3 dzhungli инсайд

Кто-то сварил трубы, на которых только белью было бы не стыдно висеть, поставил метрах в двадцати друг от друга на поляне между девятиэтажкой и детсадом, и с незапамятных времен это место стало заросшим самопальным футбольным полем. Мы – пацаны – всё лето, почти каждый вечер собирались пинать там мяч. Джунглями у нас звались ободранные кусты на краю поля. Туда часто залетал мяч, застревал между вечной грязью и оставленным бездомными барахлом.
Наступали сумерки. Мы косились на ребят с фонариками в мобильниках. Они были особенные, жадничали, оберегая свои мобильники. Мы боготворили их, если луч оказывался в наших руках и выхватывал на траве мальчишеские фигуры, застывшие по щиколотку в траве в раме ворот. И ненавидели их, когда они дразнили полную Луну и нас блуждающим по кирпичам девятиэтажки круглым расплывчатым светом фонарика.
У нас был один такой пацан – Фонарик. Наступили сумерки. Фонарик высветил невысокую ржавую решетку забора детсада. Мы перемахнули через забор, намериваясь пощекотать нервишки сторожу. Он был коренастый, злой и словно срывался с цепи, когда пацаны блуждали среди беседок и качелей.
Фонарика мы кинули, хотели проверить его особенность, жадность его натравить на ярость сторожа. Помнится длинный, словно обретший плоть, луч фонаря сторожа, который гнал нас взашей. Оглядывались и еще ловили то тут, то там паническое мерцание Фонарика и тощую тень от арматуры в руках сторожа. Забор стонал и прогибался под нашими драпающими телами.
Ночь эта потом не вспоминалась, а как всякое тогда позорное схоронилась где-то в школьном сортире. Но что-то все-таки пиналось в голове: мысль, никак не смеющая слететь с уст. Вечерами, на футбольном поле, стало очень трудно искать залетевший в Джунгли мяч. Темно как-то стало. Фонарик больше не светил, погас, пропал, а как бы пригодился его мобильник в этих чертовых Джунглях.

Не кусты были Джунглями, а мы сами ими были. Темными, непроглядными, с хищными звериными оскалами и цепкими когтями лиан.

Войти в Джунгли Юрия Буйды означает...

Войти в Джунгли Юрия Буйды означает потонуть в дерьме с ног до головы, а пока с тебя течет, искать свежую струю, чтобы отмыться. Выбраться на свет, показать чистое личико. Обитатели Джунглей так и делают: бегают всю книгу в говне по уши и изредка моют лица, чтобы потом вновь глотнуть сполна.
Я и задаюсь вопросом: то место, та страна, где живем – Джунгли? Или всё же мы Джунгли, в нас они, из нас сплетены? Народ страны – её отражение, это понятно отчетливо, и без Буйды, а кто не верит в это или не знает, тот легко отделается, если порвет книгу до того, как сблюет натурально и буквенно.
Юрий Буйда окунает в шалавную преисподнюю «низких» слоев нашего населения, загнивающих где-то под Москвой, в местечке Джунгли. Зажми нос, разрешается, потому что смердит смертно, но не моргни – над аттракционом Джунглей вывеска: «Россиюшка современная».
Истории Джунглей так живо передают запахи разложения его общества, что не могут не нести для читателя омерзительного испытания. Герои книги всей своей первобытностью и беззаконием, пряча за спиной заточку, спрашивают: полюбишь ты нас или нет? Сочувствуешь ты нам или нет? У Джунглей насильников, воров, проституток, уродов и инвалидов есть ничтожная щепотка человека внутри. И если принимаешь их со всей грязью и крохоткой света, то Джунгли и рады, душат в объятьях, душат, мне достаточно, спасибо, душат, не отпускают, сука, руку из-за спины выносят, душат, блестит что-то острое в руке, хрипишь рыбой погибающей, душат, раз-два-три в бочину и…