А. А. Агин

С него русская иллюстрация стала не служанкой, но союзницей литературы, ее единомышленницей и начала свою незаметную, но неуклонную воспитательную работу, которая способствовала формированию искусства демократического, ставящего своей целью служение освобождению и возвеличению народа.

Его задача была проста и ясна – сказать русскому человеку ту правду о нем, которую юноша успел увидеть вокруг, окропить искусство живой водой реальности, соединить графическое мастерство с правдой жизни, быть своим среди своих (о художнике Александре Алексеевиче Агине).

Силы Агина в самом расцвете. Он умеет все, и теперь бы только работать и работать, но время потемнело, и с ним потемнела душа Агина [...] Русскому человеку изломаться нетрудно, особенно если переход застигает его на самом взлете, когда он поверил в удачу и даль спокойного развития. А тут начинаются удары и…

Один Плюшкин не видит зрителя и не печется о его мнении... Ни один последующий иллюстратор уже не мог вырваться из-под властного влияния Агина, когда принимался за фигуру Плюшкина.

Ноздрева наше мнение как будто занимает мало – он сам знает,что хорош, что душа-парень, что не любить его нельзя, но все-таки боковым зрением видит, как мы принимаем его простоту, его открытость, его щедрость, его вранье, и этим боковым зрением отмечает, можно ли еще прихвастнуть или дальше уж будет лишку.

Собакевич, всех аттестовавший подлецами, видать, и за свою репутацию неспокоен, как это обыкновенно бывает с такими людьми, и вот, садясь за осетра, взглядывает на нас с рисунка вороватым взглядом, не скажет ли кто-нибудь потом, что Собакевич жадноват.

Манилов – лентяй, полюбивший эту лень и принимавший ее в себе за порывистую чистоту, - почти симпатичен в рисунках. Агин, приглядываясь к нему, даже не досадует – пусть себе живет этот сорный цветок, этот Нарцисс, любящий отражаться в глазах жены и случайного гостя.

Надо было переменить себя целиком, чтобы согласовать,наконец, исполнение и задачу. И он решился... В рисунке Агина немедленно явилась мешковатость,подчеркнутая лень и небрежность линии, продуманная незавершенность и наивность – дорогие черты, без которых не напишешь как следует русского провинциального человека.

...Лучшею дорогой была именно иллюстрация, где совершенство литературного первоисточника задавало необходимый уровень культуры и ответственности.

А «Великий» церемонен не был, середины не знал – хвалил так хвалил, а уж ругал, так соломы не подстилал (о художнике Карле Павловиче Брюллове (1799-1852).