприятие текста возможными огрехами переводчика, но удается с трудом.

Разумеется, не переводчику принадлежит эта "находка" - возвращение в течение всего текста к одним и тем же маленьким фразам. Приём, явно заимствованный из некоторых форм музыкальных произведений. Теоретически подобный прием может быть использован крайне "вкусно", им можно расставлять любопытные акценты, выделять некоторые места в общей канве текста, либо возвращать мысль, превращая ее в некую спираль, намекая на взаимосвязь различных рассуждений между собой и их пересечения. Видимо, сам писатель пытался изобразить этим что-то вроде вязанной, петлистой ткани (в одном…