Петр Ильич категорически не смог находиться в раскачивающемся обеденном зале: ему казалось нелепым и абсурдным поглощать обед из восьми блюд, когда там, за бортом, в колышущейся, пронизанной воем шторма тьме волны в свою очередь норовят проглотить повара с поваренком, стюардов, всю посуду и всех, кто ею пользуется.