3.5

Надо сказать, Мережковский предлагает действительно изящное разрешение давнишней проблемы: как совместить "святость брака" - или, если уж без обиняков, сакральность секса, - с евангельской проповедью безбрачия, "скопчеством для Царства Небесного" и пр.? И классическое язычество, и Ветхий завет пронизаны мистикой сексуальности - а сексуальный опыт действительно может трактоваться как опыт соприкосновения с трансцендентным или по крайней мере послужить его "прообразом"; но для "традиционного" человека сексуальность прочно увязана с размножением, родом, законами преемственности. А в христианстве, считает Мережковский, первично личностное, индивидуальное начало; но для того, чтобы дать зародиться свободной личности, надо отринуть тяготеющее над ней бремя рода (и родового инстинкта). Поэтому христианство и "отрицает" секс (а не потому, что он сам по себе "грязен" или "греховен"). Но это не абсолютное отрицание - снять это противоречие между полом и личностью и вновь одухотворить сексуальность должна, по Мережковскому, грядущая эпоха Святого Духа.

Правда, как вспомнишь, какими методами они её "пришествие" на практике приближали - и смех и грех.

(Там ещё много разудалого фричества, то есть ой, философских размышлений над свежими археологическими находками - на редкость неблагодарный жанр: прошло десять лет, новых данных набралось и ты в луже! Помимо прочего, Мережковский очень старательно ищет Атлантиду и действительно поэтично пересказывает египетские и шумерские мифы).