4.5 Эколлекционный курс

Умберто Эко — не только молодой романист, но и уважаемый учёный, и в некоторой степени я считаю его своим светом (светочем) в окошке: он рассуждает о проблемах, знакомых почти всем, кто пробовал себя в литературе, и рассуждает на очень высоком уровне, до которого невольно хочется дотянуться, чтобы суметь понять проблемы собственные и найти для них какое-то решение. Самообразование, самообразование и ещё раз самообразование.
Если быть откровенной, дочитав книгу, я осознала, насколько же скудны знания мои, и что не зря я так страдала некогда, читая «Имя розы», — и устыдилась. Ну и поделом мне. Такая вот я самоуверенная и несмышлёная, а для многих, думаю, очевиден тот факт, что Эко пишет любые свои тексты только в расчёте на подготовленного читателя. При чтении «Откровений» меня от взрыва мозга спасло только то, что моё образование — наполовину филологическое, и что в годы учёбы я тяготела к философии, пусть даже не всё могла понять: короче говоря, большинство узкоспециализированных словечек оказалось мне по силам, а почти все примеры (книг, авторов, художественных приёмов) — знакомы, понятны и не вызвали вопросов. Да-а-а, книга не для слабаков.

Книга не для слабаков состоит из четырёх лекций, прочитанных Умберто Эко в Гарварде, но никогда не издававшихся под одной обложкой ни на английском, ни на итальянском (таким образом, публикация в 2013 году на русском языке — первая), и включает:
1. «Слева направо» — это воспоминания писателя о том, как он создавал свои романы; автор делится тяготами и опытом писательства: от зарождения замысла до отношений с людьми, прочитавшими книгу.
2. «Автор, текст и толкователи» — а точнее, их философское соотношение: что хотел сказать автор в тексте и как этот текст в дальнейшем понимается толкователями.
3. «Размышления о литературных персонажах» — природа персонажа как объекта познания и тонкости читательского восприятия с философской точки зрения.
4. «Мои списки» — причины и примеры использования списков в качестве художественного приёма.
Каждая лекция интересна и обособлена, между собой они перекликаются только научным подходом к осмыслению той или иной проблемы (причём имя науки — не обязательно «литературоведение»). Между чтением каждой из них по-хорошему надо брать паузу, — чтобы усвоить прочитанное, перепроверить кое-какие факты, найти применение для себя, — и всё равно полностью исчерпать кладезь мыслей невозможно. Поэтому ниже я зафиксирую некоторую часть основных мыслей книги в моём пересказе и своих собственных соображений, список которых в дальнейшем будет пополняться.

***
Чтобы выносить какие-либо суждения по поводу информации, изложенной в первой лекции, нужно прочитать все романы Умберто Эко, причём прочитать хорошо, чтобы понравилось и даже было понятно. На данный момент я прочитала только «Имя розы», но прочитала из рук вон плохо, поэтому можно считать, что не открывала книгу вовсе.
Вывод: прочитать и перечитать книги Эко и вернуться к первой лекции.
Примечание: читать и понимать книги будет легче, если перед этим прочитать первую лекцию.

***
Читатель заключает с автором негласный договор, что принимает на веру описанный в книге мир. Следовательно, автор, отталкиваясь от представлений об эрудированности своего читателя, волен фантазировать в тексте о чём угодно — однако у «чего угодно» есть осязаемые границы, потому что если правдоподобие будет попрано неудачным или наглым образом, это окажется неуважением к читателю — а неуважения к себе читатель ни за что не стерпит, и автор окажется предан забвению. В свою очередь, читатели в соответствии с уровнем своей эрудированности более-менее готовы принять определённые искажения условий, существующих в действительности, потому что хорошо (и вежливо) написанный текст воспринимается ими по тем же психическим «законам», что и реальная жизнь.
И действительно, мы все не раз отмечали, что в чём-то восприятие выдумки и реальности схоже: мы испытаем потрясение, узнав, что Анна Каренина покончила с собой, — потрясение такой же силы, как если бы это случилось с каким-то близким родственником. Однако в дальнейшем восприятие меняется: дочитав роман до конца, мы будем знать непреложный факт, что Анна Каренина мертва (немного взгрустнём и забудем), но испытаем облегчение, что родственник не умер, а мысль об этом была всего лишь минутным наваждением.
Почему мы относимся к литературным персонажам как к реальным людям? В тексте мы идентифицируем их как носителей определённых свойств, и нередко находится персонаж, чувства которого читатель проецирует на себя, потому что в ходе первичной идентификации обнаружил, что у них много общего. С учётом подобного отождествления нет ничего удивительного, что мы испытываем страх или сострадание, глядя на то, что происходит с трагическими героями. Важную роль играет и степень совпадения нарративной стратегии с культурными ожиданиями читателя:

Так, в середине девятнадцатого века читатели проливали слезы и даже рыдали над судьбою Флер де Мари, героини «Парижских тайн» Эжена Сю, тогда как сегодня злоключения бедной девушки оставляют нас цинично безучастными. При этом всего несколько десятилетий назад многих глубоко тронула история Дженни из книги Эрика Сигала «История любви» (и её экранной версии).

И нельзя забывать о том, что люди открывают многие книги только затем, чтобы испытать яркие эмоциональные иллюзии (в таком случае принятие на веру выдуманного мира — уже не негласный договор, а насущная потребность).
Вывод: по тому, насколько сильно читатель сопереживает герою, можно судить, насколько убедительна вымышленная реальность.
Примечание: с поправкой на эрудированность и культурные ожидания этого читателя.

***
Некоторые часто используемые термины и понятия:
Онтологический — объективно существующий.
Эпистемологический — то же самое, что «гносеологический», то есть основанный на познании, познавательно-оценочный.
Доксастические миры — таковы миры мнения, основанные на наших познаниях или вере; а знания человеческого индивидуума, даже выдуманного, как известно, могут зиять дырами и пробелами.
Энциклопедический факт — факт, основанный на знаниях, полученных и доказанных специалистами; то, что мы могли бы проверить на собственном опыте, но предпочли делегировать проверку специалистам.
Партитурный подход — когда автор написал в книге нечто, что в рамках этой книги является бесспорно достоверным. Можно сказать, что партитура — это контекст.
Диагностические свойства — свойства, присущие каждому литературному персонажу или реальному историческому лицу (которое в силу срока давности воспринимается как литературный персонаж), по которым их можно точно идентифицировать, даже если остальные свойства изменились. (Важно при литературном ревизионизме.)
Перцептуальный — связанный с восприятием, обычно подразумевается чистое восприятие без участия разума.
Вывод: положить под подушку философский словарь и спать на нём несколько ночей перед тем, как взяться за чтение «Откровений» снова.
Примечание: не забыть купить философский словарь.

***
Глава о списках оказалась неожиданной, во всяком случае, мне никогда не приходило в голову, что список может использоваться как литературный приём. Но автор приводит такую подробную классификацию и столько убедительных примеров, что недоверчиво относиться к такому подходу становится попросту невозможно.
Списки бывают практические (прагматические) и поэтические (литературные, эстетические). Поэтические списки могут приводиться для того, чтобы передать ощущение невыразимости; или хватить через край; или насладиться самим процессом перечисления; или передать впечатление хаотичности какого-либо явления/события; или… или… Слишком много цитат, оригинальная информация плохо усвоилась.
Вывод: подумать над тем, как можно использовать такой приём.
Примечание: когда созрею для чтения Эко, надо запастись терпением, потому что ни один из его гигантских списков нельзя пропускать. Блин.

***
Продолжение следует (: