5

Обожаю аудио книги, когда читает хороший актер! Владимир Самойлов, корый читает Рубаи Омара Хайяма, как раз пример такого замечательного слияния прекрасного чтеца с изумительной поэзией.

Мне было лет 10-12 , когда покойная бабушка подарила мне маленькую книжечку рубаи в абсолютно потрясающем оформлении (Тебризская миниатюра). Эти коротенькие стихи сразу же покорили мое сердце.

В этот раз, конечно, воспринимала поэзию Хайяма совсем по-другому, чем в юности. Заново подивилась его свободолюбивой, чуть не богохульственной (по тем временам) лирике, стремлению к пониманию духа, нежели чем следованию букве ислама. Его отношение к жизни поистине философично, как и его отношение к смерти.

В этот раз я обратила особое внимание не повторяющийся мотив глины и изделий из глины, керамики, как символа смерти (возраст что ли настал такой? Но мне это кажется ужасно трогательным!)

Вчера зашел я в лавку гончаров,

Проворны были руки мастеров.

Но не кувшины я духовным взором

Увидел в их руках, а прах отцов

Невольно вспомнилась классифицация основных картин сотворения мира, которую я прочитала у Алана Уоттса, который протипопоставляет иудео-христианскую (куда, конечно входит и мусульманская) традицию, которая подразумевает создание мира Творцом из глины, индийской традиции мира как театра, где Бог играет все роли, и китайской традиции "проращивания" мира, его развития органическим путем от простого к сложному.

Хайям потоянно возвращается к мотиву глины и керамики

Чья плоть, скажи, кувшин, тобою стала?

Певца влюбленного, как я, бывало?

А глиняная ручка, знать, была

Рукой, что шею милой обвивала

Но близок ему и образ мира, как театра:

Будет прав, кто театром наш мир назовёт,
Все — мы куклы, а кукольник — сам небосвод
На ковре бытия он нам даст порезвиться
И в сундук одного за другим уберёт

Тонкий юмор, доброжелательное отношение даже к тем, кто критикует поэта, эпикурейское отношение к жизни и любви и философское отношение к смерти - все это характерные черты, за которые обожаю рубаи и могу читать/слушать их и когда весело, и когда грустно