5

Наворачивая борщ с украинским салом (последняя поставка из Сум, крошечный кусочек остался), я в который раз задумался о трагических последствиях разрыва наших культур. Гоголевская проза, в которую я погрузился после этого, очень способствовала такого рода размышлениям.

Кто он, этот загадочный двойственный человек? Он позволяет себе уничтожающую критику своих героев-украинцев. Что же он высмеивает в этих прелестных, гладких юношеских своих повестях? Персонажи его завистливы, скаредны, поверхностны, делают все назло, ленивы и, став мелким начальством, наливаются самодовольством и чванством. Устрашающий набор, встречающийся, славу богу, не в одном, а в разных персонажах, однако трудно не видеть общий прицел сатиры. Такую критику можно вести только изнутри, в качестве самоиронии, от других она будет со всей очевидностью восприниматься как оскорбление. Но с какой любовью выписаны эти «недостатки», как сплетены они с жизнью и природой края!

Читал я в этот раз «Вечера…» в том же издании, что и первый раз, лет двадцать назад. Это книга моего двоюродного прадедушки, 1958 года издания (с пометками красным карандашом и N.B.! на полях), с нечастыми рисунками и тяжеловесным послесловием, которое пестрит цитатами из писем Гоголя, в которых он говорит об «Украине … цветущей части России» и просит родных собирать фольклорный материал. Книги – это памятники своим временам. В каждое время можно уцепиться за вырванную из контекста фразу и вложить в нее свое толкование и смысл.

Вот ведь какие еще шутки играет восприятие – герои книги постоянно сыплют проклятиями в адрес москалей и кацапов. Раньше это воспринималось с улыбкой, как перебранка между своими, как принятый стиль общения в семье, грубоватый, но душевный. Теперь эти места выглядят куда менее забавно.

Но к черту современность! За ней не видно большого художника. Любопытно смотреть, как меняется стиль и язык автора. «Сорочинская ярмарка», пожалуй, самый непричесанный элемент. Здесь язык самый негладкий, рваный, хотя и тут можно почувствовать уникальность гоголевских метафор, ту черту, которую он сам потом будет пестовать в себе и развивать. Дальше дело идет по нарастающей для того, чтобы выдать шедевр «Ночи перед Рождеством», идеальной истории, с какого бока ее ни крути.

Я, пожалуй, поставлю в свои планы «Мертвые души», пора, пора их перечитать.