5

Самое начало 20-го века. Над Европой пронесся сначала вихрь прогресса, а вслед за ним - буря войны. Туда, где война не собрала своей жатвы, пришел поток из красной крови революции. Ведь как говорит один мой добрый друг: чтоб ты жил во времена перемен.
Я друга подправлю, и скажу свое проклятие - чтоб ты писал во времена перемен.

Почти смешные истории. Вы знаете, какие они? Да-да, почти смешные. 4 автора, один другого именитее. 4 сложных писательских судьбы. Если сложить вместе все написанные ними книги - можно собрать небольшую библиотеку. Вы всегда сможете дополнить другими, интересными и не очень, матерыми писателями или малоизвестными новичками. Но имена этих четырех можно высечь в граните: Надежда Тэффи, Аркадий Аверченко, Исаак Бабель, Михаил Зощенко.
Достаточно мудрый редактор сборника собрал рассказы не только по автору, но еще и сгруппировал их по неким, очень точным заголовкам.

Исторические нравоучительные рассказы
Странно, что под этим разделом представлены только два труженика журнала "Сатирикон" - Аверченко и Зощенко, и нет самой Тэффи. Ведь исторические нравоучительные рассказы - это не только пара текстов с легким юмором и неожиданными выводами. Это еще легкий поклон в сторону Всеобщая история, обработанная "Сатириконом" . Конечно, формат книги не позволил бы сказать больше, но и потешных нравоучений вполне достаточно. Самый маленький раздел, предполагающий, что читатель все же возьмется за "Всеобщую историю" или уже знаком с ней.

Демоническая женщина и другие «жильцы белого света»
О, эти странные, удивительные, обычные люди. В самой их обычности прячется чертик из табакерки, который так и норовит выползти на свет божий. О чем же еще писать, как не об окружающей действительности?
Тэффи, к примеру, дает самый что ни на есть женский взгляд на человеческие необычности. Известнейший ее рассказ "Демоническая женщина" открывает книгу и задает тон разделу. Но и прочие тоже хороши. Милые женщины, неглупые мужчины, странности семейного быта и не меньшие странности общества.
Тонкий юмор, легкий сарказм и великолепное знание человеческой природы - это и Тэффи, и Аверченко. Но если Тэффи легка и воздушна, то Аверченко кажется внушительнее. Нет, не тяжеловесным, как вы могли бы подумать, а более основательным, по-мужски так основательным.
Если Тэффи создает зарисовки, этюды, то у Аверченка - законченные произведения.

«Мы будем, будем, будем счастливыми!»
Кто может больше сказать о счастье, чем человек, потерявший его? Так говорит и Тэффи, чьи воспоминания о дореволюционных годах наполнены печалью. Это даже не рассказы, а сказки, но веселее не становится.
Это и слова Аверченка, он тоже говорит о счастье былом, делая героями свои рассказов детей.
Я решилась читать серию рассказов в дореформенной кирилице, с ятями и прочим счастьем. Через две-три страницы эти яти стали как родные, а язык зазвучал самыми необычными нотками спокойной жизни самого начала 20-го века. Чего и желаю потенциальным читателям. Дети во всей их непосредственности - вот основной мотив этого цикла.
Великолепная, залитая солнцем и несравненным еврейским говором Одесса - вотчина Исаака Бабеля, говорит в его рассказах сотнями голосов, не унывая и не отчаиваясь, словно знает, что все бури рано или поздно проходят, надо только переждать и крепче привязать имущество.

Дюжина ножей в спину революции
Что делает в таком сборнике политика? Ничего особенного, просто есть еще несколько взглядов на суровую действительность, не зашоренных обязательствами или страхом. Взгляд такой бросает Аверченко. Он не жалеет ли левых, ни правых, только случайные жертвы, попавшие в жернова истории. Самый запоминающийся его рассказ в этом цикле - Трава, примятая сапогом. С юмором, с оптимизмом даже, автор говорит о самых страшных вещах.
Исаак Бабель с его рассказом Вечер у императрицы, как говорится, сделал мне вечер. Его постреволюционный Петербург пугает своим ощущением безнадежности и потери. А у Тэффи нет даже юмора и легкости для описания своих чувств. Она становится сухой и злой, или же слабой и растерянной женщиной.

Человеческое воображение ничто перед коммунистической действительностью
Оооо, самый обширный раздел, ведь сюда подключается Зощенко, который с характерным для него сарказмом говорит самую настоящую правду о самой невероятной для нас коммунистической действительности. Можно ли жарить блины на Масляную, если у управдома нет муки? Проводить или не проводить электричество, если по углам квартиры отклеились обои? Во что реорганизовать очередной монастырь и как экономить на дровах, не экономя трубы? Ненаучная фантастика, да и только.
У Бабеля своя коммунистическая действительность, перекроившая Одессу, но он, тем не менее, умудряется прятать это за плотным фасадом романтики бандитов и налетчиков. А еще все это скрыто сочным, ярчайшим языком, незабываемыми выражениями неподражаемых персонажей.
И Тэффи. Тэффи снова язвит, Тэффи пускается в цинизм и яд. Она пишет "О мужичках", и от ее рассказов уже не хочется смеяться, только слезы наворачиваются на глаза.

Скучно у них. Ужасно скучно. Метро да синема… (эмигрантское)
Кто, как не Тэффи, может рассказать, каково оно - жить и творить на чужбине, осознавая, что твоя Родина потеряна. Как долгие годы мириться с тяжелой эмигрантской участью, учится жить по-новому и творить по-новому.
Вслед за ней в "ссылку" едет Аверченко, но он уже весь свой яд вылил в "Дюжина ножей в спину революции".

Никто из этих писателей не прожил счастливой жизни. Аверченко умер в эмиграции в 44 года. Тэффи прожила достаточно долго, чтобы увидеть вторую мировую войну и то, что делала коммунистическая действительность с ее родиной. Бабеля расстреляли в 39-м. Зощенко всю жизнь мучился от душевной болезни, пока, после длительной травли властями, не умер.
Они оставили свое наследие, свои мысли, желания, скорби и надежды. Оставили свой опыт и знания, и все это с одним пожеланием -

Мы все когда нибудь будем, мы обязаны быть счастливыми.