Пишем письма в синюю вечность ночей и разлуки, в бледную вечность инета, а вечером, лежим конвертиком в постели, крестом сложив руки на груди, не то от холода, не то от одиночества и стыда обнажённой души, которую некому прочесть, некому "распечатать" тело, руки...
Она одна в постели. Комната, и мой голос в темноте, словно призрак. Телефон на громкой связи. Если бы кто-то приложил ухо к стене, то подумал бы, что в комнате два человека. Но она говорит с темнотой. Я - из темноты. Сквозь ночь, две темноты говорят друг с другом.
Книжный шкафчик у меня в комнате. Медленно, словно прокручивая радио, мысленно перебираю книги, ловлю чьи-то души и сны : Наташа Ростова пишет милое письмо подружке. Грустное письмо Татьяны : помехи слёз и звёзд....
"Наши письма" Мопассана : в доме умершей, строгой и холодной при жизни "тётушки", племянник, в тайном месте столика, находит её нежные, страстные письма любви...
Беру из шкафчика "Опасные связи". Открываю книгу, и...пропадаю в ней с головой, словно в нарниевом шкафу, пробираясь сквозь пыльные, ароматные, изящные французские платья и парики, и выхожу к свету обнажённых, вечных чувств, вечно опасных чувств.
Наверно так чувствуют себя смущённые ангелы, пролетая меж перелистываемых окон домов : подсмотренные голоса и сны, обнажённые души. Прозрачные стены, тела, сердца...времена. Смешались времена, голоса и мысли однажды любивших в разные века. И если не знать, кто кому пишет, можно иногда подумать, что Графиня из 18 века, пишет прелестное письмо молодому человеку из 21-го. Он тоже пишет письмо, ну, или историю о письмах...

Два очаровательных афериста любви : де Вальмон ( Фавн и тот ещё чёрт, без рогов, но наставляющий рога другим), и Маркиза де Мертей ( Маркиза падших ангелов и "тёмная колдунья"), оплетающие всех и вся паутиной интриг.
Они раньше были вместе, поклонялись одному богу любви, но потом, расстались, словно бы пали с тёмных небес этой грешной любви.
Юная, словно мотылёк, Сесилия Воланж, только что вышедшая из монастыря, и переписывающаяся со своей подружкой, оставшейся в нём : девичий шёпот сердец, горячий и сбивчивый шёпот... Бедная, обожжёт она крылья, полетев на ложное солнце любви, отражённого в тёмных лужицах глаз де Вальмона, и оживут", задышат "лужицы" паутинками, морщинками лучистой ряби, словно бы что-то в душе де Вальмона, почувствует истинный свет и любовь, жажду этой любви, и невозможность до неё дотянуться, словно душа существует где-то в тёмной глубине ложных чувств, в танталовом аду Дон Жуана.
Может, потому он и пытался "завоевать" другую девушку, строгих и религиозных взглядов - де Турвель.
Желание не столько осквернить бога в другом человеке, сладострастно наблюдая, как бог - пал, и он, занимает его место, сколько желание всего тёмного и злого, стремиться к свету и любви, стремиться по привычке, в образе ангела ли, демона ли, человека... стремиться, и не знать, не помнить, чем этот свет и душу обнять, как вобрать его в себя, и потому уничтожать этот свет, пожирать его, проникать в него, превращая в подобное себе.
Наивная Сесиль любит такого же наивного и юного кавалера Дансени,и, как и положено на земле, им не дано быть вместе. Она ночами молится богу, чтобы не думать о де Вальмоне, но, как это часто бывает у женщин ( и не только, ибо мужчины молятся иному и иначе), этим она ищет лишь повод, с жаром, со слезами думать о нём же, но со стороны, исподтишка.
Маркиза - молится не богу, но порочной любви. Её Душа холодна, словно свет луны в ночи. Её тело - ещё горячо, оно пока ещё хранит отблеск солнца любви, и не только любви... Маркиза де Мертей - Каренина, изменившая своему сердцу( читал ли Толстой "Опасные связи" перед известной сценой глумления общества над Анной в театре?), она - новая Миледи, Клеопатра, колющая от скуки золотыми булавками не груди своих рабынь, сладострастно наблюдая за их исказившимся болью лицами, но свою же грудь, своё сердце, иголкой любви;пронзает, и не чувствует боли. Просыпается на постели с разными, горячими кавалерами, дабы продлить гаснущее тепло её тела, сердца...Она видит
свои же светлые чувства в наивной Сесиль, и не может вынести лика этих чувств, которых она уже давно лишилась, и колит уже их, пронзает её грудь, сердце, душу, проталкивая иголку насквозь, сквозь всего человека, и повергается вместе с ним на землю.
Ночь. холодная постель. Рука скользит змеёй меж бледных лилий груди, впивается, сжимает грудь со слезами и стоном...

Дальше...

Что я там говорил о Маркизе де Мертей? Забудьте! И если её друг - пустышка, марионетка любви, кривляющаяся даже в момент...( тут должен быть спойлер), то Маркиза - мрачный гений любви, самый интересный, живой, прединфернальный образ в романе.
Под её коркой замёрзшей пустоты, плещется скованный океан горячей души. Уже почти с детства, Маркиза знала, чего хочет от жизни и любви ( да, есть такие дети, которые уже с детства чувствуют свою "инакость"), она хотела быть самой жизнью, любовью, а не подчиняться их суррогатам. Маркиза не видела в жизни чистой, идеальной любви, и желала подчинить себе то, что люди сделали с любовью и с жизнью, желала из актёра в пошлой пьесе жизни, стать зрителем и режиссёром, играющим, словно древний бог...

Есть в ней что-то от нимфоманки Ларса фон Триера. Что можно обнять сексом? Тело. А душа? Чем душу обнять и согреть? Вызвать "изменами" любимому, сердцу, любви, небу... ревность с их стороны, дабы они не молчали так страшно, и причинили хоть боль, хоть что-то...?
Нимфоманка искала неба на земле, но утратила способность к оргазму, найдя любимого человека : это стало её адом и возмездием ( одна из особенностей нетерпеливого до "ласк" ада). Маркиза - утратила любовь, веру в любовь, соприкоснувшись с жизнью и бездной, холодно отразившей тёмное небо в душе, опасную бездну, в которой женщины боятся потерять себя.

Кадр из фильма "Анна Каренина" - неподражаемые Самойлова и Лановой. Века сменяют друг друга, а опасные связи продолжаются. Одни жалеют земных и милых "Сесиль". Другие - небесных и кротких де Турвель. А кто, кто пожалеет таких как Маркиза де Мертей? Для них мало небесной и земной любви, они хотят любви невозможной, невозможного: без чего небесное и земное утрачивают смысл и цель, запутываясь в своих опасных, напрасных связях.