2 Лекарство от скуки

Возьмем наугад любое предложение из этого сборника рассказов: «Включив устройство ночного видения, Стефания отчетливо разглядела своего друга Штофрегена: тот был встрепан, в безупречном партикулярном платье, с шейным платком в горошек и, насколько видела Стефания, в атласных панталонах, натянутых опасно туго». Слова и предметы из эпохи XIX века – и тут же устройство ночного видения. Вызывает недоумение, не правда ли? В принципе, книгу можно дальше не читать: больше ничего нового там не будет. Она построена только на одном приеме – вкраплении в мир классической русской литературы разнообразных технических усовершенствований, главным образом по части космических полетов и оружия. Ну еще синтетические цыплята в качестве еды. Полки здесь не уланские и драгунские, а легкоглайдерные, гусары не скачут на лошадях, а летают на космических кораблях, а во всем остальном персонажи, по замыслу автора, не меняются: те же чины штабс-капитана и ротмистра, те же нормы этикета, та же психология.

Главной задачей Хаецкой становится стилизация обычного приключенческо-фантастического сюжета под русскую литературу золотого века. Кажется, автор этого не очень и боится, недаром она училась на кафедре стилистики журфака ЛГУ. Отсылки к знакомым всем произведениям узнаются уже на уровне названий рассказов: «Два офицера» – «Два гусара», «Перед балом» – «После бала», «Буран» – «Метель», «Дикий подпоручик» – «Дикий помещик». Правда, сходство остается сходством только на уровне названий, дальше не идет. Макс Фрай в послесловии сравнивает «Звездных гусар» с «Героем нашего времени», что не совсем верно: на роман Лермонтова книга прямо не ориентирована. Да, она написана в форме сборника новелл. Да, здесь есть корнет Ливанов, строчащий свои записки, но рассказывает он больше не о себе, а о других. Здесь есть местность, аналогичная Кавказу, – планета Варусса, на которой живут незамиренные дикари. Время от времени встречаются детали, как будто прямо списанные с Лермонтова: штабс-капитан Пахаренков рассуждает о мечтательности, изнеженности и излишней романтичности юного поколения, так же как Максим Максимыч не может понять, что сейчас такая за мода скучать у молодежи. Или в последней истории, как и в «Фаталисте», идет речь о сверхъестественном и один персонаж предрекает другим смерть, как Печорин видит отпечаток смерти на лице Вулича и говорит ему: «Вы нынче умрете!» «Звездные гусары» ориентированы не на «Героя нашего времени», а на русскую классику в целом. Можно вспомнить, например, «Капитанскую дочку»: Петр Гринев попадает в буран, его спасает Пугачев и привозит на постоялый двор, напоминающий разбойничье логово, – герой Хаецкой Ливанов также оказывается в трудной ситуации во время бурана и может замерзнуть насмерть, но тут его спасает экс-предводитель степных разбойников Бельский. В основном же подражание классике идет не на сюжетном уровне, а на уровне языковой стилизации. Многие находят, что выполнена эта стилизация хорошо, и хвалят язык автора. Не могу с этим согласиться: автор просто к месту и не к месту употребляет слова вроде злополучный, фланкирована, кунштюк, манкировал и, прости господи, вопияла, пытаясь следить за тем, чтобы на каждой странице был примерно одинаковый процент нужной лексики. Однако, видимо, все литературное мастерство автора уходит на работу над языком и она забывает о том, что у текста есть и другие важные уровни. Например, Хаецкая часто использует здесь композицию «рассказ в рассказе», ну, знаете, когда один из персонажей вдруг начинает вспоминать молодость и рассказывает что-то интересное, становясь еще одним рассказчиком наряду с уже имеющимся. В «Звездных гусарах» историю, изложенную в «Диком подпоручике», рассказывает Кокошкин, и записана она с его слов – но тогда повествование должно вестись с точки зрения именно Кокошкина, чего не происходит: мы узнаем и о тех событиях, непосредственным участником которых тот не был. Конечно, можно предположить, что ему потом другие пересказали все, что они думали и чувствовали, тем более что Кокошкин женится в итоге на одной из героинь, но зачем же так строить композицию, если не хочешь вести повествование от лица кого-то конкретно? Или вот подпоручик Мухин, к которому попадает дикарь Бураган, умеющий произносить только свое имя. В рассказе Мухин и Бураган общаются между собой и хорошо понимают друг друга – только непонятно, каким образом.

В общем, форма у книги, мягко говоря, необычная. Но это не главная проблема. Самое печальное то, что больше в ней ничего нет. Читаются новеллы легко, но так же легко и забываются. Доходит до того, что открываешь рассказ, который читала вчера, и не можешь вспомнить, на чем же остановились, что вообще происходит: за день все выветрилось. Персонажи не обладают запоминающимися характерами, что было бы очень удобно: было бы легче их различать. Ну разве что Стефания не такая, как другие девушки-героини, а так все одинаковые. Сюжеты новелл – по сути анекдоты, которые рассказывают друг другу от скуки. И остается только один вопрос: зачем было все это писать и придумывать, какой в этом во всем смысл? Ах нет, еще один: почему Макс Фрай в послесловии называет это утопией? Кажется, мы с ней читали разные книги. Что общего имеют между собой утопия и гусары на глайдерах?