2.5

Как-то с самого начала и не задалось. Да и как не спотыкнуться – уже на 38-й странице – об эдакое: «…И Государь стал брезгливо подписывать смертные приговоры». Какой-то в этом привкус лёгкой вульгарности или недовкусия послышался. Или вот это: «…За окном бежал дождь, мысли сносило в лирику. Подумалось даже об освобождении крестьян». При том, что это не стёб и не пародия, а монументальное произведение, претендующее на глубину понимания. Поэтому, даже регулярно встречая милейшие фразы типа «Вино было дрянным, местный женский пол вполне с ним гармонировал», получить удовольствие всё равно не удаётся – фраза и текст из разных тональностей.
Вот так и бегут себе дальше страницы и строчки: всё мерно, ровно, местами умно, местами не в тон. Но напрасно я пытаюсь высмотреть – не оставил ли автор чего-то от себя лично между строчек и буковок, от чего иное произведение – при общей шершавости – берёт за горло или волнует сердце. Нет там ничего, кроме текста. И от того смурнеет и томится душа читателя (моя душа), ибо потребно ей радоваться, а повода к тому она не находит.